EXO - Ороборо//Арлекин

10.03.2015 в 11:45

Пишет  Корейский Песец Шу:

Ороборо: Арлекин (КайЁль) Мастер-пост

Цикл "Ороборо"

Название: Ороборо: Арлекин
Автор: Корейский Песец/Шу-кун/Ie-rey
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Пак Чанёль, камео - Чон Юнхо
Рейтинг: NC-17
Жанр: лирическая полисАУ, романс, экшн, юмор
Размер: макси
Коллаж/арт: Румба Каталана// Areum & Evan
Предупреждения: специфические фетиши со всеми вытекающими
Размещение: запрещено
Авторские примечания: Преданность приводит к предательству, а из предательства рождается надежда. Пусан, Техас, ж/д вокзал и горячая штучка с миной в руках — для кого-то и это может стать началом романа. По заявке: КайЁль, полицейская АУ, романс. Входит в цикл миди "Ороборо"/сделайте вид, что это миди
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/2976462

Ороборо: Арлекин

1. Персональная горячая штучка Пак Чанёля
2. 1000 и 1 попытка Пак Чанёля сердцу приказать
3. Дебют Пак Чанёля в роли преступника
4. Лишний на небе «ноль»
5. Теория расчёта размера члена «на глазок»
6. Список фетишей Пак Чанёля
7. Ревнующий эвкалипт и сонный мишка-коала
8. Чуть-чуть не считается
9. Слишком мой
10. Грязь, чёрствость и ложь убивают его
11. И такое бывает
12. Последствия дебюта Пак Чанёля в роли парламентёра

tbc

Ороборо читать дальше

Цикл «Ороборо» продолжает работу «Энгармония Ким Чонина» ficbook.net/readfic/2333530
В «Энгармонии» каждой паре соответствовал определённый звук (нота/аккорд), в «Ороборо» каждой паре соответствует определённый минерал (добродетель/порок/назначение = тройной круг).
Если кто-то решит, что камни-талисманы в работах выбраны не просто так, а в зависимости от заявленных героев и пар, то этот кто-то будет прав на все сто процентов.
Ороборо — символ философского камня, эликсира жизни, вечности и цикличности времени. Изображается как змея, кусающая себя за хвост. В рецепт Ороборо входят элементы, каждый из которых требует особого приготовления и содержит в себе как добродетель, так и порок. Одни говорят, что всего их дюжина, другие говорят, что дюжина «чёртова», но малая (11) или большая (13), точно не знают.
Всё, что вы не хотели знать о талисманах, но придётся... )))

Ороборо: Арлекин — опал-арлекин (КайЁль)
Ороборо: Изгоняющий кошмары — хризолит (КайСу) / ожидается
Саммари: Кёнсу — профессиональный наёмник, который получил специфический жестокий заказ. Его «мишень» — популярный год назад айдол — ничего не видит после предыдущего покушения, и лишь его единственный друг — пёс Чип — пытается защитить хозяина и от прямых нападений, и от лживых друзей.
Ороборо: Черепашка в наследство — яшма (КайХо)
Ороборо: Обнажённая истина — аквамарин (КайЛу)
Ороборо: Звезда в рукоятке стилета — сапфир (КайСин)
Ороборо: Драконова радуга — гематит-кровавик и алмаз (КайРис)
Ороборо: Господин Демон — горный хрусталь-двойник (КайСэ)
Ороборо: Молитва — церковный аметист (КайМин)
Ороборо: Чётки на сто восемь — нефрит (КайБэк)
Ороборо: Подвеска с заклинанием — сердолик (2Чон=КайЧен)
Ороборо: Амулет игрока — кошачий глаз (Као=КайТао)
+ bonus track!12! Ороборо: Кольцо честности — гранат-пироп (ЧонКай=Чонин/танец)
+ hidden track!13! (скрытый фик)

Я люблю его!!!!!!!

@темы: ссылки, фанфики, EXO, Chanyeol, Oroboro, Kai

---

EXO/SHINee - Связанный

05.03.2015 в 04:09

Пишет  Корейский Песец Шу:

Связанный (КайТэ) Мастер-пост

Название: Связанный
Автор: Корейский Песец/Шу-кун/Ie-rey
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Ли Тэмин, камео - DBSK + ВиМин (BTS)
Рейтинг: NC-17
Жанр: НФ, мех!АУ/БТ!АУ, экшн, драма, юмор, романс, х/к
Размер: макси
Коллаж/арт: Румба Каталана//Areum & Evan
Предупреждения: планируется 5 частей - миди, на данный момент - 2/5
Размещение: запрещено
Авторские примечания: Меха!AU + вселенная ©BattleTech. Внутренняя Сфера VS Кланы. Во время военного напряжения между Синдикатом Дракона и Кланами идёт борьба за политическую власть внутри Сферы. Всё решается в "Мире Игр" на планете Солярис-7 во время поединков между боевыми роботами разных стран. Одна проблема - бушидо Синдиката запрещает подобные бои, поэтому за Синдикат сражаются ронины. Дорога Чести Кланов тоже не располагает. Но...
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/2418068

Оригами — «искусство белого листа», поделки из бумаги
Оригами 1/2
Оригами 2/2

Судоку — популярная головоломка с числами.
Судоку 1/2
Судоку 2/2

tbc - читать дальше

Фугу — блюдо яп. кухни из некоторых видов ядовитых рыб семейства иглобрюхих, содержащих яд тетродотоксин. В Японии фугу считается деликатесом и пользуется большой популярностью. Если рыба фугу приготовлена неправильно...
Связанный 3. Фугу

Тэпподама — пули; так якудза называют своих бойцов, подразумевая «то, что можно и должно использовать без раздумий».
Связанный 4. Тэпподама

Они — демон.
Связанный 5. Они

Глоссарий

"Связанный" косвенно связан с фф "Огнём и снегом, и шёпотом звёзд..." ficbook.net/readfic/615382 и является спойлерным для него. Знакомиться с "Огнём и снегом..." не обязательно, вся необходимая информация будет даваться по ходу изложения истории нынешней)


Бо­евые ро­боты ― это на­ибо­лее мощ­ные во­ен­ные ма­шины, ко­торые ког­да-ли­бо создавались людь­ми. Впер­вые раз­ра­бота­ны тер­ран­ски­ми уче­ными и ин­же­нера­ми. Вы­сота боевого ро­бота ― до две­над­ца­ти мет­ров. Во­ору­жение сос­тавля­ют ско­рос­трель­ные ору­дия, лазеры и ра­кеты. Ог­не­вая мощь ро­бота спо­соб­на по­давить ог­не­вую мощь лю­бого про­тив­ни­ка, кро­ме дру­гого ро­бота. Не­боль­шой тер­мо­ядер­ный ре­ак­тор пре­дос­тавля­ет бо­ево­му ро­боту практически не­ис­черпа­емые энер­ге­тичес­кие ре­сур­сы. В си­лу сво­их конс­трук­тивных особенностей ро­бот лег­ко мо­жет быть адап­ти­рован для ве­дения бо­евых дей­ствий в лю­бых климатических ус­ло­ви­ях, на­чиная от выж­женных сол­нцем пус­тынь и кон­чая при­поляр­ной тундрой. ©BattleTech


Tiger (Тигр)
Модель ― без аналогов, на базе Destroyer (Разрушитель)
Масса: 67 тонн (70 у Разрушителя)
Шасси: стандартное укреплённое, конструкция не идентифицирована
Мощность двигателя: 600 Standard
Крейсерская скорость: 150 км/ч
Максимальная скорость: 300 км/ч
Прыжковые ускорители: 10
Прыгучесть: 500 метров
Броня: ферроволоконная, сплав не идентифицирован
Вооружение: много съёмных деталей, что допускает различные вариации по желанию пилота. Изначально при обнаружении робота:
6 ER Больших Лазеров
4 ER Средних Лазера
2 ER Малых Лазера
3 ПИИ
Запас РДД и РБД + пусковые установки
3 вибропилы
2 гарпуна
1 гранатомёт
10 пулемётов
внешняя баллистическая защита
внешняя электрозащита
уникальный ключ на пилота
Изготовитель: предположительно команда судна Астория Бин (Синдикат Дракона)
Система связи: HCFA 3105 8.2
Система наведения и слежения: HCFA 3100 19.5


Snow Fox (Снежный Лис)
Модель ХХХ18
Масса: 20 тонн
Шасси: Hellion Slopeback V1 (Четырехногая)
Мощность двигателя: 200 Standard
Крейсерская скорость: 100 км/ч
Максимальная скорость: 170 км/ч (200 км/ч с MASC)
Прыжковые ускорители: 4
Прыгучесть: 120 метров
Броня: ферроволоконная Compound Alpha
Вооружение:
4 ER Средних Лазера
2 ER Малых Лазера
1 пулемёт
1 резервная РБД
Изготовитель: Клан Ледяного Хеллиона (Hector MechWorks Facility Beta)
Система связи: HCFA 3035 2.0
Система наведения и слежения: HCFA 3097 15.8
Примечание: «Снежный Лис» ― интегрированная конструкция, не модульный ОмниМех, поскольку он был разработан прежде всего, чтобы заполнить то, что Кланы описывают как роль конницы: быстрое нападение и немедленное отступление. Редкая модель и довольно сложна в освоении из-за типа «квадр» (конструкция на 4 ногах, 98% Мехов двуногие). У конструкций на 4 ногах есть как достоинства, так и недостатки, но лишь немногие пилоты способны освоить квадры достаточно хорошо, чтобы использовать их в бою с максимальной эффективностью. Неопытные и непривычные к квадрам МехВоины всегда опрокидываются, зато своеобразная походка «Лиса» у опытного пилота затрудняет прицеливание, поэтому по «Лису» сложно попасть. Кланеры используют «Снежных Лисов» для обороны и разведки.


КВБ ― кор­пус внут­ренней бе­зопас­ности Син­ди­ката Дра­кона. На 3106 год ди­рек­тор КВБ ― Пак Ючон.


Кла­ны ― пос­ле­дова­тели Ке­рен­ско­го, раз­де­лив­ши­еся из-за внут­ренних кон­флик­тов. Пол­ноправ­ные чле­ны кла­нов сво­им про­ис­хожде­ни­ем обя­заны ге­нети­чес­ко­му ― ис­кусс­твен­но­му ― от­бо­ру (вер­но­рож­дённые). Сиб-груп­пы ― груп­пы де­тей от оди­нако­вого ген­но­го ма­тери­ала. Эти груп­пы пос­то­ян­но тес­ти­ру­ют­ся, в ре­зуль­та­те че­го про­ис­хо­дит от­сев. От­се­яв­ши­еся нап­равля­ют­ся в низ­шие кас­ты. Лю­дей, ро­див­шихся ес­тес­твен­ным пу­тём от жен­ской осо­би пу­тём не­кон­тро­лиру­емо­го (слу­чай­но­го) спа­рива­ния, они през­ри­тель­но на­зыва­ют «воль­но­рож­дённы­ми». Оби­та­ют в Пе­рифе­рии, пи­ратс­тву­ют, пос­то­ян­но во­юют, иног­да выс­ту­па­ют в ро­ли на­ём­ни­ков, пред­при­нима­ли по­пыт­ки по­корить Внут­реннюю Сфе­ру. ©BattleTech


Ко­ор­ди­натор ― вер­ховный пра­витель Син­ди­ката Дра­кона, фак­ти­чес­ки это сли­яние в од­ной дол­жнос­ти им­пе­рато­ра и сё­гуна. На 3106 год Ко­ор­ди­натор ― Шим Чанмин.


Ла­зер. Ис­поль­зо­вание ла­зера как бо­ево­го ору­жия ос­но­вано на его спо­соб­ности кон­цен­три­ровать мощ­ней­ший по­ток теп­ло­вого из­лу­чения на ма­лой пло­щади по­вер­хнос­ти. Бор­то­вые ла­зеры, ус­та­нав­ли­ва­емые на бо­евых ро­ботах, де­лят­ся в за­виси­мос­ти от мощ­ности ге­нери­ру­емо­го теп­ло­вого по­тока на ма­лые ла­зеры (МЛ), сред­ние ла­зеры (СЛ) и боль­шие ла­зеры (БЛ). Кро­ме стан­ко­вых бо­евых ла­зеров, су­щес­тву­ют и пе­ренос­ные мо­дифи­кации. ©BattleTech


Об­щес­тво «Чёр­ный Дра­кон» ― Ко­курю-кай. Про­тив­ни­ки ре­форм Те­одо­ра Ку­риты по ли­бери­зации об­щес­тва Син­ди­ката, кон­серва­торы. В 3058 го­ду ор­га­низо­вали по­куше­ние на Ко­ор­ди­нато­ра, но по­тер­пе­ли не­уда­чу. В 3106 году ещё шевелятся остатки общества. Занимаются террористической деятельностью.


Про­тон­но-и­он­ный из­лу­чатель (ПИИ). Бо­евое ору­жие. По­ража­ющий эф­фект соз­да­ет­ся за счёт за­рядов ― сверх­плот­ных струй ус­ко­рен­ных про­тонов или и­онов, раз­го­ня­емых маг­нитным ус­ко­рите­лем. При встре­че за­ряда с по­ража­емой целью пос­ледняя ис­пы­тыва­ет раз­ру­ша­ющее воз­дей­ствие мощ­ной удар­ной вол­ны и вы­сокой тем­пе­рату­ры. Ука­зан­ные свой­ства де­ла­ют ПИИ од­ним из на­ибо­лее эф­фектив­ных ви­дов ору­жия. ПИИ-ус­та­нов­ки вхо­дят в ком­плект стан­дар­тно­го бор­то­вого во­ору­жения бо­ево­го ро­бота. ©BattleTech


РБД (ра­кеты ближ­не­го дей­ствия) Ору­жие, при­меня­юще­еся для по­раже­ния це­ли, на­ходя­щей­ся в пре­делах пря­мой ви­димос­ти. Бо­его­лов­ки РБД бы­ва­ют двух ви­дов: фу­гас­ные и бро­небой­ные. Име­ют ра­ди­ус дей­ствия мень­ше од­но­го ки­ломет­ра. Обес­пе­чива­ют точ­ное по­раже­ние це­ли, уда­лён­ной не бо­лее чем на 300 мет­ров. Вмес­те с тем по мощ­ности они пре­вос­хо­дят РДД. ©BattleTech


РДД (ра­кеты даль­не­го дей­ствия) Ис­поль­зу­ют­ся для по­раже­ния уда­лён­ных (вне пре­делов пря­мой ви­димос­ти) объ­ек­тов. Каж­дая РДД не­сёт бо­его­лов­ку, на­чинён­ную мощ­ной взрыв­чаткой. ©BattleTech


Син­ди­кат Дра­кона (Им­пе­рия Дра­конис) Го­сударс­тво бо­лее или ме­нее на­поми­на­ет по сво­ему ус­трой­ству сред­не­веко­вую Япо­нию. Во­ины сле­ду­ют прин­ци­пам са­мура­ев, на­чиная от вер­ности и доб­лести в бою и за­кан­чи­вая обя­затель­ным ри­ту­аль­ным са­мо­убий­ством (точ­нее, ста­ра­ют­ся сле­довать). На про­тяже­нии поч­ти всей сво­ей ис­то­рии Син­ди­кат был край­не аг­рессив­ной дер­жа­вой. Зна­читель­ная часть на­селе­ния ― ко­рей­цы и ин­дий­цы. ©BattleTech


Солярис, то есть «Мир Игр», притягивал бойцов на управляемых боевых машинах изо всех империй, входящих во Внутреннюю Сферу. Столица, Солярис-Сити, была разделена на пять основных секторов, каждый из которых идентифицировался с одним из Великих Домов Внутренней Сферы. Воины, прибывавшие из различных государств, старались селиться в «своем» секторе, среди представителей своего народа и биться на своей, местной, арене. Во всем пространстве, населенном и освоенном людьми, Солярис был одним из немногих миров, где допускалось смешение рас. Такой же привилегией пользовалась и Терра, нейтралитет которой поддерживался КомСтаром.
Синдикат Дракона долгое время игнорировал игры на Солярисе и запрещал ввоз на свою территорию головидов с записями поединков и чемпионатов. Провоз таких головидов приравнивался к контрабанде оружия. Те драконовцы, что осмеливались участвовать в играх, как правило, были ронинами. Ими восхищались ― за смелость, и их призирали ― за нежелание подчиняться правилам. В Синдикате со временем сложился перевес в сторону негативной оценки ронинов. Интерес к битвам на Солярисе приравнивался в обществе к увлечению порнографией. ©BattleTech

Виктор Иэн Штайнер-Дэвион ― военный и политический деятель Федеративного Содружества, второй Звездной Лиги, Комстара и Республики Сферы. В 3061 Виктор сменил стареющего Анастасия Фохта на посту Военного прецентора Комстара, но уже год спустя, после гибели своего брата Артура Штайнер-Дэвиона, он покинул орден, чтобы возглавить борьбу против своей сестры Катерины. По завершению гражданской войны и смещения Катерины с престола Виктор вернулся в Комстар.
Дети: Кицунэ Курита (3063) {от Оми Курита}, Джейд Дэвион (3068), Бёртон Дэвион (3072), Ли Дэвион (3072) ©BattleTech


Связанный ― это пленник, удерживаемый в форме договорного рабства, пока его не освободят или не примут в Клан.

@темы: ссылки, BTS, DBSK, EXO, КайТэ, SHINee, fanfiction

---

EXO - Нарушая правила (КайЛу) + 6 иллюстраций

04.03.2015 в 07:01

Пишет  Корейский Песец Шу:

Нарушая правила (КайЛу) Мастер-пост + иллюстрации

Название: Нарушая правила
Автор: Корейский Песец/Шу-кун/Ie-rey
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), мимосусликом У Ифань в роли Криса Ву
Рейтинг: NC-17
Жанр: колледжАУ, романс
Размер: миди (овер 20к)
Коллаж/арт: Румба Каталана//Areum & Evan
Предупреждения: !штампы!, троп «ученик и учитель», ахтунг! — романтика оф песетс! ну и кинки, просто кинки *подумал и дописал* общечеловеческие
Размещение: запрещено
Авторские примечания: Иногда предрассудки больше того, что они могли бы собой представлять, но мало кто желает это видеть и с этим бороться. Иногда «это всего лишь любовь, с которой сбиты оковы» ©Глория Эстефан
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/2689063

Нарушая правила 1/3
Нарушая правила 2/3
Нарушая правила 3/3

@темы: ссылки, EXO, КайЛу, мишколени, фанфикшн

---

Кай (EXO)

15.01.2013 в 15:59

Пишет  geek in checkers:

14.01.2013 в 22:54

Пишет  Mati Soliver:

Знакомьтесь, танец - это Чонин, а Чонин - это танец.
Вообще, ни для кого не секрет, что в мире очень много хороших танцоров. Не много, но достаточно по-настоящему одарённых людей. И только единицы умеют жить танцем. К ним я отношу Чонина.

берегите траффик

Это мог бы быть пост об этом парне, как таковом, со всеми фактами, моментами биографии, но я не умею такое писать. Интересно, почему?.. Могу только описать то, что я чувствую, когда смотрю на него.
Сначала был тизер. "Этот парень классно танцует", - подумала я и ушла пить чай. Вернулась, не дойдя до кухни, и посмотрела ещё раз. "Ок, он охренительно танцует". Потому что не каждый может выразить чувство одним лишь движением пальцев.
Потом было ещё много тизеров, да, в которых я убеждалась, что я, кажется, совершенно очарована. Этот тизер помог мне осознать, что Чонин творит волшебство. Примерно на этом тизере я поняла, что этот парень умеет летать. Даже не летать, - порхать, как будто для него нет никаких границ.
После дебюта я слишком увлеклась изучением других парней, но глаза почему-то всегда находили Чонина. Именно Чонина, не Кая, - ведь Чонин не холодный. Он горячий. В нём живёт страсть. Вы только посмотрите на его мимику, когда он танцует! Его харизма - это нечто, конечно.
Чонин кайфует сам от себя, он уверен в себе, да, he's sexy and he knows it, но при этом он ещё и нежен, и элегантен. Это заметно и в старых записях, и в последебютных. Плюс к этому, он может импровизировать и танцевать с самой искренней улыбкой, - только от того, что он танцует, только от того, что его мечта сбывается.
И конечно, то выступление, во время просмотра которого я рыдала от восторга.
Angel вообще во многом особенная песня для меня, что уж говорить о лайвах.
О Чонине можно сказать многое, но это, наверное, тема для отдельного поста, этот же целиком о его танце. На самом деле, меня всегда притягивали люди, в которых есть искра и любовь к жизни в любых её проявлениях. Думаю, никто не будет отрицать, что танец - величайшее искусство, и для того, чтобы овладеть им, нужно посвятить ему всего себя. Именно это Чонин и делает. Ему плохо - он танцует. Ему больно - он танцует. Он счастлив - танцует тем более.
Чонин умеет создавать целый мир вокруг себя; он заставляет меня чувствовать совершенно невообразимую гамму чувств; мне никогда не хватит слов, чтобы рассказать вам о том, как Чонин живёт танцем. В конце концов, это нужно просто видеть и этим нужно наслаждаться.)

@темы: ссылки, EXO, Kim Jongin, Kai

---

EXO - КайСин

03.03.2015 в 01:16

Пишет  Корейский Песец Шу:

Чёрный, лохматый и ещё маленький (КайСин)

Название: Чёрный, лохматый и ещё маленький
Автор: Корейский Песец/Шу-кун/Ie-rey
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лэй (Чжан Исин)
Рейтинг: PG-13
Жанр: фэнтэзи!AU, юмор, сказка
Размер: крупный мини
Иллюстраторы: Румба Каталана//Areum & Evan
Предупреждения: преслэш
Размещение: запрещено
Авторские примечания: ЮмоСказка для Шуна. Своеобразная форма выбрана из-за своеобразного содержания. Сказка о паладине, который пытался понять, кого же Бог ему послал...
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/2826963

Чёрный, лохматый и ещё маленький

Карьера Лэя началась внезапно для самого Лэя. Он даже представить себе не мог, что его однажды рукоположат, а поди ж ты. Не то чтобы он был отстающим в семинарии или хуже всех прочих, но в силу собственной рассеянности и любви к основательным умозаключениям, требовавшим времени и известной мозговой активности, считался не самым успешным. Мягко говоря.

Наставник латыни, конечно, мягко не выражался, а бил словом наотмашь, как мачугой.

— И в каких это облаках, сын мой, ты изволишь витать, скотина ты эдакая? Что ты мне суёшь, я тебя спрашиваю человечьим языком! Что это за малюнки криворукого борзописца?

— Живописца. — Лэй имел неосторожность поправить наставника. — Борзописец — это не совсем туда, то есть...

— Ты мне тут ещё умничать собрался?

— Боже упаси, да разве я посмею? — с искренним недоумением пробормотал окончательно сбитый с толку Лэй. Он никак не мог понять, что не так с его упражнением, ведь всё сделал правильно. Немного неаккуратно и с исправлениями — никуда не денешься, но правильно же.

— Так ты ещё и имя Божье поминаешь всуе? — взъярился пуще прежнего наставник и исступлённо затряс сшитыми листами с упражнением — прямо перед носом у Лэя. Разумеется, Лэй чихнул. Ну а кто бы не чихнул, получив в нос заряд мелкого обсыпного песка с плотных страниц? Любой бы чихнул. И теперь наставник стоял весь такой... как оплёванный, короче.

— Простите, — пробормотал Лэй, осторожно вынул из рук у остолбеневшего наставника листы, попятился и сел на место. От греха подальше. И вежливо сказал напоследок: — Будьте здоровы.

Наверное, эти слова следовало употребить к иному случаю, но ничего умнее в голову не пришло. А через миг Лэй вылетел в дверь под визгливые вопли наставника:

— Чтоб ноги твоей тут не было! Бегом к аббату, мерзавец! Пусть назначит наказание! И попадись мне только! Шкуру спущу и скажу, что так и было!

Лэй остановился на широкой галерее, огляделся по сторонам, открыл листы на нужном упражнении и всё проверил. Ну правильно же! А деваться некуда всё равно. Он понуро поплёлся в покои аббата за наказанием, ведь наставник же проверит после занятия.

Лэй скромно поскрёбся в дверь, дождался дозволительного оклика и зашёл в кабинет аббата. Тот сидел за столом и заполнял амбарную книгу собственноручно, хотя заниматься этим полагалось кастеляну.

— Что на этот раз натворил? — с мягкой улыбкой спросил аббат, на миг подняв голову над книгой и подслеповато прищурившись.

— Не знаю, ваше преподобие. Наставнику не понравилось упражнение, но там всё правильно.

— Неси сюда.

Аббат просмотрел упражнение и довольно кивнул, потом подставил кулак под подбородок и вздохнул.

— Сколько ты уже в учениках ходишь?

— Четыре года, ваше преподобие.

— Четыре, надо же. Совсем большой. Курс латыни у тебя тоже четыре года, а экзорцизм?

— Вчера сдавали, ваше преподобие.

— И как?

— Хорошо.

— То-то и оно, что хорошо. А давай мы тебя рукоположим?

— Прямо вот так? — не поверил собственным ушам Лэй.

— А тебе, что, консилиум собрать надо? Или лично Папе написать?

— А можно? — заинтересовался вдруг Лэй подобной перспективой. Это же столько всего в письме можно Папе рассказать про монастырь и отца Домнуса, что подворовывал на кухне даже в пост и на праздники. Чтоб он лопнул. Не Папа, а отец Домнус, конечно же.

— Нельзя, — жестоко порушил все лэевы надежды аббат. — Я тебе говорю, что мы тебя рукоположим и предста-а-авим.

— А может, не надо представлять? — оробел Лэй перед столь явно замаячившим перед ним ярким будущим. И он ещё не верил, что это всерьёз. — Может, только рукоположить? Немножко?

— Ещё скажи "совсем чуточку, чтоб на зуб попробовать", — ядовито подсказал аббат. — Нет уж, всё по правилам. Рукоположим и предста-а-авим. И будет тебе даден соответствующий реквизит. И пойдёшь ты к людям, нести свет и сеять добро... Или сеять свет и нести добро? Хотя неважно.

— К людям-то обязательно разве, ваше преподобие? Я бы лучше в наставники, может? Или вот на кухню хотя бы вместо отца Домнуса, который...

— Вам всем на кухне мёдом намазано? Что вы как мухи? И все к отцу Домнусу цепляетесь! Тот от голода пухнет, бедный...

— Так если б от голода! — обиделся Лэй.

— От голода! День и ночь постится каждый Божий день!

— Удивительно, и как только до сих пор ноги не протянул, — едва слышно пробормотал Лэй.

— Вот! Ибо Святым Духом...

В дверь постучали, приоткрыли, и в щель получившуюся голову просунул помянутый отец Домнус.

— Ваше преподобие, крыса в чугунок свалилась. Дайте кота завести, а?

— Чтоб он жрал в три горла, как и ты, и валялся брюхом вверх? — загремел аббат. — Сам крыс лови! Приду вечером и проверю, сколько наловил!

— Так как же я буду...

— А вот так! Меня не волнует! Но чтоб поймал всех! Или самого котом сделаю и веник вместо хвоста вставлю! Вон! Хотя нет. Куда пошёл? Зови отца Августа, сейчас сразу и рукоположим, чего тянуть-то?

— Ваше преподобие... — заволновался Лэй, не ожидавший рукоположения вовсе. А если и мечтал порой об этом, то точно не так себе это представлял, а как-то... более торжественно, что ли.

— Цыц! Совсем тут распустились! Что за вольности? Возьмём и рукополо-о-ожим. Чтоб было! Четыре года, лоб какой уже. Пора бы! Зря тебя кормили, что ли?

— Так отец Домнус...

— Что отец Домнус? Ты мне зубы-то не заговаривай! Быстро сюда отца Августа, пока он буйствовать не начал.

— Отец Август? — пришёл в ужас отец Домнус. — Отец Август добр и кроток аки агнец небесный, куда уж ему...

— Дурень! При чём тут отец Август? Я про этого недоросля! — Аббат потыкал пальцем в сторону застывшего столбиком Лэя — тот честно пытался свыкнуться с мыслью о рукоположении и представлении. Судя по огромным и чуть испуганным глазам, получалось не то чтобы плохо, но сомнительно.

— Что случилось, ваше преподобие? — Отец Август влетел в кабинет галопом, задравши на бегу рясу. Бедный весь запыхался и загнанно озирался по сторонам. — Снова призраки шалят?

— Да если бы... Вот! — Аббат навёл палец на Лэя.

— Одержимый?

— Тьфу! Да куда там... Рукоположить и предста-а-авить надобно.

— Прямо сейчас?

— Вот сей же миг, — подтвердил аббат, сцапал со стола томик Библии в обложке из коровьей кожи и бодро пошагал к двери, рявкнув на Лэя: — За мной!

Маленькая процессия из аббата, Лэя, отцов Августа и Домнуса шумно протопотала по галерее, спустилась по лестнице вниз и ввалилась в старую часовню, которой пользовались исключительно для проведения особых таинств. Лэй и опомниться не успел, как отец Домнус его придвинул к ступеням, накрытым алым полотном, и заставил преклонить колени.

— Внимай, сын мой, — строго велел тщедушный отец Август, что внезапно обрёл представительный вид, и тут же перешёл на арамейский, которого Лэй не знал. Лэй честно пытался внимать, но это трудно, если ни слова не понимаешь. Он просто старался кивать в такт словам отца Августа и надеялся, что дальше хуже уже не будет.

Куда уж хуже-то?

— Трах-тибидох-тибидох, — значительным тоном завершил свой непонятный монолог отец Август. И лязгнул хвостом. То есть, хлопнул в ладоши, конечно же. Но лучше бы хвостом...

На ступенях перед Лэем возник прозрачный сосуд, по размеру — вот как если бы Лэй сжал кулак, оно бы и вышло. И внутри сосуда сидел бесёнок. Чёрненький, с блестящими глазёнками, рожками и хвостом с кисточкой. Выглядел он как картинка в крошечных меховых штанишках и жилетке. Серьёзная такая картинка с недовольной миной на лице. Бесёнок отчётливо хмыкнул и повернулся спиной к Лэю. Ещё и демонстративно скрестил руки на груди. Кончик хвоста раздражённо подёргивался.

— Во-о-от! — довольно протянул аббат. — Ты погляди, что тебе Бог послал...

— Лучше б кусочек сыра, — мечтательно протянул отец Домнус и тут же зашипел, ибо аббат без сомнений и угрызений совести наступил ему на ногу. — О-о-ой...

— Видишь, сын мой, Отче Наш тебя возлюбил и послал достойного... хм... подручного. Он, конечно, худосочный пока, ну так не из рая же взяли. Хм-хм? Серным душком отдаёт, но это тоже ничего, прополоснёшь в речке пару раз — вонь и отобьётся. Наверное. Да... В общем, всё. Рукоположили, предста-а-авили, помощника дали, собирай манатки и вперёд — навстречу подвигам, славный паладин с душой, изведанной...

— Прямо сейчас?

— А когда? Поспеши, пока кто-то другой не занял твоё место! Подвиги ждать не станут! А слава церкви? А слава Божья? А добро посеянное? Отец Домнус!

— Ваше преподобие?

— Сосисочку баварскую в дорожку герою будущему отложите. Свеженькую. Всё-таки событие. Не каждый день рукополагают. И пущай кастелян шубейку какую даст, чтоб задницу себе не отморозил.

— Но...

— Молчать! Бери своё счастье, — аббат сунул Лэю в руки склянку с бесёнком, организовав крохе землетрясение в миниатюре, — дуй за сосиской и шубейкой, и чтоб к вечерне духа твоего в монастыре не было! Не то собак спущу!

— Так нет у нас собак...

— А почему нет? Кого мне спускать прикажете? Отца Домнуса? Он сейчас у нас на положении кота. Кстати...

Отец Домнус тут же рванул к выходу, вопя на ходу:

— Ваше преподобие, одну крысу вот уже почти поймал!

— Вот! Всё, сын мой, с глаз долой — церковь тебя не забудет. Я помолюсь о твоей душе сегодня же. Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня. Всё!


***



Вот так внезапно Лэй оказался рукоположен, представлен и без крыши над головой к исходу дня. Зато со склянкой и бесёнком. И он не представлял, что ему с этим делать. То есть, он-то знал, конечно, что при рукоположении и представлении паладинов одаривают Небеса благословением, но, видать, у Небес лично к Лэю имелся какой-то свой собственный непонятный счёт. Иначе почему?!

И за что?!

Бесёнок продолжал гордо восседать на дне склянки спиной к Лэю и делать вид, будто он так, загорает тут, а Лэя в упор не видит.

— Тебя хоть как зовут?

Бесёнок что-то нацарапал на белом клоке, вынутом из пустоты, и накинул клок себе на спину. Надпись на латыни претенциозно гласила: "Закрыто. Переучёт".

— Если ты говорить не умеешь, это ничего. Я, конечно, не самый разговорчивый на свете, но могу и за двоих болтать. Но хорошо, что ты грамоте обучен.

Бесёнок шумно вздохнул и театрально закрыл ладонью глаза, выразив столь нехитрым жестом все свои соображения по поводу умственных способностей Лэя.

— У тебя голова болит? — забеспокоился Лэй. Бесёнок закрыл лицо обеими руками в жесте крайнего отчаяния.

— Ты несчастлив и страдаешь? Бедняжка...

Бесёнок тихонько обхватил колени руками и опустил на скрещенные запястья голову, вероятно, смирившись с умственными способностями напарника и потеряв желание прибегать и дальше к пантомимам.

— Так как тебя зовут?

Бесёнок никак не отреагировал на вопрос.

— Ты такой тёмный, и впрямь серой воняет...

Лэй остановился у ручья, вытянул из сумы платок для протирки дерева в часовне, подошёл к берегу и деловито вытряхнул бесёнка из склянки на ладонь, тот неловко шлёпнулся лицом вниз, забавно ткнувшись рожками и взмахнув хвостом. Лэй намочил платок и накрыл им бесёнка.

— Совсем сдурел?! — неожиданно мощным баском взревело из-под платка.

Лэй торопливо сдёрнул платок и озадаченно уставился на бесёнка, который катался по ладони и яростно чесался.

— Тихо ты... Да не мечись так... Что тебя так корёжит, как черта от лада... на... — Лэй поднёс платок к носу и поморщился. — Ой...

— К чёрту твоё "ой"! Придурок, ай... жжётся же теперь... Ну дурак... ы-ы-ы... Больно-о-о...

— Прости, ладно? Я не подумал. — Лэй осторожно кончиком ногтя почесал бесёнку спину. — Лучше?

— Угу-ы... Ещё тут вот почеши. И здесь вот. Эй, куда? Хвост не трогай! И убери лапы от моей задницы! Тебе приятно будет, если я твой зад буду щупать?

Лэй всерьёз задумался, попытавшись представить себе подобную картину. Бесёнок очаровательно залился румянцем.

— Снимаю вопрос. Извращенец он ещё... — Он уселся на ладони Лэя, почесал шею и под подбородком, нахмурился и сердито сообщил: — Ты это... слова выбирай в моём присутствии. Я ещё маленький.

— По-моему, ты больше и не станешь, — предположил Лэй.

— Слышь? Ты думать вообще умеешь? Я тебе сейчас не про размер толкую, а про возраст. Разницу улавливаешь? Да? Нет? Твоя моя понимай?

— И сколько же тебе лет, деточка? — заботливо просюсюкал Лэй, потому что сердитый бесёнок выглядел уморительно милым.

— Всего двести десять, — понурившись, признался по большому секрету тот.

— Сколько? — едва не выронив великовозрастное дитя в ручей, возопил Лэй.

— Ты это... контролируй себя только, ладно? — ухватившись ручонками за его большой палец, попросил бесёнок, с опаской поглядывая на воду. — В проточной воде нельзя меня полоскать, понял? Меня вообще полоскать нельзя, чай не ряса.

— Угу... — Лэй легонечко подбросил бесёнка на ладони над водой. — Так как тебя зовут?

— Садюга, пытки, да? А я тебя не боюсь! — Бесёнок с трудом выпрямился и гордо подбоченился.

— Да-да, я вижу. — Лэй снова подбросил бесёнка, поймал, ещё разок, но вот поймать уже не смог. Бесёнок с воплем долетел до водной поверхности, добротно окунулся, через миг вынырнул, фыркая и отплёвываясь, поднялся на ноги и смешно прошлёпал к берегу по мелководью. Он выглядел мокрым, жалким и тощим. И Лэй устыдился: протянул руку к бесёнку и тут же возмущённо вскрикнул, когда его больно цапнули зубами за палец.

— Ты чего кусаешься?

— А что мне делать? Молиться на тебя, что ли? Ты посмотри только! Ты знаешь, сколько это всё будет сушиться? А как потом будет выглядеть?

— Но ты такой грязный...

— Я не грязный! Я смуглый! Ну что за кретин, а? За что мне это?

— Нет, это мне за что? Я просто спросил твоё имя.

— Кай! Доволен теперь? Отстал, да? Отстал? Руки убери, а то я тебя не так ещё цапну!

— Да ты же совсем крошеч... — Лэй осёкся, когда у него на глазах бесёнок вдруг принялся расти до устрашающих размеров и превращаться в волка с такой пастью, куда Лэй и целиком бы поместился без труда.

— Что ты там вякнул? — прогудел волчище.

— Беру свои слова обратно, — послушно кивнул Лэй и слабо улыбнулся.

Волчище тут же принялся скукоживаться до крошечного варианта.

— А почему ты тогда такой вот сейчас? — Лэй снова посадил Кая себе на ладонь.

— Походный вариант. Затрат меньше. Ты тупой или притворяешься просто?

— Нет, я ничего не знаю про таких... существ, как ты.

— Угу. Давай договоримся?

— О чём?

— Ну, нам же обоим ясно, что я не нужен тебе, да и ты мне как собаке пятая нога. Но раз уж мы повязаны этим дурацким рукоположением и твоим паладинством, то пускай каждый будет сам по себе. Я не лезу в твои дела, а ты не лезешь в мои. Идёт?

— Ну... А это нормально?

— Ещё бы.

— Тебе ничего за это не будет?

— С какой это стати, если теперь только мы решаем свои дела?

— А... Ну хорошо тогда, — растерянно пробормотал Лэй. В самом деле, какая ему польза от мелкого беса? Ну ладно, он не всегда мелкий, как показали полевые испытания, но бес же, как ни крути.

На том и порешили. Полакомились пусть вкусным, но скудным ужином и легли спать.


***



Утром случился апокалипсис бесовского масштаба.

Лэй поначалу ничего и не понял, просто увидел полного скорби и безутешного Кая в склянке. Потом разглядел, что на дне склянки валяется рог, а на голове у Кая остался лишь левый.

— Он же отрастёт?

— Я тебе бык, что ли? Куда отрастёт? Он единственный и неповторимый... Был. Скажи ещё, что ты девственник! Рот закрыл, а! Быстро! Ничего не говори! Не хочу этого слышать! Как ты мог?! Теперь и второму хана придёт... Какой позор! Я буду безрогим... Совсем безрогим... Жизнь кончена, а мне всего двести десять! За что?!

Кай скомочился на дне склянки несчастным меховым клубком, у которого к полудню в самом деле отпал и второй рог.

Бедный Лэй из последних сил сдерживал хохот. Ему было очень жаль страдающего Кая, но это выглядело настолько смешным и нелепым, что удержаться от смеха и впрямь становилось почти невыполнимой задачей.

— Мои рожки... Мои красивые, бедные, несчастные рожки... — бубнил Кай в склянке.

Лэй отчаянно кусал губы и мужественно давил смех в зародыше, пока мог, но спустя несколько причитаний разразился-таки безудержным хохотом. Кай вконец обиделся и не разговаривал с ним до самого вечера. Напрасно Лэй убеждал его, что без рожек он намного симпатичнее, Кай не желал быть симпатичным, он желал быть рогатым, потому что высшим существам положено быть рогатыми, а Лэй просто ничего не понимал в этой жизни.

К вечеру же Лэй вышел к небольшой деревушке на окраине Сурского леса, где и решил попроситься на ночлег. Крестьяне потребовали в качестве платы очистить от духов старую мельницу у реки, там и дозволили переночевать, коль Лэй управится с задачей. Выдали ему лучину, немного масла в бутыли, воды для освящения и удалились всем людом на безопасное расстояние, а попросту говоря, разошлись спать по домам.

Лезть в темноте куда-то не особенно-то и хотелось, тем более под всякие подозрительные скрипы и вздохи. Страшновато всё же, но и не будешь же ночевать на холоде у воды.

Лэй сглотнул, запалил лучину, взял в другую руку бутыль, где смешал воду и масло, напряг память, вспоминая подходящий к случаю отрывок на латыни, и поставил ногу на первую ступень. Дерево душераздирающе заскрипело под ступнёй, едва не сделав Лэя заикой на всю оставшуюся жизнь. Он перевёл дух и поставил ногу на вторую ступень. Тишина. Третья тоже оказалась надёжной, зато четвёртая заскрипела громче первой. К скрипу присоединились деревенские собаки дружным хором, зато на седьмой заткнулись — наверное, не смогли взять такую высокую ноту. Лэй плечом толкнул тяжёлую створку и ввалился в тёмное помещение, где его лучина благополучно погасла.

— Твою мать, — очень тихо и очень вежливо, но с чувством высказался Лэй. И повторил громче: — Твою. Мать.

На него из тьмы пялились красные глаза. Зрелище впечатляло, особенно когда воображение услужливо дорисовало примерный размер твари и прикинуло внешний облик навскидку.

— Э... Ин номинэ Патрис....

— Грхм? — утробно рыкнули из тьмы.

— Простите. Мэ кульпа... — попытался иначе Лэй.

— Р-р-рх?!

— Да, не то что-то... А вы кто вообще будете? Ведь не местный же?

Тварь во тьме поперхнулась и булькнула.

— Бедняга одурел от твоей наглости, — услужливо пояснил усевшийся на плече Лэя Кай. — Кто бы мог подумать, что ты в одиночку попрёшь против кутуса. Я тебя недооценил, выходит. Чем ты его кончать будешь? Где у тебя что припрятано?

— Ку... кутуса? — севшим голосом уточнил Лэй, сделав поправку в воображении с умножением на два. Кутусами называли духов, питавшихся кровью с земли, где кого-то несправедливо убили. Это проходили на занятиях по экзорцизму. Высший уровень. А Лэй отучился только четыре года и явно не тянул.

— Угу. У тебя припрятан артефакт типа кусочка подлинного Креста, да? И ты молчал? А нехило припрятал — я ж даже не чувствую его. Ну, доставай уже, а то кутус сейчас очухается. Твоя наглость, конечно, убойна, но одной её тут не хватит.

— Боюсь, у меня она одна.

— В смысле?

— В смысле, что кроме неё...

— Ты больной, что ли? Зачем тогда полез? — возмутился Кай.

— А может, ты его того?.. цапнешь немножко?

— Ему и множко не хватит. И мы же договорились, что...

— Если меня не станет, договор потеряет всякий смысл! — воззвал к здравомыслию Кая Лэй.

— В принципе, ты прав, но я не понял, почему надо сохранять договор за счёт моих зубок? И ты мне рога должен, кстати. Те самые, над которыми ты так беззастенчиво ржал всю дорогу. И...

Красные глаза во тьме придвинулись чуть ближе к Лэю.

— Понимаешь, это было непроизвольно... Я очень сожалею, что смеялся над твоими, несомненно, изумительными и прекрасными рожками, но, понимаешь! Ай! Если меня не станет... Сделай что-нибудь!

— Вот так всегда... — Судя по голосу, Кай спрыгнул с плеча Лэя. — Продолжай говорить про мои прекрасные рожки — меня это успокаивает.

— А тебя точно надо успокаивать? Может, подбодрить как-то?

— Куда уж больше? Нет, успокаивай. Давай, втирай про рожки.

Во тьме что-то шмякнулось и тихо завыло.

— Ага... рожки... Твои прекрасные рожки, такие остренькие и чёрненькие, с изящным изгибом на... как эта часть называется?

— Спинка... рога... — отозвался из мрака Кай, и у Лэя что-то пролетело над головой. Он пригнулся предусмотрительно и продолжил с вдохновением:

— Да, изящный изгиб на спинках рожек или рожков? Рожков. И эти великолепные основания рожек...

— Потом почешешь, кстати, это приятно.

— Как скажешь. Много ещё?

— Ещё чутка. Продолжай про рожки.

— Ага, так вот, твои очаровательные рожки...

— Какие? — недовольно засопел Кай. И что-то мощно грюкнуло, потом покатилось.

— Великолепные, вот! — быстро исправился Лэй и нашарил лучину, кое-как высек огонь и прищурился от показавшегося ярким света. Ему примерещилось, что впереди мелькнул тёмный человеческий силуэт. Лэй моргнул и уставился на растерзанного кутуса. Бедняге свернули шею — просто и без затей.

— Это ты его так?

— Ты что? Я же маленький, куда мне. Он сам. Как я ни пытался, но так и не смог ему помешать покончить с собой. — Кай вновь сидел у него на плече и беспомощно разводил руками. — Самоубийца, представляешь? Ты б молитву прочёл какую, что ли, не лежать же ему тут век тушей дохлой.

— А, да, — спохватился Лэй и послушно забубнил "Отче Наш", потом только опомнился — в самом конце, когда туша кутуса осыпалась прахом. — А разве тебе...

— Ну я вроде как с тобой, у нас договор, все дела, так что порядок, угу. Спать сегодня вообще будем? И я есть хочу, кстати. Гляди, там под рядном булки лежат. За подвиги нам же положено по булке, правильно?

— Куда тебе целую булку?

— А это не твоё дело. Я пытался спасти кутуса от самоубийства — заслужил. Давай булку.

— Да ты же не сможешь один её заточить, посмотри на себя...

— Эй, я тебя спрашивал, смогу или нет? Я тебе сказал — булку давай. Ты жадный, что ли? Тебе для меня булки жалко? Одной несчастной и чужой? Той, что плохо лежит? Можно сказать, для единственного друга? Ну ты и скряга... — Кай обиженно отвернулся и надулся, как мышь на крупу.

— Ну... если ты настаиваешь... — Лэй озадаченно взял две булки, пристроил на чистой доске и ссадил с плеча Кая, легонько подтолкнул его к ближайшей булке. — Вот, наслаждайся тогда, раз хочешь всю булку.

Лэй отвлёкся буквально на миг, чтобы достать походный ножик и отрезать ломоть каравая, а когда глянул на доску, мягко говоря, обмер. От второй булки осталась россыпь крошек, посреди этой россыпи "морской звездой" раскинулся Кай и спал себе с совершенно сытым видом, сонно подёргивая хвостом с кисточкой.

— Вот это оголодал, — поразился Лэй, кое-как отпилил себе кусок булки и принялся медленно жевать, разглядывая сопящее крошечное, но уже безрогое чудо. Бесёнок же, вроде как, адский житель, дарован Небом в помощь паладину. Хотя какая от него помощь, бес же. И это его полагалось бы очищать и изгонять. И от ладана ему паршиво, кстати. Точно бесовское отродье. Тогда почему же Лэй должен шляться в столь сомнительной компании? Хорошо ещё, что Кай такой кроха — прятать легко, а то люди бы не поверили, что паладин может ходить в компании беса. Ещё б и на костёр поволокли как колдуна.

Лэя сморило на втором ломте.

Утро началось с громких и наглых требований Кая почесать его "там". "Там" означало сокровенные места на голове, где прежде крепились рожки. Почесать было проблематично в силу толщины пальцев, так что Лэй просто кончиком пальца гладил личного беса по голове, а тот бессовестно жмурился от удовольствия.

— Хорошо, — подытожил он и довольно обмяк пушистой тряпочкой на ладони Лэя. — Пошли уже. Мы ж в лес?

— Мы по дороге, — поправил Лэй, пристроив Кая на плече.

— А-а-а, ну тогда топай. Будут убивать, кричи.

— Типа на помощь звать?

— Нет, посмотреть, как убивать будут, — отмахнулся Кай и уснул.

Лэй сокрушённо вздохнул и потопал, а что ему ещё оставалось при его паладиньей доле, когда и крыши-то своей над головой нет. Где примут, там и ладно, правда, в лесу нигде не примут — никто там не живёт, разве обозы иногда пройдут торговые или процессии какие. Зато за Сурским лесом много деревень и городков, крепости тоже есть. Где-нибудь услуги паладина точно потребуются, лишь бы не на кутуса или ещё кого столь же опасного. Лэю и призраков бы хватило или неупокоенных, или домашней нечисти шкодливой.

Идти самому по себе было скучно, хотя Лэй вроде бы и привык к одиночеству. Но на плече сопел горячий Кай, если б не сопел, шагалось бы веселее под его ворчание. И на плече он казался таким крошечным, почти игрушечным — Лэй непроизвольно накрывал его ладонью, чтобы не уронить или защитить от низко растущих веток. Бес бесом, но всё же компания.

Кай соизволил разлепить глаза ближе к вечеру, потом сладко потягивался и вертелся на плече.

— Ночевать где будем?

— Ручей бы найти. Чтоб вода была под боком.

— Ты б лучше дерево искал.

— Зачем?

— Так волки же. У ручья они тебя резво покромсают, а на дереве не достанут. Хотя...

— Что?

— Хотя могут встать лагерем под деревом и ждать, когда фрукт созреет и сам упадёт вниз.

— Угу. Лучше ручей и развести большой костёр.

— Ну да, ты слышал, чтобы костёр хоть раз кому-то жизнь спас?

— Ну-у-у...

— Подковы гну. Думай. Ты же вроде умный, да?

Лэй упрямо искал ручей, нашёл, потом таскал хворост до темноты — большую кучу. Выложив из хвороста круг, поджёг и обосновался внутри. Правда, дым настырно лез в глаза, нос и рот, но хоть какая-то защита.

— Если не подкладывать ветки, оно быстро сгорит и погаснет, — мрачно отметил Кай, растянувшись в траве и играясь белым цветком. Хвостом ударил по стеблю, и цветок отклонился в сторону Лэя. Лэй щелчком отправил его обратно. Венчик встретился с лицом Кая, испачкав тому щёки пыльцой и заставив чихнуть.

— Ну ты и жук, — грустно подытожил Кай, смахнул пыльцу с лица и притих в траве.

— Ты всегда бесом-то был?

— Кто тебе такое сказал?

— Что именно?

— Что я бес?

— А кто ты тогда?

— Я не бес! — Кай уселся в траве и демонстративно повернулся к Лэю спиной. Потом пробурчал со смертельной обидой в голосе: — Я просто ещё маленький.

— И кто же ты тогда? Просто похож ведь на бесёнка. Хвост вот. И рога даже были. Когда-то.

— Тебе обязательно топтаться по моей любимой мозоли? — мрачно уточнил Кай, обернувшись и уставившись на него исподлобья.

— Э, я не нарочно. Так ты кто тогда?

— Я... понимаешь, это сложный теологический вопрос.

— Чего? — вытаращил глаза Лэй. — Почему это аж теологический вопрос?

— Потому что! — веско ответил Кай. — Предположительно я пока что демоническая форма жизни. Условно.

— Это как?

— Это так! — Кай гордо приосанился, умудрившись провернуть это сидя, но потом грустно поник. — Да просто не знают они, куда меня отнести. Консилиум даже собирали. Пять раз. А толку...

— Я не пойму, ты адский обитатель или небесный?

— Я как тот пострел из сказки... — Кай свернулся в меховой клубок, — везде успел, короче. Они там говорят, что, мол, не уследили, а теперь мучайся.

— За кем не уследили? За тобой, что ли?

— Угу... — Кай совсем не гордо понурился.

— Что-то я ничего не понимаю. Ты белый и пушистый или...

— ...чёрный и в какашках? — с невесёлой самоиронией продолжил Кай.

— Ну, я б сказал, чёрный и лохматый, — попытался подсластить пилюлю Лэй.

— Увы, я серый и скучный. Неважно это. Какая теперь разница-то? Особенно тебе? Спи уже.

— А ветки?

— Я присмотрю, — вздохнул Кай. — Я же поспал днём.

— Ты их и поднять-то не сможешь.

— Слышь, ты, крупный! Спать иди, а? Сказал, что присмотрю, значит, присмотрю. Маленький не значит дохленький, ясно? Булку ты мне тоже давать не хотел. Что вообще за нелепые сомнения? Меня тебе в паладинство приставили не просто же так, наверное. Я тебе не карманная зверушка в склянке.

— Ладно! — примирительным тоном отозвался Лэй, расстелил шубейку, кое-как улёгся и постарался уснуть. Удалось не без труда, но вскоре он мерно сопел в кольце пламени.

Кай обошёл вокруг него, убедился, что спит, и поднялся в полный рост — нормальный человеческий. И хвост в этом облике исчез.

Он склонился над ручьём, умылся, потом всмотрелся во тьму за границей света, тихо зашипел, заставив десяток тощих теней шарахнуться в сторону и удрать подальше в лес.

— Совсем охамели, — тихо проворчал в ночную тишь, подошёл к запасу хвороста и аккуратно подкинул веток в огонь. Несмотря на дым и близость огня, Лэй всё равно ворочался и кутался в шубейку, пытаясь согреться во сне.
Кай обречённо вздохнул, улёгся на траве рядом и притянул Лэя к себе, согревая собственным теплом.


***



На рассвете Кай едва успел уменьшиться и тут же был скинут в траву неосторожным движением Лэя.

— Ну да, ну да, вот тебе и "спасибо", — недовольно проворчал он, выпутываясь из стеблей.

— И что ты тут делаешь?

— Сплю, а то сам не видишь.

— А костёр?

— А что костёр? Волки ушли и сказали, что не вернутся. Я что, дурак, чтобы после этого сидеть и бдеть?

Лэй сокрушённо помотал головой, торопливо умылся, перекусил остатками булки, усадил Кая на плечо и пошагал дальше по дороге.

— Знаешь, я тут много думал...

— Во сне, надо полагать?

— Да, так вот...

— Правда, что ли?

— Не перебивай старших.

— Вот ты только начни ещё возрастом козырять. Тебе сколько лет?

— Ну... девятнадцать.

— Ага. Вроде просто, да? Девятнадцать и двести десять. Чувствуешь?

— Что?

— Как низко пали твои девятнадцать в моих глазах, да? — И Кай выразительно просвистел по нисходящей, звуком изобразив процесс стремительного падения.

— Неважно, я просто хотел сказать, что так и не понял, кто ты такой.

Воцарилась неожиданная тишина. Лэй скосил глаза на Кая и отметил, как тот опустил голову и изучает кончики собственных пальцев на ногах.

— Ты что молчишь?

— А что мне сказать? Что меня не существует? — сердито буркнул Кай.

— Это как?

— Это так, как есть. Меня не существует.

— Ещё немного — и я тут с тобой спячу окончательно. Ты же говорил, что ты демоническая форма жизни. Сложный теологический вопрос!

— Ну вот потому и... условно же. Меня нет.

— Но ты вот сидишь.

— Потому что ты в меня веришь, — едва слышно ответил Кай и отвернулся.

— Но я не понимаю. Этого достаточно? Чтобы я в тебя верил? И ты будешь существовать?

— Ты дурак, да? — Кай смотрел на него с безнадёжным отчаянием. — Меня только ты и видишь.

— А аббат?

— Это спецэффекты.

— Что, прости?

— Побочное действие. Сейчас он бы меня не увидел. Меня только ты видишь. Пока... веришь. Ну... мы все такие. И... — Кай снова отвернулся, — мы мало живём.

— Почему?

— Что ты со своими "почему" да "почему"? А подумать головой? Она тебе зачем вообще? Жевать траву?

— Стоп. Погоди. Но ты же убил кутуса, так? Ты сильный, правильно. И ты точно не просто так, раз я паладин — сам говорил, просто ты ещё маленький, правильно?

Кай излюбленным театральным жестом закрыл глаза ладонью.

— Да... как всё запущено... Я такой, каким ты видишь меня. Я сильный настолько, насколько ты хочешь, чтобы я был сильным. Я могу то, что ты хочешь, чтобы я мог. Пока ты веришь. Но когда ты перестанешь верить... Меня нет. Понимаешь теперь?

— Но почему я должен перестать верить? — терпеливо допытывался Лэй.

— Я не знаю, — Кай сосредоточенно переплёл пальцы на ладошках. — Ты вот мои рога сгубил, а такие красивые были. И чем они тебе не понравились? Ну и... я не знаю, правда. Просто...

Он умолк и снова переплёл пальцы, чуть иначе. Тихо вдохнул и неохотно договорил:

— Они все однажды перестают верить. Почему-то. Никто не знает ответа. Правда. Обычно нас отпускают позже. Сюда. После четырёх сотен лет. Вроде бы не так жалко, ну, они так говорят. А я маленький ещё.

— Тогда почему...

— Ну, вроде как наказан.

— То есть, хулиганил много, — сообразил Лэй.

— Ну... — Кай шмыгнул носом и неохотно покосился на него, потом кивнул.

— Так кто ты такой?

— До сих пор не дошло? — Кай сверлил его возмущённым взглядом.

— Ну... Ты живёшь, пока я в тебя верю, так? И ты такой, каким я могу в тебя верить? И... нет, не представляю, кем ты можешь быть. Плод моего живого воображения?

— Скорее уж, больного тогда, — фыркнул Кай. — Учти, если что-то случится с моим хвостом — я за себя не отвечаю.

— Мне нравится твой хвост. Ты чего покраснел?

— Он не девка, чтоб тебе нравиться. И это мой личный хвост. Нравятся хвосты? Отрасти собственный.

— Господи, какой же ты склочный и мелочный...

— Чья бы корова, а? И руки убрал! Ну! Прочь лапы от моего — моего личного — хвоста! — И с тихой угрозой Кай предупредил: — Цапну ведь.

Лэй подумал и благоразумно отказался от идеи пощупать кисточку на кончике хвоста.

— Ладно, так кто ты такой?

— Нет уж. Когда найдёшь ответ, мы пересмотрим договор, так и быть. Я даже честно попытаюсь с тобой дружить — пока не перестанешь верить в меня. Но ты должен сам понять, кто я. Идёт?


***



Если Лэй думал, что он полон идей и набит ими по самые уши, то к исходу седьмого дня понял, что он глупее, чем сам думал, потому что никак не мог понять, кто же такой его "дар Небес". Он лично убедился, что в самом деле способен сделать Кая таким, каким захочет. Достаточно было лишь верить, что Кай может сломать дерево ударом ноги — Кай ломал. Справиться с лесным духом-шатуном — Кай справлялся. Просто поверить, что Кай идёт рядом, как обычный человек, — и Кай в самом деле шагал рядом и подтрунивал над ним. Пожалуй, Лэй не мог лишь облик изменить в деталях: Кай всегда оставался смуглым, с ослепительной широкой улыбкой, заразительным смехом и яркими глазами.

Но какие бы версии Лэй ни выдвигал, Кай всё время качал головой.

Весь восьмой день Лэй шагал в молчании и с крохой-Каем на плече. И предавался унынию. Он исчерпал себя и не представлял, кем Кай может быть. А предложение подружиться выглядело на этом фоне всё заманчивее и весомее.

— Сдаёшься? — скучным голосом протянул Кай, когда впереди показались городские стены.

— Нет, ещё подумаю, — отчаянно уцепился за соломинку Лэй. В городе точно есть библиотека, можно зайти и попробовать там что-то найти.

Он спокойно прошёл через ворота и двинулся по улице с Каем на плече — всё равно никто Кая не видел.

— Есть что будем? — завидев торговые ряды, спросил Кай.

— Если тебя нет, куда еда-то девается? Зачем тебе вообще есть?

— Но ты же ещё веришь в меня? Значит, я и есть хочу.

— О, вот как...

Лэй с тоской смотрел на прилавки, но толком ничего не видел, просто думал о том, что при паладинстве друг мог бы стать его отрадой. Ведь это единственное, что он мог себе позволить. У паладина нет дома и нет особых вещей, деньги и еду ему давали церковь и люди, зато вот друг... Тогда эта доля стала бы не такой уж и грустной, верно?

— Ангел!

Лэй перевёл озадаченный взгляд на девчушку лет четырёх с замызганным личиком. Она теребила его за рукав и указывала на его правое плечо, где сидел Кай.

— Можно потрогать ангела?

— Э... Она тебя видит? Разве это нормально?

Кай промолчал и отвернулся, а Лэй счёл за благо убраться подальше от настойчивого ребёнка.

— Почему она назвала тебя ангелом?

— Почему бы тебе не спросить у неё? — в тон ему отозвался Кай.

Лэй задумчиво двинулся дальше вдоль торговых рядов.

Ангел. И малышка видела Кая, это несомненно. Но остальные ведь не видели. Ангел?

— Может, перекусим на постоялом дворе? За счёт церкви, а? Есть охота, — пожаловался Кай и потянулся, подхватил хвост и перебрался на левое плечо. — Смотри, вывеска. Заманчивая. Ну? Ну давай перекусим, а то цапну за ухо. Курочку бы, да?

— И куда в тебя столько лезет?

— Не будь жадиной. Ну давай поедим? Немножко.

Лэй свернул к постоялому двору, зашёл внутрь и кивнул хозяину. Тот мигом засуетился и кинулся освобождать стол для Лэя в уголке. Принесли чугунок гречки с тушёным бараньим боком, томлёные в соусе сметанном грибы, курочку только с огня с золотистой кожицей и ароматный каравай белого хлеба.

— Вина или воды? — скороговоркой спросил поварёнок, показав два кувшина.

— Воды, — выбрал Лэй и перешёл к еде, отодвинув блюдо с курочкой чуть в сторону — для Кая.

— Знаешь, я тут всё думал...

— Опять во сне?

— Нет. О том, как та девочка тебя назвала ангелом. Я не уверен, конечно, потому что всегда представлял себе всё иначе, но... наш уговор ещё в силе?

— Который? — Кай положил последнюю косточку на край блюда и упал на свёрнутый холст на столе, блаженно раскинув руки и с сытой улыбкой на губах.

— Если я скажу правильно, кто ты, мы подружимся и пересмотрим договор. Это в силе?

— Допустим. А ты хочешь сказать, что дотумкал наконец?

— Дотумкал. Кажется.

Кай повернулся на бок, подложил ладошки под голову и хмыкнул.

— Ну и?

— Ты уже и не надеешься, что я пойму, да?

— Честно? Я уже устал разочаровываться. И ты всё равно однажды перестанешь в меня верить. Какая разница?

— Я не перестану в тебя верить, — очень серьёзным тоном пообещал Лэй. — Ни за что. Потому что я даже не знал, что ты существуешь.

— Поправка — меня нет, — выразительно покачал пальцем Кай. — Веришь ты или нет — меня нет. Но я живу, пока ты веришь.

— Бред какой-то.

— Ты ничего не понимаешь, пф! Это сложный тео...

— Сложный теологический вопрос, знаю. Ты мне им плешь уже проел! Так вот, я не собираюсь переставать в тебя верить.

— Пф.

— И я знаю, кто ты.

— Пф! — Кай даже отвернулся и закрыл глаза. — Ну, давай, продолжай гадать.

— Незачем. Я знаю наверняка.

— И?

— А я тебе не скажу.

— Ну вообще! — Кай рассерженно уселся на холсте. — Ты издеваешься?

— Именно. Ты — ангел-хранитель, так?

Кай смотрел на него большими глазами и молчал. Молчал так долго, что Лэй заволновался всерьёз.

— Эй, я ведь прав, так? Ну, не молчи! Скажи хоть что-нибудь!

— Дяденька, а с кем вы разговариваете? — Мальчик-поварёнок остановился рядом со столом и испуганно уставился на Лэя.

— Я паладин, — веско заявил ему Лэй.

— А-а-а, — понимающе протянул поварёнок, словно имел дело с душевнобольным, размашисто перекрестился, посмотрел вверх, вздрогнул и убежал по своим делам.

— Что ты сказал? — тихо пробормотал Кай и знакомо переплёл пальцы с сосредоточенным видом.

— Я сказал, что ты — ангел-хранитель.

— Наверное, это не считается.

— Почему?

— Тебе подсказали.

— Неправда! Ангел и ангел-хранитель — это не одно и то же!

— Почему это?

— Потому что ангелы — белые и пушистые, а ты...

— ... чёрный и...

— ...лохматый, да! — торопливо продолжил за Кая Лэй.

— Нет, всё равно не считается. Тебе дали половину ответа — так нечестно.

— Нет уж, погоди!

— И не подумаю. Я так не играю! Меняем задание.

— С ума сошёл! Вынь да положь мне друга и пересмотренный договор, иначе...

— Ну-ну? Перестанешь в меня верить? — Кай довольно улыбнулся.

— Нет, но...

— Да-да?

— Иначе я...

— И-и-и?

— Твой хвост перестанет быть твоим личным, — осенило Лэя.

— Что? Ну это удар ниже пояса, чтоб ты знал! Настоящий мужчина так никогда не поступит!

— А я паладин, мне можно.

— Где такое написано? Руки убрал! Ну! Это мой личный хвост!

— Был твой, стал общий.

— Какой такой общий? А ну, перестань в меня верить! Не желаю жить с этим позором!

— Фигу тебе! И самоубийство — это грех.

— Но верить-то перестанешь ты, а не я.

— Как будто от твоей веры в самого себя что-то изменится, ха!

— Слушай, по-хорошему прошу, не трогай мой личный хвост.

— Ха, пересматривай договор, тогда... Ты! Меня! Укусил!

— И я этим горжусь. И что ты мне сделаешь? Ну что?

— Наверное, продолжу спорить. Странно, но мне нравится.

— Придурок, — тихо проворчал Кай, ухватив кусок каравая. — Мне тоже.

— Что?

— Ничего. Доедай уже. Мы же всё ещё идём по дороге или уже нет?

— Угу. Эй! — Лэй усадил Кая на ладонь и погладил по голове.

— Что?

— Я — честно — не перестану в тебя верить. Хорошо? Ты же ещё ма-а-аленький.

— Слушай, вот тебе обязательно было портить такой момент, да?

Всё

@темы: ссылки, фанфики, EXO

---

EXO - Отравленный стрелы + 4 иллюстрации

03.03.2015 в 01:01

Пишет  Корейский Песец Шу:

Отравленные Стрелы (Крис/Кай)

Название: Отравленные стрелы
Автор: Корейский Песец/Шу-кун/Ie-rey
Пейринг/Персонаж: Крис (У Ифань)/fem!Кай (Ким Чонин), one-side!Лухан (Лу Хань)/фэм!Кай, Чен, Сэхун в роли г-на Зеро, Сухо мимокрокодилом
Рейтинг: NC-17
Жанр: criminalAU, экшн, романс, юмор
Размер: миди
Коллаж/арт: Areum & Evan//Румба Каталана (4 иллюстрации)
Предупреждения: gender switch
Размещение: запрещено
Авторские примечания: ответ на челлендж: фэм!Кай, немножко оттенком троп «любовный треугольник», criminalAU. С отравленными стрелами в кит. астрологии сравнивают звёзды У Хуан и Эр Хэй ― настолько они зловещи. У Хуан пророчит беды, несчастья, катастрофы, а Эр Хэй сулит страдания и смерть супруга. И вместе они лишь увеличивают гнев небес и неудачи.
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/2823362

Отравленные стрелы

Дело было в Макао.
Или Сингапуре.
Или примерно где-то там ещё.
Хотя какая разница,
если в деле замешана красивая женщина?
Тогда всё всегда идёт не по плану.

< Никому мечты не поверяйте, >


Хань думал, что «роковая женщина» ― это просто такой эпитет. Или миф. Он думал так до тех пор, пока её не встретил. Причём встретил в «Берлоге», где женщины не появлялись в принципе. Не считая доступных за соответствующую плату девочек из персонала. Но её никто с такой девочкой бы не спутал. Даже самый последний кретин.

Хань увидел её сразу же, едва зашёл в «Берлогу». Она сидела на высоком табурете у стойки и изящно-небрежно держала в смуглых пальцах стакан с томатным соком. Длинное чёрное платье, узкое, со смелым разрезом на правой ноге, с глубоким v-образным декольте и широкими у запястий рукавами красиво подчёркивало изысканную фигуру. Длинные и немного волнистые тёмные волосы были убраны в сложную причёску из множества аккуратных завитков, скреплённых неведомым образом ― точно не без магии ― двумя резными серебристыми спицами. Довольно рослая для женщины, гибкая и спортивная, с резкими и крупными чертами лица, с непривычной для дамы ямочкой на подбородке.

На первый взгляд она казалась вульгарной ― с чуть небрежно подведёнными глазами, носом с горбинкой, вызывающе алыми полными губами и гладкой смуглой кожей. Но стоило посмотреть на неё больше одного раза ― и взгляд задерживался, скользил по её облику и будто бы заставлял пьянеть лишь от вида её. И если бы Ханя попросили описать её одним словом, он невольно произнёс бы «прекрасная», хоть и понимал бы, что значение этого слова противоречило действительности. Яркая, притягательная ― да, но точно не красотка.

Это называлось иначе.

Она... она была слишком земная и грешная, при этом ― совершенно иная, ничем не похожая на девочек из персонала. В ней ощущался класс. Подле неё любая другая казалась всё равно... всё равно что потрёпанный «форд» рядом с «роллс-ройсом».

Вот так Хань понял, что влип. Вообще он редко влюблялся, а чтобы вот так ― с первого взгляда ― никогда прежде, но в любом правиле есть исключение. Его личным исключением стала именно она ― странная дама в «Берлоге» с удивительно смуглой кожей, притягательная, как магнит. И Хань кусочком железа потянулся к ней, повинуясь пресловутым законам физики. Ведь железу полагалось примагничиваться.

Он присел на соседний табурет и тихо заказал виски, покосился на незнакомку и невольно нахмурился, углядев по левую руку от неё смазливого типчика. Типчик настойчиво пытался обратить на себя внимание этой роскошной дамы, она же ни разу так в его сторону и не взглянула. Возмущённый типчик разъярился и, похоже, вознамерился стащить даму с табурета, чтобы уволочь куда-то в своей сомнительной компании. Так вот, типчик только протянул руку, как застыл в странной позе. От лица враз отхлынули все краски, а губы мелко задрожали.

― Могу отсоединить эти шарики от всего остального, а могу раздавить. Тебе что больше нравится? ― Глубокое, ласкающее слух контральто едва не обратило Ханя в тающий кусочек масла. Благо, что типчик жалобно заскулил, вернув Ханя на грешную землю, ― кажется, ему там вполне себе ощутимо сдавили яйца. И Хань ни капельки идиоту не сочувствовал, потому что тот полез к даме, заслуживающей уважительного отношения.

― Ты уже тут? ― Рядом с Ханем остановился Ким Чондэ. Они работали несколько раз вместе.

― Угу. ― Хань отвернулся и вновь уставился на смуглянку. Та отпихнула от себя несчастного типчика и сейчас допивала свой сок. Полные губы влажно блестели, наводя на неправедные мысли о поцелуях.

― Забудь, ― склонившись к его уху, шепнул Чондэ.

― Почему? ― Хань не отводил глаз от смуглянки.

― Потому что это Каи, а она... гм... приносит удачу тому, кого выбрала, и несчастье ― всем прочим.

― Погоди, она...

― Мастер широкого профиля, как и ты, ― подтвердил Чондэ. ― Ещё умеет работать с электроникой и механикой. «Золотые пальчики». Но помни, что эти пальчики умеют не только открывать двери, но и кое-что давить или отрезать. Знаешь, как её называют?

― Не представляю... Афродита?

― Придурок, ― беззлобно хмыкнул Чондэ, пристроившись рядом и жестом попросив бармена дать ему то же, что и Ханю. ― Её за глаза называют Лянь Чжэнь. Ты китаец, должен в этом шарить лучше меня.

― Лянь Чжэнь... ― Хань задумчиво рассматривал профиль прекрасной незнакомки и понимал, что она в самом деле роковая женщина, если заслужила такое прозвище. Ни одна женщина не пожелала бы себе такого. ― Лянь Чжэнь ― тёмная сторона звезды У Хуан, но У Хуан сама по себе звезда, приносящая несчастье.

― Я тебе о том и толкую ― эта красотка ходит по трупам и даже не замечает этого. Забудь о ней. И не вздумай влюбиться ― тогда совсем плохо всё кончится.

― Такая кровожадная?

― А? Что? Да нет... ― Чондэ кивнул бармену и принял стакан с выпивкой. ― Я сам не знаю её, но вроде бы никто кровожадной её не называл. Скорее, очаровательной, хоть и опасной. Дело просто в том, что со всеми вокруг неё что-то случается. Само по себе. Она ничего не делает, но люди вокруг неё мрут как мухи.

― Я не верю в мистику и прочую чертовщину, ― отмахнулся Хань, поправил галстук и попытался поймать взгляд Каи. Не смог. Она смотрела в другой конец зала и на другого мужчину. Смотрела будто бы искоса, без особого интереса ― так обычно кошка смотрит на беспечную мышку.

― Ого, а он что тут делает? ― протянул Чондэ, тоже заприметив типа в другом конце зала. Тот неспешно двигался мимо столиков к барной стойке. Дорогой светлый костюм, руки в карманах, галстука нет, верхняя пуговица на рубашке расстёгнута. Белокурые волосы небрежно спадали ему на лоб, чуть прикрывая тёмные брови. Впрочем, откинь он волосы со лба ― погоды это бы не сделало. При классической правильности линий ему бы всё было к лицу. Включая внушительный рост.

Каи повернулась спиной к залу как раз тогда, когда высокому типу в светлом костюме до стойки оставалось метров десять.

― Знаешь его? ― уточнил Хань и нахмурился, потому что теперь длинный тип пялился на Каи.

― Ещё бы! Крис Ву. Твой коллега из Европы. Хотя он из Канады, на самом-то деле, но карьеру себе сделал в Европе. Начинал в Праге проворачивать делишки. А ты не слышал?

― Слышал кое-что... Но не видел его раньше. Думаешь, он тоже получил приглашение?

― Шутишь? Он ликвидатор. Он непременно получил приглашение.

― А эта Каи...

― Кто знает? У неё чистое досье. И, как мне кажется, она постарается сохранить его чистым. Проще говоря, при свидетелях она никого не грохнет...

― Господин Ким? Господин Лу? ― Официант в полосатом жилете отвесил почтительный поклон. ― Прошу вас следовать за мной.

Он двинулся вперёд, задержался возле Криса.

― Господин Ву, прошу вас...

Следующей была Каи, как раз допившая свой сок и отставившая стакан.

― Госпожа Ким... ― Пока официант вещал, Крис галантно предложил даме опереться на его руку. Чуть склонив голову к правому плечу, она несколько секунд разглядывала его, затем плавным движением вложила смуглые пальцы в ладонь Криса, одновременно легко и изящно поднявшись с табурета. Гибкая, словно змея. И Каи оказалась вровень с Крисом ― такая же высокая.

Хань и остальные не сразу догадались посмотреть на её ноги и отметить туфли на каблуках. Далеко не десять сантиметров, но достаточно, чтобы догнать Криса в росте.

В компании официанта они добрались до служебного выхода. И вот там-то официант окликнул ещё одного человека:

― Господин Зеро.

Молод, даже слишком, нервный, несмотря на невозмутимое лицо, рослый, но худой, больше похож на яйцеголового, чем на профессионала.

Они поднялись по служебной лестнице на второй этаж, затем долго ехали в лифте. Пентхаус? Похоже на то. И это уже не «Берлога», а комплекс отеля.

Вскоре их повели по широкому коридору с алым ковром на полу.

Хань замешкался, потому что различил блеск на ковровом покрытии. Он наклонился и подобрал украшение с чёрным камнем. Серьгу. Повертел в пальцах и понял, что ошибся. Не серьга, а клипса. И он недавно видел эту клипсу на очаровательном смуглом ушке Каи.

Хань догнал Каи и Криса, коснулся ладонью предплечья Каи, заставив её вздрогнуть и одновременно стремительно, резко и плавно повернуть голову. Невероятное просто движение ― Хань никогда не видел ничего подобного. Сейчас Каи напоминала опасную ядовитую змею, даже двигалась точно так же.

― Прощу прощения, это ваше? ― Он раскрыл ладонь и показал клипсу.

― Да, благодарю. ― Каи внимательно смотрела на него сверху вниз, но её глаза оставались непроницаемыми. И впервые Ханя не смущало, что дама выше него ростом.

Каи легко и невесомо коснулась его ладони, всё равно умудрившись согреть её своим теплом, а когда она взяла клипсу, то тронула ладонь Ханя кончиками пальцев. Её пальцы оказались горячими. Хань настолько не ожидал ничего подобного, что вздрогнул, как от ожога. Невольно он перевёл взгляд на левое ухо Каи и отметил, что оно не проколото, стало быть, Каи не носила серьги, а только клипсы. Необычно. Хань никогда прежде не встречал женщин, носивших клипсы. Все те, кого он знал, предпочитали серьги.

Перед ними наконец распахнули последнюю дверь и впустили в шикарный номер, обставленный со вкусом. Там удобно расположился в кресле невысокий представительный мужчина с безупречным, но неподвижным лицом. Посредник, что ожидаемо.

― Благодарю, что не отклонили приглашения, ― негромко произнёс он, взял со стола бокал с шампанским и жестом предложил гостям занять места, которые они сочли бы удобными.

Господин Зеро примостился в самом тёмном углу, Ким Чондэ уселся напротив хозяина, как и Хань. Каи задержалась у двери, затем сместилась в сторону так, чтобы оказаться за спиной у радушного хозяина, и только тогда она присела на край письменного стола, вытянула руки и сплела пальцы, но продолжила болтать ногой в воздухе. Крис с интересом проследил за ней, однако присоединился к Ханю и Чондэ, потеснив их на диване.

― Некоторые из вас знают меня...

Каи криво улыбнулась, приподняв левый уголок рта. Похоже, она в самом деле знала этого безупречного типа.

― ...но я всё равно представлюсь. Ким Чунмён. Вы можете звать меня Сухо. Я представляю интересы заказчика. Итак, ― Сухо откинулся на спинку кресла, закинул ногу на ногу и сложил ладони поверх колена, ― вас здесь пятеро. Начнём, пожалуй, с леди. Ким Каи, специалист широкого профиля, предпочитает или работать без шума, или взрывать всё к чёртовой матери.

― Всё или ничего, ― негромко проронил Крис, устремив на Каи одобрительный взгляд.

― Что-то в этом духе, ― так же тихо подтвердила она своим божественным контральто.

― Далее, О Сэхун, который предпочитает называть себя господин Зеро, притаился в тёмном углу. ― Все полюбовались на нескладного типа. ― Лучший специалист восточного полушария по системам. В том числе, охранным. Может открыть и закрыть всё, что ваша душа пожелает. А ещё ― спроектировать любую игрушку, которая содержит хотя бы одну микросхему. Непризнанный гений.

― Слишком громко сказано, ― буркнул из угла Сэхун-Зеро и затих.

― Кого бы мне назвать следующим... Крис Ву, ликвидатор. Полагаю, его репутация вам всем известна. Если нужно кого-то убить, зовут именно его.

Крис демонстративно вскинул руку, словно поприветствовал толпу поклонников, затем откинулся на спинку дивана и уставился на Сухо с откровенной насмешкой во взгляде.

― Ким Чондэ, тот, кто много говорит и много знает, информатор и шпион. Прошу пускай не любить, но жаловать, ― невозмутимо продолжил Сухо, и Чондэ тоже всем помахал рукой. ― И... Лу Хань, второй специалист широкого профиля. Предпочитает сначала стрелять, а потом смотреть, в кого попал. Надо ли мне напоминать, какие грешки на совести у каждого из вас, и за что вас разыскивает полиция в двух десятках стран?

На присутствующих выпад Сухо впечатления не произвёл, они просто продолжали ждать объяснений по поводу приглашения.

― Итак, вас пригласили сюда для выполнения задания... деликатного свойства.

― Теперь убийство так называется? ― уточнил с невинным видом Крис.

― Дело не только в убийстве. ― Сухо помолчал и вернулся к изложению: ― Объект находится под охраной одной из достаточно серьёзных группировок. Содержат его в хорошо защищённом месте. Надо туда проникнуть, ликвидировать объект и уйти. По тридцать лимонов на нос. Обычными. За чистую работу ― десять сверху и по пять процентов. Спрашиваю сейчас: кто хочет отказаться по каким-либо причинам?

Каи опёрлась ладонями о столешницу, чуть отклонилась назад и твёрдо заявила:

― Половину вперёд.

― Треть, ― не оглянувшись на неё, возразил Сухо.

― Половину. Или делай работу сам, ― отрезала Каи, немного запрокинула голову и едва заметно улыбнулась. Все тут же уставились на её шею. Потом высказался Крис:

― Половину вперёд.

― Мне тоже, ― кивнул Чондэ.

― И мне, ― из угла помахал рукой Зеро.

Хань обвёл взглядом присутствующих и кивнул. А что ему оставалось?

― Половину, ― неохотно повторил Сухо.

― И расходы оплачивает заказчик, ― тут же «дожал» его Крис, за что удостоился одобрения Каи в виде вскинутого большого пальца.

― То есть, вы все остаётесь? ― уточнил Сухо. Воцарившуюся тишину он расценил как знак согласия. ― Прекрасно. В вашем распоряжении будет целый этаж отеля. За счёт заказчика, разумеется. Итак, объект обладает некоторыми сведениями, которые не должны быть разглашены. Его содержат за городом в хорошо защищённом поместье. Есть внешняя ограда. Под напряжением. Собаки, системы охраны ― в том числе. Все данные вы получите незамедлительно ― они уже ждут вас в ваших номерах. Завтра к вечеру вы должны составить список всего, что вам потребуется. Работать нужно чисто.

― А заказчика не беспокоит то обстоятельство, что в случае смерти объекта заподозрят именно его? ― поинтересовался Хань.

― Не беспокоит, ― ответил ему Сухо с тонкой улыбкой. ― Ещё вопросы?

Вопросов пока задавать не стал никто.


< Ах, её не скажешь, не сгубя! >


Крис задумчиво наблюдал за Каи, копавшейся у двери выделенного ей номера. Она возилась с пластиковой картой-ключом. Он невольно улыбнулся, сунул собственный ключ в карман и подошёл к Каи.

― Можно?

Быстрый взгляд искоса, закушенная в сомнении соблазнительная губа и лёгкий кивок. Каи протянула ему карту.

Крис повертел карту, сунул в разъём и уверенно повернул ручку. Так он и думал ― дверь прекрасно открылась. Не подав и вида, он достал карту из разъёма и вернул Каи, постаравшись прикоснуться пальцами к её ладони. Заслужил в ответ уже знакомый изучающий взгляд из-под ресниц.

― Благодарю, ― тихо произнесла Каи, парализуя звуком своего голоса не хуже, чем удав взглядом.

― Рад был помочь. ― Крис удачно подловил момент и поймал Каи за кончики пальцев, удержал и прикоснулся губами к тыльной стороне её ладони. Традиционный поцелуй как знак вежливости и безупречного воспитания, ничего больше. Как будто. Потому что полагалось лишь изобразить поцелуй, но не касаться кожи на самом деле, а Крис коснулся, запечатлев на руке Каи полноценный поцелуй. ― В деле вы столь же прекрасны, как и сейчас?

― У вас будет возможность проверить это лично, ― со спокойной улыбкой отозвалась Каи и мягко отняла руку. И по её лицу Крис ни черта не мог понять ― понравилось ей его поведение или нет.

― Наверное, стоит всем собраться в комнате отдыха в конце коридора через пару часов и изучить данные.

― Было бы не лишним. Почему вы говорите об этом мне, а не кому-то ещё?

Под её прямым взглядом любому человеку стало бы не по себе. И взгляд, и глаза Каи больше подходили мужчине, чем женщине.

― Чувствуется опыт, ― отыскал подходящее оправдание Крис. И подумал, что впервые в жизни оправдывается.

Каи чуть склонила голову к правому плечу. Теперь её взгляд не давил, а искрил весельем.

― Опыт, да?

Она смахнула со смуглого лба тонкую прядку, выбившуюся из причёски, и прохладным тоном сообщила:

― Увидимся через два часа... ― помедлив, она тихо добавила со слабой улыбкой: ― Крис.

И захлопнула дверь у него перед носом.

― Облом, да? ― Ехидный голос Чондэ прозвучал весьма не к месту.

― Не твоё дело.

― Какие мы сердитые... Ну что? Пошутить нельзя? ― Чондэ фыркнул и исчез за дверью своего номера.

В коридоре остались лишь Зеро, Хань и Крис. Да и то, Зеро шустро последовал примеру Чондэ и скрылся с глаз, зато Хань держался за дверную ручку и хмуро пялился на Криса.

― Что?

― Ничего. ― Хань пожал плечами, без спешки открыл дверь и перешагнул через порог.


< Что вы знаете, то знайте >


Хань думал, что пришёл первым, но споткнулся на ровном месте, заметив на диване Каи. Она удобно улеглась на животе, оперевшись на локти. Перед собой она держала раскрытую папку с данными и болтала в воздухе ногами. Узкие босые ступни привлекали внимание, как и длинные пальцы на них. И Каи умудрялась выглядеть убийственно соблазнительной даже в потёртых джинсах и небрежно наброшенной на плечи полосатой рубашке. Длинные волосы были вновь собраны в причёску, скреплённую двумя спицами, ― всё эта конструкция держалась в таком виде точно не без магии.

Будто почувствовав жадный и восторженный взгляд Ханя, Каи повернула голову.

― Кажется, вы раньше всех пришли, ― смутившись, выдал нечто глупое Хань.

Каи молча вернулась к чтению, не удостоив его вниманием, а Хань продолжил грезить наяву, но уже на тему бесконечно длинных ног. Кое-как он добрался до кресла и упал в него, раскрыл папку и попытался сосредоточиться на недавно прочитанной информации. Как же... Взгляд своевольно удирал со скучных страниц и нагло гулял по смуглой шее, пытался заглянуть за ворот рубашки, оглаживал бёдра и любовался лодыжками и ступнями.

Третьим заявился Крис, налил себе стакан молока и упал в кресло в противоположной стороне. Он тоже развернул папку и уткнулся в бумаги. Правда, через пять минут Хань обнаружил, что Крис пялится на ступни Каи точно так же, как он сам. Ещё минут пять они с Крисом пытались испепелить друг друга взглядами, но с появлением Чондэ и Зеро пришлось взять тайм-аут, объявив короткое перемирие.

― Тридцать километров от городской черты, ― начал Чондэ.

― Ограда местами каменная, старая, а местами ― сеть под напряжением. И сетью продублированы места с кирпичной кладкой. Высота ― почти четыре метра. С помощью специальной техники можно перемахнуть через, но такая техника в непосредственной близости от ограды привлечёт внимание. Отпадает, ― подытожил Хань.

― Внизу что? ― тихо спросил Зеро, ни на миг не отвлекавшийся от наладонника.

― Слушай, ты, наверное, и спишь с компом? ― подколол Чондэ.

― Представь себе. Дрочу на него, трахаюсь с ним и жить без него не могу. Твоё любопытство удовлетворено? ― бесстрастно осведомился Зеро, так и не посмотрев ни на кого.

― Полностью, ― пробормотал Чондэ, не ожидавший такого ответа.

― Прекрасно, тогда продолжим. Внизу что?

― На метр вниз ― сеть и напряжение тоже. Подкоп можно сделать, но надо либо много времени, либо специальная техника. Что опять приводит...

― К нежелательному вниманию охраны, ― договорила Каи. ― И там почва сухая и твёрдая ― копать паршиво. Надо отключать питание по внешнему периметру либо прыгать с парашютом. Но парашют не катит ― охрана опять же заметит. У них наверняка и радары есть. Что скажешь, Зеро?

Зеро по-прежнему пялился в наладонник.

― У них двойной центр охраны: общий и сборно-автономный. Если вырубить общий, автономный испортит всю игру.

― Не надо вырубать центр, ― вмешался Крис. ― Достаточно вмешаться и как-то отключить напряжение хотя бы на десять секунд. Этого хватит, чтобы разрезать сеть и перебраться на ту сторону. Зеро, ты сможешь?

― Я думаю над этим.

― Собак можно убрать ультразвуковым манком. Охрана круглосуточно ― около тридцати человек и постовые, ― пробормотала Каи, перевернувшись на спину и сладко потянувшись. В ворот рубашки выглянула пятнистая майка, а ещё на смуглой коже заблестела тонкая цепочка с кулоном в виде ключа. Крис и Хань выбыли из обсуждения, уставившись на ключицы Каи и две округлости под полосатой тканью.

Слитным гибким движением Каи вскинулась и села на диване, скрестив ноги.

― В теории снять посты легко, ― задумчиво продолжила она и прикоснулась кончиком указательного пальца к нижней губе, ― но у них наверняка передатчики, и эфир отмечен контрольными точками. Скорее всего, минут через десять поднимут тревогу, значит... Значит, посты трогать не стоит, надо их тихо пройти. А где держат этого гаврика?

― На третьем этаже, ― охотно отозвался Чондэ. ― У входа дежурят пять охранников. И ещё парочка всегда рядом с ним. Снаружи ― никак. Убрать можно только изнутри.

― Хорошо. Если Зеро поднимет внешнюю завесу на десять секунд хотя бы, мы сможем зайти и бросить подальше манок для собак. Потом попадём в дом либо через чёрный ход, либо по лоджиям второго этажа. Минуя посты, доберёмся до третьего этажа, положим внешнюю охрану, зайдём и всех убьём внутри. Грубо говоря. Но сразу с самого начала всё пойдёт не так ― это точно. Давайте думать об оружии, ― убрав палец от губы, подытожила Каи.

― Нужны бронежилеты из спрессованного шёлка, протканного кевларовыми нитями. Они лёгкие, не тяжелее обычной футболки, зато надёжные, ― Крис сделал пометку на чистом листе и продолжил: ― Пистолеты. Лучше брать такие, какими чаще всего пользуются на улицах, чтобы не привлекать внимания. Ножи. Взрывчатку ― на всякий случай. Ещё нужны передатчики, настроенные на военную волну. Зеро, с настройкой справишься?

― Звучит оскорбительно. Конечно.

― Ударный «кулак» ― Каи и Хань, я следом, Чондэ прикроет тыл, Зеро должен сидеть там, где его никто не достанет.

― Я умею стрелять, ― проворчал Зеро.

― В цели на мониторе? Неважно, на тебе все технические детали. Без тебя мы будем как без рук, так что схоронишься где-нибудь.

― Надо список отдать этому Сухо, ― вмешался Хань. ― И ещё мне интересно, чем мы будет сеть резать? Инструменты же тоже надо заказать?

Через пару минут все они яростно спорили по поводу инструментов и оружия, когда же закончили со списком, обнаружили, что Каи в споре не участвовала ― она уснула, свернувшись на диване в клубок и обняв подушку обеими руками. Спицы куда-то подевались, и длинные тёмные волосы блестящей волной накрыли её плечи и спину. Один завиток прилип к её щеке.

― Ой, я вас умоляю! ― расфырчался Чондэ, глянув сначала на Ханя, потом на Криса. ― Эта крошка столько людей на тот свет спровадила, а вы пялитесь на неё с таким умилением... Кошмар! Баба в команде ― к беде.

― Да ладно, ― хмыкнул Зеро, ― сейчас можно трахаться с кем попало, не только с бабами. Хоть с тобой.

― Изыди!

― А вот не изыду! Сам изыди.

Тем временем Хань и Крис столкнулись у дивана почти что лбами. Через минуту Крису всё же удалось отстранить Ханя и осторожно взять на руки Каи вместе с подушкой. С видом «не подходить ― убью» он понёс Каи к её номеру. Хань хвостом побрёл за ним, чтобы убедиться ― Крис просто отнесёт Каи в номер. Остановился на пороге и смотрел, как Крис аккуратно укладывал соню на софу. Потом оба вымелись в коридор и принялись играть в «гляделки».

― Так что со списком? ― нарочито громко спросил с порога Чондэ, дабы разрядить обстановку.


< Для себя. >


Всё, требовавшееся команде, доставили к полудню. Делёжка оружия, похоже, оказалась у всех любимым занятием.

Хань раскрыл чемодан с огнестрельным и принялся разворачивать свёртки из промасленной бумаги.

― Девятый, кому надо?

― Мне! ― Чондэ отобрал у него пистолет израильского производства, проверил обойму и взвесил в руке. ― Пойдёт.

Хань развернул очередной свёрток и обнаружил внутри маленький тупоносый «браунинг». Недолго думая, придвинул его к Каи. Она вдруг выпрямилась и смерила его холодным взглядом.

― Не нужно.

― Прости?

― Я не пользуюсь... таким оружием.

Хань моргнул, потом решил, что Каи обиделась, потому что он предложил ей женское оружие.

― А этот?

Каи вздохнула, когда он придвинул к ней двойник пистолета Чондэ.

― Нет, спасибо.

― Но...

Хань умолк, потому что Крис внезапно положил перед Каи свёрток из замши.

― Что насчёт этого?

Каи ловко раскатала свёрток, выхватила из чехлов два метательных ножа и улыбнулась, потом на миг прижалась губами к клинкам и резко выбросила руки вперёд. Оба ножа воткнулись в резную панель справа и слева от головы Зеро. Впервые тот отвёл взгляд от дисплея наладонника, сглотнул и пересел в уголок.

Каи тем временем водила кончиками пальцев по оставшимся шести клинкам в чехлах.

― Отлично сбалансированы.

― Ещё бы. Специальный заказ, ― довольно кивнул Крис и покосился на Ханя.

Вот так вот, да? Ну ладно...

Хань поднялся, сходил к деревянной панели и ухватился за ножи. Пришлось приложить усилие, чтобы выдернуть их. Потом он вернулся к общему столу, где его рук коснулись смуглые пальцы Каи, когда она забирала оружие.

Улучив момент, Хань наклонился и тихо спросил:

― Составишь компанию за ужином?

― Не любишь ужинать в одиночестве? ― не взглянув на него, так же тихо уточнила Каи.

― Не в этом дело. Просто хотел бы поужинать вместе с тобой.

― А, моё присутствие, гипотетически, сделает еду вкуснее? ― Каи усмехнулась, приподняв левый уголок рта в ироничной полуулыбке. ― В восемь.

И она вновь сосредоточилась на оружии, просматривая коробки с взрывчаткой.

Озадаченный Хань с минуту пялился на неё, потом помотал головой. Странно, но неважно, ведь она же согласилась на ужин, а это именно то, что требовалось Ханю. Его манеры были безупречны, и он умел производить впечатление на женщин.

― Таких, как ты, японцы называют камикадзе, ― шепнул ему Чондэ с другой стороны. ― Я же говорил тебе ― держись от неё подальше.

― Лянь Чжэнь, я помню.

― Фигово помнишь, друг мой. Попомни мои слова ― она принесёт всем нам беду. Смотрю на неё ― и мороз по коже.

― Это от восхищения.

― Уж конечно! ― Чондэ обиженно отвернулся.

Тем временем Каи прихватила свёрток с ножами, бронежилет в виде футболки в прозрачной упаковке и несколько коробок, затем двинулась к двери.

Крис наклонился, что-то подобрал с ковра и последовал за ней.

― Прости, кажется, это... ― В его руках едва слышно щёлкнуло, затем тихонько заиграла музыка, живо напомнив о музыкальных шкатулках.

Каи застыла на месте, её спина заметно напряглась, потом она резко развернулась, в два шага преодолела разделявшее её с Крисом расстояние и выхватила у него ту самую вещицу, из которой лилась тихая музыка. В напряжённой тишине она мрачно смотрела на Криса, а тот казался растерянным. Потом он негромко повторил:

― Прости. Я лишь хотел вернуть тебе это. Ты обронила... там на ковре...

Каи с явным трудом разомкнула плотно сжатые губы и выговорила лишь одно слово:

― Спасибо.

В комнате было тихо ещё несколько минут даже после того, как Каи ушла.

― Что там было? ― не выдержал любопытный Чондэ. ― Фото родителей?

― Тебя это не касается, ― отрезал Крис с невозмутимым видом. ― Никого не касается.

― Но так нечестно! Ты же видел!

― Случайно.

― Но что там было? Я ж сейчас умру, если не узнаю!

― Умирай, разрешаю.

― Скотина. Китайская!

― Канадская, я попрошу. ― На лице Криса отражались лишь скука и безразличие. Хань краем глаза наблюдал за ним и отметил, что Крис дольше положенного пялился на одну страницу, прежде чем перевернул её наконец. А ещё Хань вспомнил, что Каи носила на цепочке ключ, кулон в виде ключа. И с ковра Крис, скорее всего, подобрал именно его. Но что же было внутри? И почему Каи так странно отреагировала? Ещё более странно то, что Крис не пожелал рассказать, что же он увидел.

Внезапно на пороге появилась Каи. Все удивлённо вытаращились на её кожаные брюки и куртку. Длинные волосы были заплетены в косу, переброшенную через плечо.

― Кто со мной хочет взглянуть на место своими глазами?

Все вскинули руки вверх. Даже Чондэ.

― Не пойдёт. Я могу взять только одного пассажира ― на байк больше не поместится.

― Я! Выбери меня! ― замахал активнее Чондэ.

― Ну так пошли, ― кивнула ему Каи, резко развернулась и направилась прочь. Все, как идиоты, пялились на её бёдра, обтянутые чёрной кожей.

― Только стека не хватает, ― пробормотал из угла Зеро. ― Страшная женщина, а ведь даже и не скажешь, что красотка. И чем только берёт?

― Роковая женщина, ― поправил его Хань и непроизвольно облизнул губы.

Крис никак не отреагировал на их обмен мнениями. Он просто сидел с задумчивым видом, позабыв, что следует переворачивать страницы, затем вдруг поднялся, отложил папку с данными и двинулся к двери.

― И куда собрался? ― окликнул его Хань.

― Тебя спросить забыл, ― донеслось уже из коридора.

― Похоже, вы не питаете друг к другу тёплых чувств, ― подытожил Зеро, уткнувшись по привычке в дисплей наладонника. ― Ты где служил?

― Нигде, ― усевшись удобнее, ответил Хань.

― Чувствуется.

― Почему?

― Каи ― корейский ОСН, Чондэ ― морские войска, Крис ― трудно сказать, но точно служил, а ты ― нет. Иначе сразу бы понял по пальчикам, что дама предпочитает холодное оружие. И ещё... ты бы определился, а?

― В смысле? ― не понял Хань.

― Тебя бросает из крайности в крайность, как будто не можешь выбрать одну чёткую линию поведения. Сам понимаешь, к чему я клоню, верно?

Хань отложил папку и устало потёр пальцами переносицу. Положим, он всегда быстро загорался и столь же быстро терял интерес к какому-нибудь новому делу, а родители ему потакали в этом как единственному ребёнку. Просто однажды всё хорошее и лёгкое заканчивается, и тогда приходится учиться жить по-новому. Он научился, ведь не зря его имя возглавляло списки специалистов. Но иногда...

― Дело в том, что она ― Лянь Чжэнь? ― тихо спросил из угла Зеро. ― Боишься?

― Я не верю в подобную чушь, ― отмахнулся Хань. ― Мистика ― это выдумки.

Зеро неожиданно рассмеялся, откинул высветленную чёлку со лба и широко улыбнулся.

― Придурок. Это же китайская муть, а вы все поголовно в мистику не верите. Вы не гадаете, вы высчитываете. И если верить расчётам, Каи ― Лянь Чжэнь.

― Может, тогда и Крис...

― Эр Хэй, ― договорил за него Зеро и снова рассмеялся. ― Как вы это называете?

― Неважно, ― рыкнул сквозь зубы Хань и отправился к себе.


< Даже, если он вас спросит, >


Ровно в восемь он торчал в ресторане отеля в дорогом серебристом костюме, при галстуке и пялился на бутылку шампанского в ведёрке со льдом. Каи опоздала на семь минут и подошла совершенно бесшумно, застав настроившегося на цоканье каблучков Ханя врасплох.

Он вскочил из-за стола и торопливо выдвинул стул для дамы. Каи грациозно опустилась на него, расправив на коленях синюю ткань вечернего платья. Наглухо закрытая спина, красивые очертания плеч и узкое, но глубокое декольте, которое ни черта не демонстрировало, зато так намекало, что у Ханя слюнки потекли. Тёмные волосы вновь уложили с помощью магии и двух спиц так, что причёска казалась одновременно простой и фантастической.

Официант, повинуясь жесту Ханя, налил в бокалы шампанское и отправился за заказом.

Каи откинулась на спинку стула и принялась вдруг рассматривать Ханя в упор. В её глазах плясали смешливые искорки ― красиво. Это напомнило Ханю фейерверк над ночным Гонконгом, виденный в далёком детстве. Самое красивое ночное небо. И самые красивые глаза.

К бокалу Каи не притронулась, лишь наблюдала, как Хань сделал пару глотков из своего. Затем явился официант с заказом. Каи поманила его пальцем и коротко велела что-то. Тот кивнул и поставил перед ней тарелку с устрицами в лимонном соусе. У Каи медленно поехали вверх брови, и она снова тихо что-то велела официанту. Через пару минут официант принёс Каи стакан молока. Обычного.

― Ты не хочешь шампан...

― Нет, ― коротко отрезала она и сделала глоток молока. Над её верхней губой осталась тонкая белая полоска, которую нестерпимо хотелось слизнуть языком. ― Зачем ты пригласил меня на ужин?

― Э... ― Хань даже опешил от такой прямоты. ― Я хотел... провести с тобой какое-то время.

― Мы проводим время вместе постоянно. Нам ещё и задачу надо выполнить. Разве мало?

― Я не в этом смысле.

― Ясно. Чтобы затащить меня в постель? ― немного наклонившись к нему, тихо уточнила Каи с неизменной ироничной полуулыбкой на соблазнительно полных губах. И там по-прежнему белела тонкая полоска. Хань тоже наклонился вперёд, ответил слабой улыбкой.

― Это тоже, но не само по себе. То есть, это не цель...

Он не выдержал, подался ещё немного к Каи и всё-таки коснулся языком белой полоски, затем жадно прихватил её губы зубами, потянул, потом смял, покусывая и торопясь ощутить сполна их вкус. Не зря, потому что Каи решительно отстранилась, отодвинула от себя тарелку с устрицами и взяла салфетку.

― Забудь, ― посоветовала она с мягкой улыбкой, но в глазах её по-прежнему плясали насмешливые искорки.

― Почему? Тебе... не понравилось?

― Нет. ― Оперевшись локтем на стол и коснувшись салфеткой уголка губ, Каи смерила его неожиданно холодным взглядом. Она кончиком пальца медленно провела по своей нижней губе. ― Ты знаешь, почему такие губы называют чувственными?

Хань молчал, поэтому Каи усмехнулась немного устало.

― Ладно, что такое чувственность?

― Это... осязательная впечатлительность, ― наконец нашёлся с ответом Хань.

― Знаешь, выходит. Тогда почему ты обращаешься со мной так, словно в плане чувствительности я «глухая»?

Хань застыл и перевёл взгляд на чуть припухшие после недавнего поцелуя губы Каи.

― Правильно, мне не нравится, когда обо мне не думают. И я не люблю, когда мне делают больно. Знаешь, женщина ― это не просто кукла с пустой головой. Она думает, действует, имеет собственные желания и предпочтения. И ей нравится, когда с ней и её желаниями считаются. Например, я не люблю шампанское. Вообще не люблю спиртное. Но ты даже не спросил, хочу ли я выпить и что именно. А ещё я не ем устрицы. Об этом ты тоже не спросил. Ты даже не спросил, какую кухню я предпочитаю.

Каи поднялась со стула сама, отложила салфетку и кончиками пальцев тронула подбородок Ханя. Она наклонилась, позволив заглянуть в её декольте, и запечатлела поцелуй на его щеке.

― Так играть мы не будем, прости, ― шепнула она напоследок.

Хань проводил её ошарашенным взглядом, одновременно пытаясь взять себя в руки. Что, чёрт возьми, это было?

Если это был отказ, то он получился подозрительно двусмысленным и совершенно непонятным.


< Тот, кем ваша мысль согрета, >


Каи сняла туфли у двери номера, помедлила, затем дверь открыла и шагнула внутрь, тут же сдвинувшись в сторону. Захлопнув дверь, она пригнулась, метнулась к углу и прижала лезвие ножа к чужому горлу.

― Не припомню, чтобы приглашала гостей. ― Щёлкнул переключатель, и в комнатах зажглось слабое ночное освещение.

― Это обслуживание в номер, ― хрипло пробормотал Крис.

― Надо же, а я не вывесила табличку. Какого чёрта тебе нужно?

― Хотел поговорить.

― И только-то?

― Нет, не только.

Крис отшатнулся и попытался поймать запястья Каи. Через две минуты шумной возни она тихо застонала, когда он слишком сильно толкнул её, ощутимо приложив спиной к стене. Впрочем, Крис рано расслабился. Спустя миг он застыл, потому что Каи выдернула спицу из волос и остановила удар в последнее мгновенье. Остриё и глаз Криса разделяли жалкие миллиметры.

― Давай не будем спешить, ― хрипло прошептал Крис.

― Тут спешил только ты.

― Не спешил. Я всего лишь...

― Меня это не интересует.

― Но я кое-что видел.

― Хочешь, чтобы это стало последним, что ты видел в этой жизни? ― с мрачной угрозой уточнила Каи.

― Нет, хотя ещё раз посмотреть бы не отказался. Как и на тебя. Может, уберёшь эту штуку?

― Мне не хочется. Сейчас ты хотя бы смирный.

― Ты, правда, думаешь, что у тебя получится? ― внезапно спросил Крис. Как он и ожидал, рука Каи дрогнула из-за растерянности. Он отобрал спицу, отбросил за спину и достал вторую, заставив тёмные волосы рассыпаться по плечам. И прошептал за секунду до того, как коснуться полных губ собственными: ― Только не горячись...

Он мягко целовал её, пропуская меж пальцами гладкие тяжёлые пряди. Кончиком языка проводил по нежной коже губ, прикасался невесомыми поцелуями к подбородку. Чуть отстранившись, посмотрел на неё и встретил пристальный взгляд.

― Хочешь увеличить шансы?

― Зачем тебе это?

― Из-за тебя.

― Только чтобы...

Крис тронул её губы пальцем, призвав к тишине.

― Из-за тебя. По иной причине я не стал бы так рисковать. Ты сама знаешь, насколько опасна двойная игра. Правда, мама всегда говорила, что я ни черта не разбираюсь в женщинах...

― Твоё слово пока ничего не значит, ― наклонив голову, отрезала Каи.

― Верить мне или нет ― это твой выбор. Оттава, пригород Орлеан, бульвар Сент-Джозеф, коттедж Франкон неподалёку от Трим-роуд.

― Опрометчиво.

― Пускай. Я же сказал ― только тебе решать, верить или нет. ― Крис привлёк Каи к себе и уткнулся носом в густые пряди, вдыхая терпкий аромат фрезии и ветивера. ― Адрес-то запомнила?

― На память не жалуюсь, ― огрызнулась Каи, вывернулась из его рук и отступила на шаг назад.

― Может, мне ещё колено преклонить? ― не удержался от насмешки Крис.

― Было бы неплохо.

― Ты серьёзно?

― А похоже, что я шучу?

Крис колено преклонять не стал, а предпочёл подхватить Каи на руки.

― Какого чёрта? ― Она машинально ухватилась за его шею.

― Носить тебя на руках мне нравится больше.

― Зато мне это ни черта не нравится!

― Привыкнешь.

― Вот ещё...

― Задушишь!

― И правильно сделаю. Пусти меня!

Крис послушно уронил её на груду подушек, высившуюся на кровати, сам же выпрямился и довольно улыбнулся, правда, тут же согнулся пополам от точного удара кулаком в живот, а после растянулся на кровати, потому что Каи бесцеремонно дёрнула его за ворот рубашки. Попытку побега Крис пресёк, ухватившись за лодыжку Каи обеими руками, и едва не получил пяткой в лоб. В процессе потасовки он умудрился стянуть с Каи синее платье и отбросить куда-то в сторону, за что пришлось расплатиться рубашкой, тоже улетевшей в неизвестном направлении.

― А я рассчитывал на кожаный комплектик... ― полюбовавшись на кружевное бельё, пробормотал Крис. И едва не получил коленом по самому уязвимому месту.

― Обойдёшься!

― Если ты туда попадёшь, уже ничего не получится.

― А кто сказал, что что-то должно получиться?

Крис всё-таки сжал пальцами запястья Каи, завёл руки ей за голову и прижал к простыням. Они молча смотрели друг на друга при слабом свете ночников и тяжело дышали.

― Плохая идея, ― прошептала Каи, когда Крис провёл губами по её шее.

― Без меня у тебя почти нет шансов, ― отозвался он, продолжая прикасаться к смуглой коже.

― Допустим, но это не значит...

― Я ни о чём не просил, ― перебил её Крис. ― Просто предложил помощь.

― Бесплатный сыр...

― Не такой уж и бесплатный. Я хочу тебя. Не в этом смысле. То есть, в этом тоже, но ещё...

Крис озадаченно умолк, потому что Каи рассмеялась, запрокинув голову.

― Что? ― немного обиженно уточнил он, от неожиданности отпустив её запястья. Каи приподнялась на локтях и хмыкнула, потом свесилась с кровати и что-то поискала на полу.

― Руки давай.

― Зачем? ― Но Крис послушно протянул руки. Его брови поехали вверх, когда вокруг левого запястья Каи обернула верёвку и умело затянула узлом. ― Что ты делаешь?

― Скоро узнаешь. ― Каи невозмутимо затянула узел на другом запястье. Теперь руки Криса оказались обвязаны верёвкой. В принципе, он спокойно мог развести руки в стороны или ещё что-нибудь сделать, потому что верёвка ему совершенно не мешала. Тем временем Каи деловито расстегнула его брюки и коротко велела: ― Снимай.

Через минуту Крис лежал на спине, а Каи протягивала верёвку меж перекладин в изголовье кровати.

― И что?

― И то. ― Каи потянула за верёвку, и тут же руки Криса оказались прижаты к изголовью. В таком положении он даже не мог прикоснуться к Каи. Но стоило ей ослабить верёвку, и Крису ничто не мешало. ― Дошло?

― Любишь мучить? ― не удержался от смешка Крис.

― В этом есть своя изюминка... ― пробормотала Каи в ответ и немыслимо изящно избавилась от кружевного белья, продемонстрировав идеальную смуглую кожу. Крису немедленно захотелось провести ладонями по гибкому телу, оценить на ощупь все его изгибы. Разбежался! Каи коварно дёрнула за верёвку, и Крис смог лишь бессильно пошевелить пальцами.

― Извращенка, ― прошипел он.

― Как скажешь... ― Каи перекинула ногу через его бёдра и ловко оседлала его. Возбуждение нахлынуло волной ― её тело было таким горячим и манящим. А ещё ― длинные волосы, что струились вдоль её спины и спадали ниже талии; их кончики щекотали бёдра Криса и сводили с ума, заставляли бессильно дёргать руками в тщетных попытках освободиться ― Каи крепко держала верёвку.

Она медленно наклонилась к Крису, позволив прикоснуться к её губам, сама же прижала ладони к его груди и плавно повела вверх, перекатывая верёвку по коже и задевая вершинки сосков. Грубо, но действенно.

Немного подразнив его, Каи чуть сдвинулась и вновь наклонилась, чтобы Крис мог коснуться губами её груди, что он и сделал с превеликим удовольствием. Поймал тёмный сосок, втянул в рот, отпустил и медленно обвёл языком. Пару раз он пытался в процессе помочь себе руками, но Каи не теряла контроль и продолжала удерживать верёвку. Подловить её удалось только на долгом поцелуе.

Крис высвободил руки и, бросив ладони на бёдра Каи, перекатился по кровати вместе с ней. Тёмные волосы разметались по простыням, несколько коротких завитков прилипли к вискам и шее.

― Это «да»? ― шёпотом уточнил зачарованный блеском тёмных глаз Крис.

― Не обольщайся! ― Она с силой толкнула его в грудь и одновременно дёрнула вниз, и он уткнулся с размаха носом в подушку, зашипел от боли в заломленной руке и тут же заткнулся, ощутив на себе тяжесть Каи ― она вновь уселась на него верхом, умело удерживая его руку под контролем.

― Всё-таки не понимаю, зачем... ― Договорить она не смогла, потому что Крис ловко сбросил её, освободил руку из захвата и попытался прижать Каи к простыням. Получил по голове подушкой, кулаком в бок и ― несильно ― ребром ладони по горлу. Во время короткой, но бурной потасовки он всё же отобрал у Каи подушку и схватил её за запястья, надёжно зафиксировав на месте.

― Перестань... ― выдохнул, согрев её губы. ― Я бы предпочёл потратить силы на то, чтобы доставить тебе удовольствие.

― О, не волнуйся, ― ехидно улыбнулась Каи, ― мне доставляет подлинное удовольствие бить тебя подушкой. И не только подушкой.

― Ладно... ― Крис осторожно разжал пальцы на её запястье, медленно поднёс руку к её лицу и с бесконечной нежностью отвёл тонкую прядь с её лба, ласково погладил большим пальцем её скулу и тихо спросил: ― Что ты хочешь?

Она молча смотрела на него, не пытаясь как-то скрыть властную складку губ. А обычно она это делала очень хорошо, сознательно затуманивая мозги мужчинам.

Крис аккуратно обвёл кончиком пальца чёткий контур её губ и вновь спросил:

― Что ты хочешь, чтобы я сделал? Это? ― Он поцеловал её, поймал кончик её языка и легонько прикусил, отстранился, чтобы перевести дух, и спросил опять: ― Или это?

Провёл длинными пальцами по гладкой бронзовой коже на шее ― от подбородка до ключиц, принялся неторопливо помечать невидимые следы от собственных пальцев губами и слабо улыбнулся, когда Каи чуть запрокинула голову.

― А может... это? ― хрипло пробормотал он, добравшись до её груди. Накрыл аккуратную округлость ладонью, словно в попытке согреть, хотя это было лишним ― кожа Каи без того горела от внутреннего огня.

Крис медленно отмерил в поцелуях расстояние от груди до ямочки в центре живота.

― Или... быть может...

Он провёл губами ниже и коснулся пальцами высокого лобка ― его персонального фетиша в женском теле.

― Ты думаешь, что этого... ― начала Каи, чуть задыхаясь, но умолкла, когда он коснулся губами её левого бедра.

― Не думаю. Я сейчас вообще думать не могу, ― честно признался севшим от возбуждения голосом Крис и пометил поцелуем правое бедро, после чего потёрся носом о низ живота и попробовал Каи на вкус кончиком языка.

― Ты же не...

― Да.

Крис осыпал поцелуями внутреннюю поверхность бедра и немного помедлил, наслаждаясь видом.

― Как утренняя роза, ― пробормотал едва слышно.

― Сдохнуть хочешь?

― Только от твоих рук, дорогая. Почту за честь.

Ответить Каи не успела ― Крис постарался не дать ей такой возможности. Тихий стон ответом не считался. Её кожа обладала пшеничным вкусом с лёгким медовым оттенком, и это пробирало куда сильнее, чем стопка горящей текилы в стакане пива. Крис с нарочитой медлительностью проводил языком меж бёдер Каи, наслаждаясь её чувственностью и отзывчивостью.

― Словно распускающийся цветок, ― пробормотал Крис и тут же получил подушкой по голове. Ощутимо. Он улыбнулся и вновь коснулся горячей от прилившей крови плоти языком ― под языком ощущался пульс. Крис мягко сжал губами набухший бугорок, облизнул, затем отпустил и потёрся губами. С глухим стоном Каи поймала руками его голову и запустила пальцы в волосы.

― Ещё или хватит?

Каи вместо ответа выгнулась и попыталась одновременно прижать его голову к своим бёдрам и оттолкнуть. Крис выбрал первый вариант, сорвав тем самым новый стон с губ Каи. Потом он притянул её к себе, разглядывая лицо, тронутое оттенками страсти. Плавно провёл пальцами по её животу, ниже и вздохнул, когда она крепко сжала его руку бёдрами.

― Можно мне... ― хрипло прошептал он ей на ухо и чуть прикусил мочку, отстранился и пальцами свободной руки погладил тёмную бровь. Каи едва заметно опустила веки и вновь устремила на него прямой взгляд.

― Нужно что-ни...

Она знакомо толкнула его в грудь, в который уже раз оказалась сверху и отрезала:

― Ничего не нужно.

Затем Каи поцеловала его сама. Огонь с привкусом безумия ― именно так Крис назвал бы это. Его никогда так не целовали: с таким пылом и жёстким напором, жадно и требовательно, и совсем не по-женски.

После недолгой возни они оказались на краю кровати, и Крис вновь смотрел на Каи сверху.

― Ты хоть когда-нибудь сдаёшься?

― Не надейся даже. ― Она попыталась вырваться, не смогла, тогда просто приподнялась и нейтрализовала Криса поцелуем. Пока он приходил в себя, Каи успела врезать ему подушкой, перевернуть и снова перекинуть ногу через него. Правда, тут же полетела на простыни и закусила губу, когда Крис прижал её собственным телом.

― Я тут внезапно понял...

― Что?

Он увернулся от нового удара подушкой и тронул губами смуглую шею.

― Понял, что... без ума от... неукротимых женщин...

― Ты можешь не только ум потерять, но и кое-что не менее ценное.

― У тебя божественный голос, продолжай... чёрт... ― Крис едва успел поймать ладонью угрожавшее «ценности» колено и отвести чуть в сторону.

Каи вдруг унялась и притихла. Он не мог разобрать, что отражалось в её глазах, но точно не угроза. Прикоснулся пальцами к её лицу, смахнул капельку пота с виска. Она обняла его и притянула к себе, вновь целуя так, что ему оставалось лишь забыть обо всём и сгореть в её огне.

Он сам не удержался от стона, когда, наконец, соединил себя с Каи одной плотью. Даже на миг промелькнула шальная мысль, что Каи невинна, раз такая тесная и узкая внутри, но, как минимум, один неоспоримый факт это отрицал.

Каи решительно толкнула его, в очередной раз оказавшись сверху, упёрлась ладонями в его грудь и наклонила голову. На Криса обрушился «водопад» блестящих тёмных волос. Он провёл ладонями по гибкому телу и уложил Каи обратно на простыни. Несмотря на всю нежность, то, что они делали, больше походило на драку, чем на секс.

В итоге после оба рухнули на кровать без сил.

― Господи... ― убито пробормотал Крис.

― Что? ― хмыкнула Каи. И Крису прилетела в лицо подушка.

― Как в бою побывал.

― Тебе понравилось, ― пробормотала Каи, перевернувшись на живот. Она кончиками пальцев дотянулась до ещё одной подушки и приложила Криса по голове. Он вяло отреагировал, небрежно смахнув мягкий снаряд в сторону.

― Мне сравнивать не с чем. Обычно другие дамы вели себя в постели прилично.

― Ты хочешь сказать, что я веду себя в постели неприлично?

Крис немедленно уловил опасные нотки в бархатном контральто и попытался улизнуть, банально скатившись с кровати на пол. Разбежался! Его поймали, скрутили и безжалостно избили подушкой.

― Я тебя умоляю... на мне живого места не осталось.

― За всё надо платить. Дороговато?

― Угу, но я согласен. Бей дальше. Откуда у тебя только силы берутся...

― Может, ты пойдёшь спать к себе?

― Мне не хочется. ― Крис осторожно обнял Каи и притянул к себе. ― К тому же...

― Что? ― Хищно прищуренные глаза намекали, что неверные слова могут Крису обойтись ещё дороже.

― Ты вкусно пахнешь. И волосы... ― Крис шумно сделал вдох и обнял Каи. Она наконец-то просто промолчала, притихнув в его объятиях.


< Скажет, жизнь его зависит >


― Ты выглядишь так, будто на тебе всю ночь черти в аду ездили, ― пробурчал Чондэ, когда Крис утром зашёл за папкой с данными.

― Это недалеко от истины. Фургон уже пригнали?

Крис задержался у стола, просматривая списки.

― Угу.

― Зеро, что с охранными системами?

― Я смогу отключить внешний периметр на пятнадцать секунд. Если не уложитесь ― ваши проблемы, ― ответил из угла Зеро.

― Начать лучше в полночь, ― предложил Хань. Он сверлил Криса убийственным взглядом и явно подозревал, что ночью «чёрт» был всего один. «Чертовка», точнее.

― Возражаю, ― мурлыкнула появившаяся на пороге Каи, сладко потянулась и, прикрыв ладошкой рот, зевнула, после потребовала горячий шоколад, который ей вручил Чондэ. ― Нападать лучше всего за час до рассвета. Это то самое время, когда нападения ещё вроде бы и ждут, но все уже расслабились. Час Волка.

― Она права, ― кивнул Крис.

― Точно, ― Чондэ щёлкнул пальцами в знак одобрения. ― Значит, надо выезжать в три. Отбой до двух?

― Вроде того. ― Каи отставила пустую чашку и надела тёмные очки.

― Куда-то собралась?

― Личные дела. Никого не касаются.

Все проводили Каи заинтересованными взглядами.

― Личные дела? ― тихо повторил Чондэ.

― Почему бы и нет. Может, хочет пару платьев прикупить, ― предположил Зеро.

― Каи? Она вообще умеет по магазинам ходить?

― Ну а вдруг? Давайте лучше проверим списки и боеприпасы для дела. Точно ли всё взяли? ― Крис упал в кресло и вытянул длинные ноги.

― А что с планами особняка?

― А с ними что-то не так?

Крис и Хань минуту играли в «гляделки».

― Всё с ними так, ― обиделся Зеро. ― Вчера ещё распечатал же. Разве вы не выучили расположение объектов?

― Я выучил-то, а вот насчёт него, ― Хань кивнул в сторону Криса, ― не уверен.

― Не волнуйся, я тоже выучил.

― Где только время взял... А Каи?

― Каи тоже выучила, не волнуйся.

Уточнять, откуда Крис знает такие подробности, Хань не стал. Незачем ковыряться в свежей ране. Но и так просто сдаваться он не хотел.

― Как пойдём?

― Разве мы уже не решили? ― Крис надменно вскинул бровь и смерил Ханя слегка удивлённым взглядом. ― Впереди идёт Каи, потом мы, а Чондэ ― замыкающий. Зеро ждёт снаружи в безопасном месте.

― Почему впереди Каи?

― Потому что она любит работать тихо. А нам надо подняться наверх именно тихо. Мечты, конечно, обязательно что-то пойдёт не так. Но если Каи будет впереди, мы дольше продержимся в «тени».

― А ты вообще уверен в её боевой подготовке? ― хмуро вопросил Хань.

― О да, уверен, ― едва заметно улыбнулся Крис и уткнулся в списки.

― Да кто бы сомневался, ― недовольно проворчал Чондэ. ― Такая змеюка... Да ей вообще оружие не нужно ― укусит, и жертва подохнет в страшных муках.

Зеро хихикнул в углу, осёкся, нарвавшись на мрачные взгляды Ханя и Криса, и тихо промямлил:

― Красивая змеюка.

Он уставился на дисплей своего незаменимого наладонника и сделал вид, что его тут вообще нет.

Продолжение в комментариях

@темы: ссылки, фанфики, EXO, КайРис

---

Полезно знать фикрайтерам в к-поп

То, что меня всегда смущало в фф, поскольку по статистике Ю Корея была в лидерах по циркумцизии.
Надеюсь, будут поменьше писать про то, чего нет

06.08.2011 в 23:42

Пишет  shkakau:

Обрезание в Корее.
Обсудив, кто как представляет себе GD и TOPа — обрезанными или необрезанными, я углубилась в изучение матчасти.

Оказывается, Южная Корея является мировым лидером по количеству обрезаний. Процент обрезанных мужчин выше в некоторых странах, но нужно учитывать, что до 1945 года в Корее почти совсем не делали обрезаний (<0.1%), а на сегодняшний день обрезано более 90 % учащихся старших классов. Обрезание делается обычно в подростковом возрасте, в среднем в 12 лет, и совершенно никак не связано с религией. Моду на обрезание принесли в Корею американские военные. Учитывая, что обрезания начали делать в 1945 году (66 лет назад), а на настоящий момент 80% (по данным ВОЗ) мужчин в Корее являются обрезанными, многие делали обрезание во взрослом возрасте. Например, в 40 лет, или даже в 50. Известны случаи, когда дедушки были вынуждены делать обрезание под давлением своих сыновей и внуков.

Обрезание в Корее редко делается в младенчестве, поэтому у людей должны быть причины, чтобы пойти на это.

3 основные причины:
1) из медицинских и гигиенических соображений — 41%
2) давление общества — 24% (!!!)
3) по совету родителей — 9 %

Сначала я удивилась, как же общество может вынудить сделать обрезание, ведь никто не видит, что у тебя в штанах! Оказалось, что видит. В Корее очень распространены публичные бани, в которых необрезанные мужчины чувствуют себя некомфортно и очень смущаются.
Многие корейские мальчики стремятся сделать обрезание, чтобы им не было стыдно перед друзьями. Это популярная тема для обсуждения среди мальчишек. «А ты делал?», «Когда?», «Как это было?». Поэтому, в Корее довольно трудно оставаться необрезанным.

Как обычные корейцы, так и врачи верят во множество мифов, связанных с обрезанием.
Например:

1) Корейцы верят, что существует прямая корреляция между уровнем обрезаний и, внимание, индустриализацией и увеличением материального благополучия и жизненных стандартов. Это, конечно же, полный бред.

2) Обрезание снижает риск рака шейки матки (у женщин-партнёров) и ЗППП, поэтому доктора рекомендуют обрезание в любом возрасте.

3) В Корее верят, что обрезание положительно влияет на секс: предотвращает преждевременную эякуляцию и увеличивает продолжительность полового акта. В это я даже с горя/в шутку склонна поверить (хотя нет убедительных научных данных), так как при обрезании с пениса убирают от 30 до 50% кожи, которые содержат почти все рецепторы, определяющие эпикритическую чувствительность (чувствительность к слабым воздействиям, дифференцированная и тонко локализованная), оставляя несчастному мужчине только протопатическую чувствительность (примитивный вид кожной чувствительности, воспринимающей лишь сильные воздействия).

4) Корейцы не представляют, насколько мало распространено обрезание в мире (20% мужского населения планеты, но большинство из них евреи и мусульмане). Они считают, что в Скандинавии обрезано более 50% мужчин (на самом деле 1-2%), и в Японии этот уровень высок примерно как в Южной Корее (<1% по некоторым данным). В принципе, они просто верят, что в любой развитой стране, как и в США, большинству мужчин делают обрезание. При этом забавно, что никто не думает, что обрезание распространено в Северной Корее (хотя бы в этом они правы).

5) Отдельно можно посмеяться (или поплакать) над тем, что корейские врачи думают про фимоз. Фимоз — это невозможность обнажения головки полового члена. Фимоз встречается у 96% новорождённых мальчиков, но к 20 годам от него страдают всего 0,5—1,8% процентов молодых людей. Им, конечно же, показано обрезание. Корейские же врачи, во-первых, не умеют правильно диагностировать фимоз, а во-вторых, они считают, что более 40% взрослых мужчин страдают фимозом. Поэтому 99% корейских докторов рекомендуют обрезание в любом возрасте.

6) Корейцы верят, что низкий уровень ВИЧ инфекции в Корее напрямую связан с тем, что большинство мужчин обрезаны. Доказательства? А вы посмотрите на африканцев! (Дело в том, что исследования о связи заболеваемостью ВИЧ и обрезанием проводились в Африке, где очень плохо обстоят дела с гигиеной).

Вообще, если изучать цифры в различных исследованиях, то они друг другу противоречат. Однако можно выявить следующую закономерность, которая повторяется во многих исследованиях. Большинство мужчин, как правило, не наблюдают изменений сексуальных функций после обрезания, но если изменения есть, то в два раза чаще это ухудшение.
Например, корейцы изучили, как обрезание влияет на мастурбацию у мужчин. Оказалось, что 48% жаловались на снижение удовольствия, получаемого от онанизма, и только 8% процентам больше нравилось мастурбировать без крайней плоти. 63% процента сообщили о том, что после обрезания им стало труднее достичь оргазма во время мастурбации, а 37% стало легче. Многие исследования показывают, что во время секса с обрезанным мужчиной у женщин выделяется меньше вагинальной смазки.

Отдельно следует отметить такое чисто корейское явление как «Природное обрезание» (natural circumcision). Этот термин используется в основном корейцами, и это не медицинский термин.
Мужчина может считаться «обрезанным от природы» в случае если он подходит хотя бы под один из этих пунктов:
1) у него нет «фимоза» (в кавычках, потому что речь идёт о фимозе в корейском понимании)
2) у него сравнительно короткая крайняя плоть
3) у него очень подвижная крайняя плоть и в эрегированном состоянии его пенис выглядит как обрезанный
4) его пенис похож на обрезанный даже не в эрегированном состоянии.
Еще в 1970-х в Корее было проведено забавное исследование, ознакомившись с которым, можно лучше понять, что значит «природное обрезание». В соответствии с этим исследованием, «нормальная» крайняя плоть определяется как «очень короткая крайняя плоть», которая (по данным автора) встречается у 9,4% необрезанных мужчин. У остальных 90% «ненормально» длинная крайняя плоть, которая должна быть обрезана.

Очень смешно, что в одном исследовании единственные 2 мужчин из всех опрошенных, которые в качестве причины, почему они не сделали обрезание, сказали, что «просто не хотели» и предпочли «оставаться более естественными», оба были очень образованными, а также жили в Японии и Европе, где и обратили внимание на то, что большинство мужчин не обрезаны. Оба они были очень удивлены, когда узнали об этом. Первый увидел это в японском онсэне, а второй спросил у друзей-европейцев. Остальные 192 опрошенные не знали о том, что далеко не во всех странах распространено обрезание. Некоторые из опрошенных признались, что сделали себе обрезание сами (при этом они не были докторами).

Ну и, конечно, меня бесконечно веселит тот факт, что нет ни одной статьи про обрезание, написанной корейскими учёными, которая была бы опубликована в международном рецензируемом журнале. Это очень показательно

Говорят, правда, в последние годы наблюдается некоторое улучшение. Появляются доктора, которые говорят, что это плохо и бесполезно. А пару лет назад известный корейский специалист по сексуальному образованию публично признался, что он считает своим худшим поступком то, что он заставил своего сына сделать обрезание.

Вывод: вероятно, GD и TOP обрезаны.

Источники:
www.cirp.org/library/cultural/pang1/
www.cirp.org/library/cultural/kim1/
en.wikipedia.org/wiki/Circumcision
en.wikipedia.org/wiki/Phimosis
Личная переписка с корейцами, пожелавшими остаться неназванными.

@темы: ссылки, Корея, полезности, k-pop, G-Dragon, T.O.P, фанфикшн

---

EXO - Десять лет тишины + иллюстрации

01.03.2015 в 17:24

Пишет  Корейский Песец Шу:

Десять лет тишины (КайЛу)

Название: Десять лет тишины
Автор: Корейский Песец/Шу-кун/Ie-rey
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань)
Рейтинг: NC-17
Жанр: АУ, романс, ust
Размер: крупный мини
Коллаж/арт: Areum & Evan//Румба Каталана
Предупреждения: UST, кинк
Размещение: запрещено
Авторские примечания: "Если бы он мог, то спас бы Ханя от самого себя. Но он не мог. Он просто продолжал любить. ...потому что время в первую очередь убивает именно низменные чувства, а те чувства, что остаются, похожи на кристаллы или прозрачные капли" (с)
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/2044831

Десять лет тишины

Из зеркал и из глубины зала ― отовсюду на Чонина смотрел только он. Все взгляды принадлежали только ему. Неважно, что вокруг были чужие лица, звучали чужие голоса. Зато у них всех ― его глаза.

Чонин не помнил, когда именно это началось, с какой минуты он стал жить под прицелом искристых тёплых глаз. Он мог бы рассказать эту глупую историю целиком, если бы захотел – часто прокручивал её в голове и пытался выделить для себя ключевые моменты. Мало что получалось, но это никогда его не останавливало.



Их семьи жили в одном городе, вели общие дела и не просто поддерживали хорошие отношения, а действительно дружили и проводили вместе, наверное, слишком много времени. Всё поначалу казалось естественным и обыденным, даже то, что он сам обращался с представителями семьи Лу без учёта всех положенных формальностей, как следовало бы. Будь они корейцами, ему непременно бы указали на невоспитанность. Однако семья Лу приехала из Китая и собиралась когда-нибудь туда вернуться, поэтому указывать на невоспитанность Чонина они не собирались.

В семье Лу рос всего один ребёнок ― Хань. И Хань предпочитал общество сестёр Чонина, а самого же Чонина легкомысленно обзывал "ребёнком" или же, когда Чонин доводил его до белого каления, "сопляком". В общем-то, такое отношение можно понять при разнице в четыре года. Мальчику одиннадцати лет сложно претендовать на взрослость в сравнении с пятнадцатилетним подростком. Но даже тогда Чонину было интересно, и он всем сердцем желал обратить на себя внимание Ханя.

Ханю нравился футбол. Чонину ― тоже, но не так сильно: ему рано или поздно надоедало бегать за мячом по полю от ворот к воротам. Он пытался занять место вратаря, но так и вовсе скучно и мало движения. А двигаться Чонин любил. На него постоянно все возмущённо кричали из-за того, что он не мог спокойно посидеть на месте хотя бы пять минут. И он действительно не умел сидеть или стоять на месте без движения. Лекарство нашёл позже: сначала выматывался на тренировках по тэквондо, потом ― в танцевальном зале. Сознательно занимался до такого состояния, чтобы смертельно устать, зато после, стоило удобно где-нибудь устроиться, засыпал на ходу и никого уже не выводил из себя своей неугомонностью.



Время шло, Хань по-прежнему предпочитал общество сестёр Чонина, сам Чонин тщетно пытался с ним подружиться и начинал понемногу понимать ― что-то не так. Он не помнил, когда впервые сделал такой вывод, когда обратил внимание на странности в собственном поведении. Скорее всего, это происходило постепенно, потому что замыкаться в себе он тоже начал постепенно. Трудно быть открытым и легкомысленным, если понимаешь, что испытываешь чувства к тому, к кому их испытывать не положено. Да ещё и не те чувства. Не такие, как у всех. Не говоря уж о том, что объект симпатий Чонина не замечал и считал по-прежнему ребёнком. И плевать, что этот ребёнок в четырнадцать лет догнал Ханя в росте и казался рядом с ним крупным и нескладным.

Куда хуже, что Чонин сам себе казался неуклюжим и неловким рядом с Ханем. Словно грубое изделие из обожжённой глины подле изысканного творения из китайского фарфора. Никому и в голову не пришло бы поставить их рядом друг с другом.

Ханя считали очаровательным, и Чонин не стал бы с этим спорить. Когда обе семьи собирались в одном доме, Хань ― так или иначе ― оказывался в центре внимания. Обычно такой расклад ему не особенно нравился, но в окружении близких людей Хань проще относился ко многим вещам, да и вёл себя гораздо искреннее. Он улыбался и смеялся открыто, охотно говорил и проказничал, беззаботно флиртовал с сёстрами Чонина. И не замечал Чонина. Чонина в его мире просто не существовало. Но если Чонин привносил в мир Ханя себя ― так, как мог, и так, как получалось, то Хань находил для него, в лучшем случае, пару колкостей.



В пятнадцать Чонин пришёл к выводу, что следует что-то менять. Больше так не могло продолжаться. И он перевёлся в школу подальше, чтобы не жить дома. Весна, лето, начало осени, а после пришлось вернуться домой, но даже тогда Чонин избегал встреч с Ханем и почти всё время торчал в танцевальном классе. Он снова нашёл лекарство ― танцы.

И именно танцы стали поворотным пунктом в его жизни и всей этой глупой истории с Ханем.

Хань впервые обратил на него внимание сам и именно тогда, когда увидел, как он танцует. Получилось случайно. Старшая сестра хотела забрать Чонина из танцевального класса вечером, Ханю потребовалось зачем-то пойти в тот же квартал, и сестра предложила подвезти заодно и Ханя, нацарапала на бумажке адрес и договорилась встретиться там. А Хань пришёл раньше, услышал музыку и заглянул в класс, где танцевал ничего не подозревавший Чонин.

Комедия положений в самом банальном значении этого слова. И становилось вдвойне обиднее за все хитроумные и продуманные планы по привлечению внимания, которые Чонин когда-либо строил в отношении Ханя.

В тот вечер Чонин танцевал и, заметив в зеркалах отражение Ханя, танцевать продолжил. Он не сбился, даже не удивился. Он просто приписал отражение Ханя в зеркалах игре собственного воображения. И сияющие тёплые глаза, ни на миг не отрывавшиеся от него, ― тоже. Этот восторженный взгляд преследовал его до тех пор, пока он танцевал под музыку и вместе с музыкой. Он и без музыки танцевал бы, наверное, потому что был почти что пьян от того восторга, каким светились глаза Ханя. Никто и никогда не смотрел на него так.

От танца без музыки всех спасло явление сестры Чонина.

После того дня Чонин перевёлся обратно в старую школу и почти каждый день заходил за Ханем. Они либо отправлялись гулять, либо в кафе, либо смотрели фильмы, либо играли... Вели себя, проще говоря, как обычные друзья. Только Хань всегда приходил на выступления и шоу, если Чонин участвовал в них. И смотрел так, как умел смотреть лишь он один.

Да, но на этом глупая история с Ханем не закончилась ни счастливой развязкой, ни трагичной. Хотя Чонин первое время испытывал именно радостные чувства. Эта радость медленно таяла с каждым новым днём ― была причина.



Чонин опять же не помнил, когда осознал новую проблему. Вероятно, это происходило тоже постепенно до тех пор, пока он не понял чётко и ясно: в мире Ханя Чонин существует только тогда, когда танцует, в остальное время Чонин ― это такая штука, которую можно сравнить с диваном, например, или шкафом.

Обычно всё выглядело примерно так: Чонин нажимал на кнопку звонка, Хань открывал ему дверь и рассеянно улыбался, Чонин успевал сказать только "Привет", и Хань начинал говорить. Хань говорил всё время, без пауз и остановок, причём он не говорил с Чонином, он говорил будто бы с самим собой, рассказывал что-то. Или же они смотрели в молчании фильмы, шоу, или играли, но безлико. Преувеличение, конечно, ведь Хань всё же обращался иногда к Чонину, но никогда не смотрел на него. И всегда слова Ханя были обыденными и формальными, без какого-либо существенного оттенка, по которому бы Чонин смог понять истинное отношение.

И Чонину вновь потребовалось время, чтобы осознать истину и кое-что заметить.

В тот день, когда Чонин получил официальное приглашение из Японии и место студента в элитной академии искусств в Токио, он окончательно понял всё. Вообще всё о себе самом и о Хане.

Как и всегда, он нажал на кнопку и отступил на шаг от двери. Хань открыл через полминуты, рассеянно улыбнулся.

― Привет, ― привычно начал Чонин, любуясь тонкими чертами лица, чуть взъерошенными волосами и даже синей полоской на подбородке ― Хань увлечённо что-то писал и явно не заметил, как перепутал собственный подбородок с тетрадью, черкнув линию не туда. ― Я...

― Хорошо, что заглянул, ― зачастил Хань. ― Я, наверное, ещё долго из дома выбраться не смогу. Завтра сдавать работу по теории, а у меня ничего толком нет. Не представляю, как я сегодня буду всё это делать. Понимаешь...

Поток пустых и ничего не значащих слов обрушился на Чонина. Как и всегда. Только он уже не был прежним влюблённым мальчиком. Он чётко и ясно осознал отнюдь не сказочную реальность: Хань либо не хотел его слушать, либо вообще боялся дать возможность сказать хоть что-то. Потом Чонину приходило в голову, что Хань мог подозревать, какие именно чувства он испытывал, потому Хань и говорил так много, чтобы не позволить ему откровенно высказаться. Возможно, Хань боялся этой откровенности или же не представлял, что ответить.

Но это уже не имело значения. Тот миг остался далеко в прошлом, как и другие подобные. И Чонин сказал "прощай" запертой двери, потому что Хань умчался доделывать свою работу, не посчитав нужным выслушать его.

Утром Чонин улетал в Японию, отдавая прошлое прошлому. У него остались его танцы и взгляд Ханя, который мерещился и в зеркалах, и на чужих лицах. Немой восторг и тёплые искорки, и лёгкая игра воображения. Музыка лечила и делала его счастливым, как и движения его тела.

Вся история с Ханем была глупой от начала и до конца. Закономерно глупой. Не потому, что неправильно любить кого-то, подобного себе, а потому, что этот кто-то не хотел, чтобы его любил именно Чонин. Потребовалось семь лет, чтобы понять это и принять. Чонин не смог отказаться от этой глупости, зато смог с нею примириться, потому что Хань подарил ему самое важное и ценное ― восторженный взгляд, который теперь преследовал Чонина в зеркалах и залах. Никто и никогда не смотрел на него так, как смотрел Хань. Одно это стоило того, чтобы Чонин продолжал любить музыку, танцы и Ханя, сумевшего сложить всё это воедино одним лишь своим существованием.



В Корею он вернулся спустя четыре года. И вернулся отнюдь не студентом академии искусств, а знаменитостью. Он не стремился к этому, не делал ничего специально. Он всего лишь хотел танцевать и жил именно в те минуты, когда танцевал. В такие минуты он был счастлив, более того, в такие минуты он ощущал присутствие Ханя, и это делало его ещё счастливее.

Чонин ничего не знал о Хане, даже не спрашивал у сестёр о нём. Незачем. Он мог любить и так, не доставляя никому лишних проблем. В конце концов, рядом всегда хватало девушек, которым Чонин нравился. И девушек без намерений и жёстких принципов тоже ― с ними даже проще.

Чонин соответствовал "идеалу" знаменитости, придуманному кем-то и когда-то: он постоянно тренировался, выступал на сцене, не впутывался ни в какие скандалы или любовные истории, не делал глупостей, не совершал пьяных подвигов и не создавал иных проблем. Но если кто-то считал его жизнь размеренной и пресной, то этот кто-то сильно ошибался, потому что мир танца для Чонина не мог быть пресным и размеренным. Этот мир был ярче реальности в сотню раз сам по себе. И каждый танец на самом деле походил на прожитую жизнь. Когда Чонин танцевал, он жил больше, чем кто-либо мог себе представить. Он жил, наслаждаясь взглядом Ханя, под прицелом его глаз. Иногда в этих новых жизнях Хань даже оказывался рядом с Чонином, вместе с Чонином, и их глупая история заканчивалась ещё лучше, чем в реальности.

Реальность не остановилась на достигнутом и поспешила доказать Чонину, насколько хрупко обретённое им равновесие.



Его пригласили на телевизионное шоу, где он встретился с Лу Ханем, успешным актёром. Чонин настолько не ожидал подобного, что продемонстрировал ещё до начала шоу поразительные неуклюжесть и косноязычие. Вовсе не потому, что Хань сделал карьеру в столь безразличной ему прежде сфере, а потому, что взгляд настоящего Ханя отличался от хранимого в памяти. В памяти Чонин хранил тень оригинала, довольствовался малым. Реальность же заставила Чонина пройти трудное испытание ― он вновь казался себе грубым глиняным изделием рядом с шедевром из драгоценного фарфора. И впервые он подумал, что, наверное, было бы проще, если б он обладал той же изысканностью, что и Хань. Подобное тянется к подобному, ― так, кажется, говорят? Но Чонин и Хань, увы, ничем друг на друга не походили. Трудно найти двух настолько разных людей, как они.

Хань держался с достоинством, говорил сдержанно и по делу, тепло улыбался всем ― даже Чонину, и ничем не выдавал своего истинного отношения к происходящему. Он даже не выглядел удивлённым, хотя Чонина представили Каем и ни разу не назвали настоящего имени. Уверенно можно было сказать только одно ― Хань узнал Чонина. И когда Чонина попросили станцевать что-нибудь, Хань смотрел на него с тем же почти детским восторгом, как и шесть лет назад в маленьком танцевальном классе.

Впервые в жизни Чонин испытывал боль во время танца. Не настоящую физическую боль, которую он предпочёл бы, а другую, которую он не мог описать словами. Ему хотелось сделать нечто такое, что он никогда не позволял себе представлять. Он старался не думать об этом, но сил не хватало для жёсткого самоконтроля, к какому он привык за все годы глупой влюблённости.

После шоу он первым покинул студию, заскочил в туалет и привычно сбросил пиджак, вывернул, вновь надел и потянул за шнур, продетый под тканью. Сейчас пиджак был уже другого цвета и выглядел как куртка. Осталось лишь растрепать волосы так, чтобы длинная чёлка упала на лоб. Теперь он ничем не напоминал знаменитого танцора, недавно участвовавшего в шоу.

Он поймал такси у центрального входа, забрался в салон, тихо назвал адрес и повернул голову. Вовремя, чтобы заметить на ступенях Ханя, отчаянно искавшего кого-то взглядом. Они посмотрели друг на друга, когда такси тронулось с места.

― Быстрее, пожалуйста, ― глухо попросил Чонин. Водитель послушно притопил педаль газа. Всего секунда ― и Хань остался далеко позади.

Через полчаса Чонин ввалился в танцевальный зал, включил свет, нашёл нужную композицию на плеере и, сбрасывая на ходу лишнюю одежду, окунулся в танец с головой. В зеркалах он по-прежнему видел устремлённые на него глаза Ханя. Реальнее, чем прежде, но не такие, как недавно, на шоу. Он закрыл глаза собственные, но всё равно продолжал ощущать взгляд Ханя на себе. Как наваждение или проклятие. Или благословение.

Его персональный мираж сроком в десять лет. Всё, что могла дать ему десятилетняя любовь, о которой он не рассказывал никому и которую хранил в себе всё это время. Любовь, что могла стать музыкой в Хане, если бы она была нужна им обоим.

― Почему ты не сказал, что уезжаешь?

Он расслышал вопрос, хотя зал тонул в музыке реальной. Недолго, правда. Через минуту музыка стихла.

Чонин открыл глаза и обернулся. Хань стоял у плеера и смотрел на него требовательно и сердито одновременно.

― Ты даже не попрощался, как делают все люди перед отъездом. Хотя бы письмо написал, что ли. Но даже это оказалось непосильной задачей, да?

Хань опять частил, как и в прежние времена. Если бы Чонин захотел ответить хоть на один вопрос, всё равно не смог бы и слова вставить в непрерывный поток обвинений. Поэтому он молча подобрал с пола куртку, накинул на плечи и двинулся к выходу.

― Ты теперь всё время будешь вести себя так, словно мы друг друга не знаем?

Он остановился и тихо спросил:

― А мы знаем?

Он не надеялся, что будет услышан. Скорее, это был риторический вопрос. Но Хань услышал.

― В чём дело? Что такого случилось, что ты уехал, ни слова не сказав?

― Я никогда не говорил. Помнишь? Ты всегда начинал говорить именно тогда, когда я пытался что-нибудь сказать. Наверное, ты просто не хотел слушать. И ты закрыл дверь до того, как я смог вставить хоть слово. ― Чонин повернулся и смерил Ханя внимательным взглядом. Тот казался немного растерянным ― и только.

― Но мы же были друзьями! И ты мог хотя бы...

― Друзьями? ― Чонин впервые в жизни перебил его, возмущённый определением, не отражавшим истины ни в малейшей степени. ― Прекрасно. И много ты знаешь о своём так называемом друге?

― Конечно, ― уверенно ответил Хань. ― Когда мы познакомились, ты пешком под стол ходил.

― И сколько мне было лет, когда мы впервые встретились?

Судя по заострившимся от волнения чертам лица, Хань не помнил.

― Ну хоть скажи, когда мой день рождения.

Не дождавшись ответа, Чонин опять развернулся и пошёл к двери. Хань догнал его на пороге и удержал, вцепившись в рукав куртки.

― Можно подумать, ты знаешь, когда мой день рождения! ― сердито выпалил он.

― Знаю. Сказать? ― Чонин уже не пытался подавить горькую полуулыбку.

― Н-нет, не нужно, ― поник Хань. ― Я тебе верю. Просто... просто я думал... а ты так внезапно исчез, ни слова не сказал, не писал, словно решил стереть себя из моей жизни.

Чонин годами пытался вписать себя в жизнь Ханя, а не стереть. Такое обвинение причиняло ещё большую боль своей несправедливостью. Если бы Хань сказал, что Чонин плохо пытался, он бы ещё мог смириться, но "стереть"...

Он бросил ладонь на стену над плечом Ханя, посмотрел сверху вниз ― непривычно, оказывается, теперь он выше Ханя. Пожалуй, они оба изменились за четыре года. Хань напоминал Чонину прежнего себя, но, в то же самое время, был немного другим. Время в чём-то его отточило, в чём-то сгладило и огранило, как драгоценный камень, заставив сверкать ярче. Что ж, Чонин не мог упрекнуть себя в плохом вкусе, как бы ему этого ни хотелось. Его по-прежнему очаровывали глубина тёплых и искристых глаз, совершенные очертания скул, тонкие линии носа и подбородка, живость в выражениях, стремительно сменявших друг друга на этом лице, тёмная родинка над правой бровью и даже шрам под нижней губой. Всё это так близко, как он и мечтать не мог. И от близости Ханя его начинала бить дрожь, которая усиливалась с каждым новым мгновением.

Хань чуть откинул голову к стене, глядя на него вопросительно. Зря. Чонин не смог удержаться ― провёл пальцами, повторив изгиб шеи.

― Ты не был мне другом. Ты человек, о котором я знаю больше, чем о ком-либо ещё, ― тихо сказал Чонин перед тем, как впервые попробовать губы Ханя на вкус. Он не собирался делать этого, даже не думал, но дрожь от близости Ханя усилилась настолько, что его почти колотило. Быть рядом и не прикасаться ― это слишком для того, кто бережно хранил в себе любовь десять лет.

И это стоило разбитой губы. Чонин даже не почувствовал боли от удара. До сих пор ощущал на кончике языка лёгкий и приятный вкус Ханя, а не солоноватость крови. Чего-то в этом роде Чонин и ожидал. Он вообще был готов к этому давным-давно. Легко отделался, честно говоря, потому что полагал, что реакция будет более бурной. Тем не менее, Хань ограничился одним ударом, оттолкнул его и быстро ушёл, ни разу не оглянувшись.

То, что Хань не опустился до оскорблений, радовало, но то, что всё прошло так просто и даже обыденно, печалило, не оставляя никакой надежды.

Чонин вернулся в зал, включил музыку и позволил себе забыться в танце. Он танцевал одержимо, без остановок, не глядя на себя в зеркала. Встреча с Ханем, близость, пусть даже столь короткая ― всё это обострило до предела его чувства. Желание, возбуждение, страсть... Это всё требовало выхода, хоть какого-нибудь. И Чонин продолжал танцевать, растрачивая силы и надеясь на усталость. Музыка менялась, а он продолжал танцевать, рассказывая каждым движением обо всём, что хранил в себе десять лет. Он не знал, сколько прошло времени, когда споткнулся первый раз. Потом стал делать ошибки чаще и продолжал делать их до тех пор, пока тело не выдержало. Он больно ударился коленом, упёрся ладонями в пол и хотел подняться, но не смог. Вытянувшись на полу на спине, прикрыл глаза, чтобы танцевать под музыку в мыслях.

Но на его губах всё ещё ощущался вкус Ханя.

Так мало и так много ― одновременно. Если бы он мог, то спас бы Ханя от самого себя. Но он не мог. Он просто продолжал любить.


Три сольных номера. Это не так много, хотя после каждого выступления грим стекал с его лица вместе с потом. На сцене самая большая проблема ― система освещения, хотя Чонин и без жара от осветительных приборов всегда был мокрым, как мышь.

Зал обычно тонул во мраке, и со сцены мало что удавалось различить из-за контраста света и темноты, но Чонин во время своих выходов буквально всей кожей ощущал на себе знакомый взгляд. Острее, чем обычно. Острее, чем при игре собственного воображения. Этот взгляд преследовал его и обжигал, заставляя вспоминать всё ― по новому кругу.

Чонин вышел на сцену в последний раз, получил заслуженные аплодисменты, поклонился и поспешил в гримёрку. Ещё немного ― и он своим видом смог бы доводить людей до сердечного приступа.

Не взглянув в зеркало, принялся убирать с лица остатки грима одной рукой, а второй пытался распутать тесёмки на мокрой от пота рубашке. Управился с обеими задачами одновременно и хотел уже стянуть рубашку, но в дверь постучали. Обычно он запирался в гримёрке на замок, чтобы никто его не отвлекал и не мешал настроиться, только за несколько минут до выхода он позволял гримёрам заняться своим лицом. Сейчас в этом не было никакой необходимости, но кому-то не терпелось его увидеть, так что он шагнул к двери и распахнул её. И задохнулся, словно получил удар в грудь.

На него смотрел Хань. Серебристый костюм, галстук, аккуратно уложенные волосы. И роза в руках.

― Можно?

Говорить он всё равно пока не мог, поэтому шагнул в сторону и жестом предложил Ханю зайти, машинально запер дверь на замок по привычке и повернулся к внезапному гостю.

― Прекрасное выступление, как и всегда. ― Хань протянул ему розу, и он уставился на цветок с недоумением. Не то чтобы ему не дарили горы букетов, очень даже дарили, а один цветок ― даже столь дорогой ― это весьма скромно. Но этот цветок ему протягивал Хань, от которого он ничего подобного не ждал.

Хань помолчал с минуту, после чего положил розу на столик у зеркала, затем всмотрелся в лицо Чонина. Скорее всего, искал след от удара, но не нашёл. Такие следы у Чонина заживали быстро. Всему виной привычка кусать губы, из-за чего на них постоянно появлялись похожие мелкие ранки. Это даже хорошо, потому что на следующий день после той встречи с Ханем никому и в голову не пришло спросить, как Чонин умудрился разбить губу.

― Я хотел спросить тебя кое о чём...

― Наверное, о том, как меня так угораздило, и почему именно ты? ― предположил Чонин. ― Два раза "не знаю". Это случилось десять лет назад, и я никогда не думал, почему. И нет, я прекрасно знаю все твои недостатки, сотню раз пытался убедить себя, что с такими недостатками вообще не живут. Не помогло. И нет, тебе не нужно опасаться, что я огрею тебя дубинкой по голове и потащу в пещеру. То, что я чувствую к тебе, это не банальная похоть. Да и выдохлась бы она за десять лет. Что-то ещё?

Хань выразительно вскинул брови и медленно покачал головой.

― В общем-то, нет, это был исчерпывающий ответ. Мало что проясняющий, но исчерпывающий.

― Хорошо. Тогда у меня тоже есть один вопрос.

― Какой?

― Что случилось шесть лет назад?

― Прости?

― Я о том, что ты стал замечать меня. До этого меня не существовало в твоём мире. Помнишь? Встреча в танцевальном классе, когда сестра подвозила нас обоих. Что ты тогда увидел? Как ты меня вообще увидел? ― Чонин сжал кулаки, потому что ответ на этот вопрос значил для него очень много.

― Я тебя и до этого видел прекрасно. ― Хань присел на край столика, сдвинул розу и задумался. Быть может, вспоминал. ― Я впервые увидел, как ты танцуешь. Когда ты танцуешь, на тебя все смотрят, затаив дыхание. Или сходя с ума. Пару лет назад кто-то сказал, что в тебе есть идеальный баланс противоречий, и именно поэтому ты ― бог танца. Равновесие. Сила и грация, страсть и нежность, агрессия и милосердие, огонь и вода, твёрдость и мягкость, мощь и гибкость, бесстрашие и осторожность... Ты всегда как будто на грани между всем этим. Ровно столько, сколько нужно, чтобы твой танец невозможно было забыть. Так вот... тогда я увидел именно это ― грань. Ты был... особенным.

― Но остался ли я особенным для тебя?

― Какая разница? Как я понимаю, для тебя я никогда не был другом. ― Хань усмехнулся, поднялся и шагнул к двери, но Чонин не собирался отпускать его так просто.

― Ты уверен, что понимаешь всё верно?

― Я понимаю, что ты меня хочешь, ― мрачно ответил Хань.

― Не совсем. ― Чонин уверенно сжал его плечи, развернул и прижал спиной к своей груди.

― Какого чёрта...

― Помолчи. Я не сделаю ничего такого, что напугало бы тебя. ― Чонин ладонью закрыл ему глаза и тихо продолжил: ― Ничего такого, чего ты опасаешься. Я мог бы объяснить словами, но это всё равно будет... не совсем то, что нужно. Просто хочу, чтобы ты действительно понимал, как я отношусь к тебе. Без слов. Это будут... просто голые чувства. Рискнёшь или сбежишь?

Рука Ханя чуть поднялась, словно он хотел отбросить ладонь Чонина, но передумал.

― Ладно. Что дальше?

― Ничего. Просто закрой глаза и ни о чём не думай. Тем более, не думай обо мне. Просто... чувствуй.

Чонин убрал ладонь с глаз Ханя, подождал немного и медленно провёл руками по напряжённым плечам, прикоснулся губами к шее над воротником пиджака, вдохнул лёгкий приятный запах, вновь тронул губами светлую кожу, ослабил узел галстука, снял его вовсе. Ненавязчиво и едва ощутимо скользил пальцами по шее, вновь и вновь проводил губами невесомо и осторожно. Он собирался зайти так далеко, как только было возможно в этой ситуации. Чтобы Хань действительно ощутил всё то, что копилось в нём десять лет. Чтобы понял ― там нет ничего плохого или грязного, потому что время в первую очередь убивает именно низменные чувства, а те чувства, что остаются, похожи на кристаллы или прозрачные капли.

Чонин неторопливо стянул с плеч Ханя пиджак, позволил ему упасть на пол и на ощупь стал расстёгивать пуговицы рубашки. Расстегнул половину, поддел ткань пальцами и открыл плечи, чтобы исследовать их губами, легко и мягко. Хань немного запрокинул голову, и Чонин тут же погладил его шею, медленно спустился к ключицам, повторил их очертания и смело двинулся дальше, забираясь ладонями под рубашку. Приласкал соски, осторожно ощупывая их, задевая ногтями, чуть сжимая и царапая. Как он и думал, Ханю это понравилось. Хань вообще любил прятать себя в одежде, скрывая тем самым свою чувственность. Продолжая прикасаться к соскам, поглаживать их большими пальцами, Чонин прикоснулся к шее Ханя сначала губами, а после мучительно медленно провёл языком снизу вверх, до мочки уха, оставив на коже широкую влажную полосу. Это Ханя добило ― он дышал тяжело и неровно, почти уронив голову на плечо Чонина. Оставалось лишь наклониться и поймать его губы собственными, что Чонин и сделал в то время, как его руки скользнули вниз, к поясу брюк.

В том, что Хань испытывал возбуждение, сомневаться не приходилось. Расстегнув брюки, Чонин уверенно скользнул одной рукой под тонкую ткань, провёл ногтями по внутренней стороне бедра, вызвав у Ханя неконтролируемую дрожь и сорвав с его губ тихий стон. Потом погладил нежную кожу в паховой складке и осторожно сжал в ладони яички, слегка массируя их и мягко прихватывая кончиками пальцев, надавливая большим пальцем снизу у самого основания. Ещё медленнее он гладил другой рукой твёрдый живот и ощущал, как под ладонью подрагивают мышцы, повёл вниз, сильнее сдвигая ткань и высвобождая напряжённую, потемневшую от прилившей крови плоть. Обхватив пальцами, начал жёстко водить по всей длине. Прикрыв глаза, Чонин слушал томные стоны Ханя и продолжал обеими руками прикасаться к нему. Жёсткие движения в нужный момент сменялись лёгкими и почти невесомыми, чтобы дать Ханю возможность перевести дух и ощутить после возбуждение ещё острее.

Чонин заставил Ханя кончить дважды и добился того, чтобы Хань сам потянулся к его губам, выпрашивая поцелуй. Разумеется, поцелуй Хань получил ― Чонин в любом случае не смог бы отказать ему, даже если бы хотел. Но Чонин не хотел. Не тогда, когда мог видеть на лице Ханя отражение всех тех чувств, что он сейчас испытывал.

Чонин сам привёл Ханя в порядок и одел, вновь прижал спиной к своей груди и прикоснулся губами к коже под ухом.

― Как ты... как тебе... ― сбивчиво и всё ещё задыхаясь, попытался спросить Хань почти что шёпотом.

― Непросто, но возможно. Потому что хочу, чтобы ты понимал... всё правильно. Теперь тебе лучше уйти и подумать об этом в тишине.

Чонин отпустил Ханя и отступил от него на шаг. Хань отрешённо подёргал за ручку, после додумался, как открыть дверь, и ушёл. Чонин сразу же закрылся на замок и привалился спиной к двери. Его трясло, пальцы подрагивали от воспоминаний о прикосновениях к Ханю. Это походило на сон ― слишком невероятно, чтобы быть правдой. И это в самом деле далось нелегко: чертовски трудно сдерживать собственное возбуждение, подавлять, заставлять себя ничего не чувствовать и не желать. Но у него получилось. Правда, прямо сейчас Чонин сам себе казался уставшим и измотанным и страдал от призрачной, но почти невыносимой боли из-за неудовлетворённого желания.

Впрочем, он не сожалел. Всё равно большего сделать он не мог. Уже лишь то, что Хань не сбежал и пришёл сам, можно назвать чудом. Чонин не ждал от судьбы подобного подарка.



Хань явился с новым визитом спустя месяц, после выступления Чонина в новом зале в Кванчжу.

Когда Чонин танцевал на сцене, вновь ощущал на себе знакомый взгляд, но и предположить не мог, что и на этот раз Хань наблюдает за ним. Поверил в это тогда лишь, когда Хань постучал в дверь его номера.

Под пристальным взглядом Чонин одёрнул футболку и отступил в сторону, чтобы Хань мог зайти в номер. Тот молчал довольно долго, испытывая на прочность нервы Чонина, а после пробормотал:

― Думаю, можно попробовать.

Чонин прикрыл глаза и вздохнул.

― Попробовать ― нельзя. Есть лишь два варианта ― да или нет. Либо ты хочешь, чтобы тебя любил именно я, либо ты не хочешь. Если ты не уверен ни в одном из двух вариантов, то лучше подождать или вовсе об этом забыть. Я не хочу, чтобы ты меня ненавидел или боялся. Я не хочу просто заполучить тебя в постель. Это не то. Я хочу гораздо большего. Если ты не можешь дать мне этого, то и не пытайся. Ничего не изменится всё равно. Я уже десять лет испытываю эти чувства к тебе, при этом тобой не обладая. Мне этого достаточно. Конечно, я хочу большего, но необходимости в этом нет. Необходимость появится тогда лишь, когда ты сам захочешь, чтобы я...

― Это не так просто, как ты думаешь, ― возразил Хань.

― Это намного проще, ― слабо улыбнулся Чонин. ― Либо ты хочешь всё, либо ничего. Что может быть ещё проще? Ты либо не можешь спокойно смотреть на меня, либо тебе смотреть на меня не хочется вовсе. Ты либо не можешь жить без моих прикосновений, либо они тебе противны. Либо в твоём мире есть я, либо меня нет. Это легко, как видишь.

Он шагнул к Ханю, прикоснулся к его подбородку, провёл пальцем по нижней губе, погладив шрам, и легонько поцеловал. Хань не шарахнулся в сторону, не попытался вновь ударить, а лишь прикрыл глаза, но через минуту всё же исчез за дверью.

Чонин устало прижал ладони к лицу, потёр веки и сделал глубокий вдох.

В дверь громко постучали.

Чонин удивлённо уставился на застывшего на пороге Ханя.

― Я не могу спокойно смотреть на тебя, ― Хань загнул один палец на левой руке, ― не уверен насчёт "жить не могу", но твои прикосновения мне приятны, ― загнул второй палец, ― я могу вечно смотреть, как ты танцуешь, ― Хань загнул третий палец, оценил результат и опустил руку. ― Не знаю, как это называется. Меня пугает то, что чувствуешь ты. Я боюсь, что просто не смогу этого выдержать. Меня пугает, как именно ты иногда смотришь на меня. И, наверное, я всегда знал об этом. Не то чтобы я не хотел слушать тебя, но да, боялся, что однажды ты скажешь... Нет, всё равно не понимаю, почему именно я? Ты особенный, а я обычный. Я не могу представить, что есть такого во мне, что ты...

― Тебе лучше уйти, потому что меня уже трясёт, ― тихо предупредил его Чонин и закрыл глаза, чтобы не смотреть и не видеть. Надеялся, что это поможет не хотеть, но всё, что Хань выдал с порога... Чонин никогда не слышал от него таких слов и даже не представлял, что хоть когда-нибудь услышит. Это было слишком для него.

Когда ощутил прикосновение мягких губ к собственным, понял, что всё стремительно летит к чёрту.

― Как много ты хочешь?

― Ты знаешь ответ.

― Пожалуй. Наверное, мне следовало догадаться об этом, когда ты утопил в нужнике мой телефон с номерами школьных подружек и подарил взамен новый, где был только один номер. Твой.

― Ты тогда едва не оторвал мне ухо и полдня носился за мной с битой в руках.

― Мне очень нравился тот телефон, редкая модель. А ещё я помню, как ты безжалостно истреблял все вещи, которые мне дарили. Кроме того жутковатого плюшевого медведя, которого подарил мне сам.

― Он выжил?

― Как ни странно. Ума не приложу, почему не выкинул его. И теперь знаю, почему ты отметелил моего одноклассника.

― Он постоянно тебя тискал. И у него была дурная привычка теребить тебя за щёку. Мерзко.

― Уж конечно. Сейчас вспоминаю все эти мелочи... Да, мне следовало догадаться, что к чему. Странно, что я так и не понял. Предчувствие было, как и подозрения, но и только. Потом ты вёл себя безупречно.

― Потому что мог видеть тебя почти каждый день и быть рядом, чтобы присматривать.

― Жуткий собственник.

― Недостатки есть у всех, ― пробормотал Чонин, притянув Ханя к себе, обхватив руками за пояс и уткнувшись носом в его шею. ― И я не уверен, что смогу... как в тот раз.

― Зато я уверен. Ты ведь умеешь выдерживать идеальный баланс, танцевать на грани.

― На другой чаше весов ― десять лет.

― Это заставляет меня слегка нервничать. Но только слегка. И я уже присмотрел тяжёлые предметы. На всякий случай.

Вместо ответа Чонин провёл губами по шее Ханя и слегка нажал кончиками пальцев чуть выше поясницы, чтобы услышать тихий стон и собственное имя.

Это больше не было миражом или игрой воображения. Голос, наполненный нотками искреннего желания, принадлежал человеку, о котором Чонин мечтал десять лет.

@темы: ссылки, EXO, KaiLu, fanfiction

---

EXO + SHINee - Билет в рай + иллюстрации

28.02.2015 в 16:08

Пишет  Корейский Песец Шу:

Билет в рай (КайТэ) + иллюстрации

Название: Билет в рай
Автор: Корейский Песец/Шу-кун/Ie-rey
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Ли Тэмин
Рейтинг: NC-17
Жанр: АУ, романс, ангст, юмор
Размер: мини
Коллаж/арт/иллюстрации в тексте: Areum & Evan//Румба Каталана (3 работы)
Предупреждения: не та поездка в Японию, альтернативная
Размещение: запрещено
Авторские примечания: "...оставалась иллюзия рая. Точнее, в аду выдавали иногда путёвки на ту сторону, вот как сейчас, когда были лишь Кай и Тэмин - и никого больше. Лучше, чем вовсе ничего, верно?"
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/1922335

Билет в рай

Бутылка шампанского стала последним штрихом. Или последней каплей. Тут как посмотреть. Тэмину нравился первый вариант, Кай же явно выбрал второй, судя по вспыхнувшему в тёмных глазах опасному огоньку. Даже его движения стали более резкими и откровенно раздражёнными.

― Можно автограф? ― нагло попросил лакей, несмотря на попытки Тэмина аккуратно выдворить его из номера.

― Чей именно? ― обманчиво сладко улыбнулся ему Тэмин, мысленно прикидывая пределы терпения Кая. Стабильно получалась отрицательная величина. Хорошо хоть, что по-японски Кай толком не говорил, а то такое бы сказал...

― Оба, ― не растерялся лакей и жестом фокусника выудил из-за спины два диска и маркер.

Ну и что ты с ним будешь делать?

Кай бы запер дверь у лакея перед носом немедленно, наплевав на всё, но у него на пути стоял Тэмин, здорово мешавший крайним мерам. Мурлыча под нос строчки из Everybody, Тэмин нарисовал автограф счастливцу на внутренней стороне коробки от диска и протянул маркер Каю. Тот смерил Тэмина убийственным взглядом, но маркер взял. Через минуту Тэмин наконец запер дверь в номер, повесив снаружи табличку "не беспокоить".

Он плавно развернулся, провёл пальцами по напряжённой шее Кая и заставил его наклонить голову. Долгий поцелуй отлично гасил огонь раздражения и усмирял разъярённого тигра, затаившегося под внешним лоском, дорогим костюмом и смуглой кожей.

― Шесть дней свободы и только нас двоих. Ты рад? ― прошептал Тэмин после короткого курса лечения поцелуем. Он знал, что Кай не слишком любит Японию, но это было неважно, пока они вдвоём. Пока они вдвоём, им хорошо в любом месте на этой планете.

Вместо ответа Кай осторожно положил ладони на поясницу Тэмина и мягко притянул его к себе. Тихое дыхание возле уха, лёгкое прикосновение губ к шее...

Кай просто обнимал его, согревая теплом своего тела, а Тэмину уже хотелось смеяться, от души и без причины. Потому что было слишком хорошо, словно не на самом деле, а в мечтах. Им и раньше удавалось побыть вместе, но этого всегда казалось мало. Жалкие огрызки времени от двух минут до получаса ― в лучшем случае, тайные встречи, которые быстро переставали быть таковыми с новыми порциями фото и видео в сети, намёки, недосказанность, игры на грани, когда это то ли фансервис, то ли нечто большее, но наверняка не сказать. А ещё совместные тренировки, где танец зачастую превращался в нечто большее, чем просто разучиваемые движения и связки.

Тэмин в последнее время жил в двух режимах.

Первый ― Чонин, который друг и коллега; притворяться не было нужды, этот режим такой же правдивый и честный, как смена дня и ночи, но он предназначался для окружающих ― открытый и естественный, доступный всем.

Второй ― Кай, который... который только для Тэмина. Кай не друг и не коллега, Кай ― это желание и мечта сразу. Этот режим ― закрытый и недоступный, тот самый режим, на который уходили короткие тайные встречи ― урывками, намёки, недосказанность, игры на грани и всё остальное.

Оба режима Тэмина устраивали, беда в том, что в последнее время он всё больше и больше путался в них, поэтому поездка в Японию всего на шесть дней в качестве отпуска от компании в подарок ― это огромная удача, жизненно необходимая Тэмину передышка.

― По бокалу шампанского? ― тихо предложил он, удобно устроившись в кольце рук Кая. Тот недовольно фыркнул. Ну да, Кай не любил спиртное, охотно променял бы бутылку шампанского на пару дополнительных часов тренировок под музыку и перед зеркалом. Тэмин невольно улыбнулся и медленно провёл ладонями по спине Кая, обтянутой гладкой тканью пиджака. И даже через слои ткани ощутил почти что звенящие от напряжения мышцы, будто сведённые судорогой.

― Что будем делать? ― пробормотал ему на ухо Кай.

― В душ и спать, ― твёрдо решил Тэмин.

Кай немного отстранился и удивлённо посмотрел на него.

― Да-да, и не возражать. У нас целых шесть дней, успеем всё, а пока тебе не мешает выспаться. Да и мне тоже.

Тэмин всегда умел говорить нужные слова, и сейчас его это обстоятельство очень радовало. Он не мог прямо заявить, что Кай отнюдь не в порядке и устал, как собака, после дня тренировок и перелёта, потому что это возымело бы совершенно не тот эффект. Иногда его вообще до смерти пугала одержимость Кая танцами. Он сам любил танцевать, но не до такой степени, чтобы превращаться в неутомимую машину, обходиться практически без еды и отдыха и доводить себя до состояния, когда мышцы во всём теле ноют и становятся подобными камню или металлу от постоянных нагрузок. Или выходить на сцену, преодолевая боль, которую до конца не устранить даже тонной обезболивающего.

― Ты устал? ― Искренняя забота в низком голосе заставляла сердце биться чаще. Ещё бы Кай сам о себе так же заботился.

― Я просто труп, ― с чистой совестью солгал Тэмин. Разумеется, он устал, но не так, как Кай. Только, в отличие от Кая, Тэмин всегда мог с лёгкостью признаться в чём угодно, потому что не видел в этом ничего зазорного.

После душа Тэмин заставил Кая сесть на кровати и принялся аккуратно и терпеливо гладить ладонями смуглую кожу на шее и плечах. По-хорошему если, то Каю не мешало бы ходить на сеансы массажа после каждой тренировки. Только ему не любой массаж подходил.

Прямо сейчас под ладонями Тэмина неподвижно застыли почти деревянные или стальные мышцы. Когда-то ради смеха Тэмин даже постучал по ним кулаком ― звук получился соответствующий. В подобном случае нельзя разминать мышцы пальцами, нажимать или использовать иные стандартные методы массажа ― будет очень больно. В подобном случае требуется для начала согреть. И Тэмин занимался именно этим, когда терпеливо гладил ладонями шею и плечи. Время от времени он тёр собственные ладони друг о друга, чтобы они были горячими, после продолжал гладить смуглую кожу и согревать её. Согревал до тех пор, пока "дерево" под пальцами не стало смягчаться. Узлы мышц обрели подвижность и ощутимо сокращались под ладонями Тэмина сами по себе, оживая и постепенно расслабляясь.

― Получше? ― тронув губами левое плечо Кая, спросил он. Услышал в ответ приглушённое неразборчивое мычание и улыбнулся, взялся смелее за плечи и начал легонько разминать, добрался до шеи, где влажные тёмные волосы липли к коже.

Когда Кай с глубоким довольным вздохом чуть запрокинул голову, Тэмин свалил его на простыни и взялся за спину. Он снова потёр ладони, чтобы нагреть их как можно сильнее, и прижал к пояснице Кая. И Тэмин чувствовал собственную беспомощность в эту минуту особенно отчётливо и остро, потому что не мог сделать большего. Травмы спины всегда непредсказуемы, и делать что-то большее просто-напросто опасно, поэтому он мог лишь согревать поясницу Кая теплом собственных рук в надежде, что это подарит хоть каплю облегчения. Он терпеливо грел руками до тех пор, пока тёмную кожу не украсили красные отпечатки его ладоней, а дыхание Кая не стало ровным и размеренным. Уснул...

Тэмин закутал Кая в одеяло и вытянулся рядом, разглядывая в мягком свете единственной включенной лампы резкие черты лица. Пальцем повторил рисунок брови, провёл линию от переносицы до кончика носа, прикоснулся к губам и легонько тронул выступающий вперёд упрямый подбородок. Всё это принадлежало зрителям, когда Кай выходил на сцену, но Тэмин эгоистично хотел бы оставить Кая только себе. Конечно, это невозможно. Слишком ценный дар, чтобы им обладал кто-то один. Нужно или смириться и делиться, или сойти с ума и умереть.

Кто бы мог подумать, что однажды гадкий утёнок Чонин превратится в танцора-демона, который...

Тэмин придвинулся ближе и запустил пальцы в ещё влажные тёмные волосы, погладил и грустно улыбнулся. Он выбрал "смириться и делиться", потому что жизнь без Кая походила бы на сущий ад, а так... Так оставалась иллюзия рая. Точнее, в аду выдавали иногда путёвки на ту сторону, вот как сейчас, когда были лишь Кай и Тэмин ― и никого больше. Лучше, чем вовсе ничего, верно?

***


Кай спал беспокойно и подрывался каждые два часа ― слишком привык к плотному расписанию. На третий раз Тэмин не выдержал, притянул сонного Кая к себе и нашёл губами его губы, провёл ладонью по гладкой груди, "случайно" задев ногтем сосок, не менее "случайно" потёрся бедром. Достаточно, чтобы высечь искру при горячем темпераменте Кая. Кай вообще легко заводился, буквально с пол-оборота. Тэмин не раз позволял себе шутить на эту тему: "Я могу тебя завести, всего лишь поманив пальчиком". Кай постоянно дулся из-за таких шуточек, но изменить свою натуру не мог.

Вот и сейчас Тэмин тихо застонал, когда Кай крепко прижал его к себе, оставляя на шее и груди пылающие следы от поцелуев. Как будто выжигал клеймо со своей обычной одержимостью. То есть... одержимым Кай был только по отношению к танцам. И по отношению к Тэмину, что не могло не радовать. Это даже льстило, ведь Тэмин прекрасно знал, что для Кая весь мир заключён лишь в танце. И если самого Тэмина приравнивали к танцу, это значило очень многое. За это Тэмин готов был отдать гораздо больше, чем просто самого себя.

Он привычно закусывал губы, глуша стоны, или впивался зубами в ребро ладони. Обычно они оказывались в том положении, когда лишние звуки грозили крупными неприятностями. В номере можно было расслабиться, но Тэмин забыл об этом, поглощённый сосредоточенностью на движениях внутри своего тела и снаружи. Он таял, когда ощущал, как Кай прижимается к нему, одновременно раздвигая плоть и наполняя Тэмина собой. И немного приходил в себя, когда Кай отстранялся, даря иллюзию освобождения и пустоты. Жадно оглаживал ладонями влажную от пота спину и бёдра, тянул к себе, чтобы побыстрее ощутить наполненность вновь.

Все ранее выстроенные схемы на тему "медленно, красиво и эротично" летели к чёрту каждый раз, как только дело доходило до близости. Либо они просто не работали с Каем, либо оба сразу ― Кай и Тэмин ― виноваты, потому что получалось всё слишком бурно и исступлённо. Всегда. Даже нежные и невинные игры непременно заканчивались именно всплеском неудержимой страсти, когда два тела так яростно пытались стать одним, что в итоге оба превращались в пепел. Потом Кай без сил падал на Тэмина, а Тэмин никогда не пытался сдержать слёзы, проступавшие после изматывающей пытки удовольствием. Говоря по правде, он не плакал в обычном смысле этого слова, ничего подобного, но после оргазма каждый раз по его щеке скатывалась прозрачная слеза, сама по себе. Необъяснимая особенность, но Каю нравилось. Он ловил слезу губами, обжигая щеку Тэмина неровным тяжёлым дыханием.

Тэмин прижал голову Кая к своей груди и накинул на них обоих одеяло. Вот теперь оба должны уснуть и спать как убитые, пусть даже в постели сейчас творилось чёрт знает что.

― Что ты хочешь делать, когда мы проснёмся? ― сонно поинтересовался Кай и провёл губами по коже на груди Тэмина.

― Сходим погулять. И купим много еды.

― Зачем?

― Я буду тебя кормить.

― Большим количеством еды? ― хмыкнул Кай.

― Именно. Ты себя в зеркале видел? Кожа да кости. Буду откармливать.

― Напрасный перевод продуктов.

― Нет уж. Ты же не думаешь, что я позволю тебе в течение этих шести дней заниматься тренировками? Мы отдыхаем или как? Заодно тебя откормим.

Кай фыркнул, устроился удобнее и натянул одеяло на голову.

― Это ещё зачем?

― Чтобы никто не видел, что я буду делать.

Тэмин зашёлся в приступе беззвучного смеха, когда вслед за этими словами по его коже под одеялом скользнули горячие губы.

― Чудак, тут нет зрителей. Только я.

― Вот именно.

― Спи лучше, ― попросил Тэмин, прикрыв глаза от приятного тепла лёгких поцелуев. Впрочем, он и так точно знал, что скоро они оба уснут, так что пускай Кай наиграется вволю, раз ему так хочется.

***


К полудню они успели побывать в десятке разных мест с непроизносимыми названиями и изрядно вымотаться, а потом ещё и заморосил слабый дождик. Они как раз добрались до какого-то храма со стеной из табличек. На табличках полагалось писать желания, насколько помнил Тэмин. Кай не проявил интереса к достопримечательности, но Тэмин взбунтовался и потребовал изъявить желание и увековечить его.

― Но я не знаю, что написать. Да и зачем? Предпочитаю хранить свои желания здесь, ― Кай тронул пальцем собственный висок, ― нет места надёжнее.

― Ты просто параноик, помешанный на скрытности, ― упёрся Тэмин. ― Нет уж. Изволь придумать желание и записать вот сюда. Я проверю.

― Ещё лучше! ― возмутился грядущим нетактичным "досмотром" Кай.

― Не волнуйся, зато ты проверишь моё, ― подмигнул ему Тэмин и сосредоточенно принялся писать желание под прикрытием узкого козырька над головой. Кай пристроился рядом, сначала вертел в пальцах табличку и смотрел куда-то вдаль, потом тоже начал писать что-то. Тэмин дождался, когда он закончит, и перешёл в наступление:

― Ты прочитаешь моё желание после того, как покажешь эгё.

― Что?!

― Что слышал. Давай-давай.

― Иди к чёрту, ― предсказуемо отреагировал Кай, никогда не блиставший на этом поприще.

― Нет уж. Желание прочитать хочешь? По глазам вижу, что хочешь. Показывай эгё. Всё равно никто не видит, только я.

― Телефон тебе зачем? ― нехорошо прищурился Кай. ― Увековечить этот ужас?

― Какой догадливый.

― Убирай.

― И упустить такую возможность...

― Убирай. ― Кай был непреклонен.

Тэмин поразмыслил и сунул-таки телефон в карман. Увидеть эгё Кая он очень хотел, потом, в случае чего, всегда сможет наплести небылиц на эту тему и без доказательств в виде снимков и записи.

― Ну?

― Дай мне морально подготовиться, ― мрачно проворчал Кай.

― Господи, это всего лишь эгё, а не операция по удалению миндалин. Просто побудь немного милым.

― Таким? ― Кай хищно улыбнулся, медленно облизнул губы и выразительно поманил Тэмина пальцем. Пришлось демонстративно схватиться за грудь, словно в попытке удержать выпрыгивающее из неё сердце. И подавить желание поцеловать хмурого упрямца.

― Ты безнадёжен, знаешь? Я попросил эгё, а не залп сексуальности со всех бортов. На случай, если ты не в курсе: милота и сексуальность ― это слегка... несколько... совершенно разные вещи. После эгё я должен тебя затискать в приступе умиления, а не прыгать в ближайшую кровать, ― ядовито комментировал Тэмин, наслаждаясь слабым румянцем смущения на высоких скулах.

― Желание затискать в приступе умиления у меня вызывают только щенки, ― глядя себе под ноги, буркнул Кай.

― Изобрази щенка, ― тут же предложил Тэмин, изо всех сил стараясь удержаться от смеха.

― И как же, интересно? Встать на четвереньки и помахать хвостом?

Тэмин сложился пополам от приступа хохота, когда попытался представить себе эту дивную картину.

― Поэтому я и сказал ― иди к чёрту, ― обиженно произнёс над его головой Кай.

― Погоди... ― Отсмеявшись, Тэмин перевёл дух и выпрямился. ― Просто попробуй, ладно? Не обязательно щенка. Просто попробуй выглядеть мило.

Кай посмотрел на него так, словно он в рассудке повредился, но всё же сложил из пальцев жест "победа", наклонил голову к правому плечу и немного робко улыбнулся, прикусив кончик языка зубами. Выглядело, скорее уж, забавно, чем мило, но Тэмин кинулся к Каю и принялся добросовестно его обнимать.

― Отлично! Вот, держи!

Кай осторожно взял табличку, покрутил в руках, потом прочёл желание Тэмина. На его губах заиграла мягкая улыбка.

― Что? ― заволновался Тэмин.

― Нет, ничего. Дай придумаю, что тебе сделать, чтобы прочесть моё желание...

― Ой, уже боюсь!

― Не мешай думать.

― Пока думаешь, попробуй ещё раз эгё сделать, ― предложил Тэмин и вооружился телефоном, чтобы заснять этот примечательный момент.

― Не дождёшься.

― Ну что тебе стоит? Покорчи рожицы хотя бы...

Это Тэмин зря, потому что получил в ответ на своё предложение истинно волчий оскал. Такое фотографировать не рекомендовалось, дабы сердечный приступ ни у кого не случился.

― Придумал.

― Не прошло и года...

― Тебе понравится.

― Правда, что ли? ― усомнился Тэмин.

― Угу. Представь, что ты фанатка и просишь у меня автограф, но у тебя нет ничего, на чём можно писать...

― Как это? У меня есть я! Ты поставишь на мне автограф?

Кай закрыл глаза ладонью и обречённо вздохнул.

― Я не это имел в виду, но так тоже сойдёт. Куда тебе?

― Желательно везде ― на каждый сантиметр кожи, ― просиял улыбкой Тэмин.

― Боюсь, тебя неправильно поймут, если ты сейчас начнёшь раздеваться.

― Ты думаешь, меня волнует реакция кого-то там на мой стриптиз, когда тут стоишь ты и пялишься с предвкушением? Мелкий извращенец. ― Тэмин стянул с плеча куртку и сдвинул тонкую ткань футболки, открыв ключицу. ― Сюда давай. Для начала.

― Зачем тебе много автографов? ― спросил Кай и закусил губу, когда провёл маркером первую линию под ключицей Тэмина.

― Затем, что мне всегда мало тебя? Пусть хоть автографов будет побольше. Ещё рисуй. Вот тут. И здесь. И сюда вот можно... И...

― Перестань, ― тихо попросил Кай, поправив на нём куртку и застегнув её наглухо. Голодный взгляд из-под ресниц был лучшей наградой за все старания Тэмина. ― Вот табличка, читай уже.

Тэмин шустро схватил табличку и уставился на ровные строки. Теперь понял, почему Кай улыбался, когда читал его желание. Они написали одно и то же, оба. Пожелали, чтобы в скором времени отпуск длиной в шесть дней повторился, и чтобы они провели его вместе вдали от всех, как сейчас.

― Давай повесим их, как положено, и вернёмся в отель.

Кай кивнул, согласившись с новой программой.

Когда они повесили таблички и собрались уходить, Кай вдруг резко развернулся, прогулялся к козырьку, под которым они прятались от дождя, и тут же вернулся.

― Что?

― Ты опять его забыл.

В ладони Тэмина оказался его телефон. Тэмин часто его терял, в самом деле. Хорошо, что Кай вовремя вспоминал об этом и спасал беднягу.

***


Ужин в номер доставил другой лакей, не менее наглый, чем тот, что был в прошлый раз. Но едва он вознамерился попросить автографы, как Кай ловко выставил его за дверь.

― Жестоко, ― прокомментировал Тэмин, обняв Кая за шею и коснувшись его губ лёгким поцелуем.

― У меня отпуск, перебьётся. Автографы даю исключительно в рабочее время.

― Злой какой... ― Тэмин снова поцеловал его и немного отстранился, разглядывая смуглое лицо. ― Знаешь, если бы ты всегда смотрел так, как смотришь сейчас на меня, тебе было бы намного проще и легче с людьми. Не то чтобы у тебя сейчас мягкий взгляд ― коленки у меня всё равно слегка трясутся, но это лучше, чем всегда.

― Да, я только и мечтал услышать подобное от тебя, ― помрачнел Кай.

― Я тебе как друг говорю, ― хмыкнул Тэмин и опять потянулся губами к губам Кая.

― С друзьями так не поступают, ― намекая на поцелуй, пробормотал чуть позднее тот.

― Я неправильный друг. Но взгляд у тебя всё равно убийственный.

― Тебя это не особенно испугало, раз до сих пор друг.

― Ну это же я ― меня вообще трудно испугать. Кстати, ты должен мне уйму автографов.

― Погоди, мы же собирались поесть, ― запротестовал Кай.

― Всегда успеем... И да, ты же помнишь, что я могу тебя завести, всего лишь поманив пальчиком? ― Тэмин продемонстрировал мановение, и его палец немедленно оказался в плену: Кай наклонил голову, сжал палец губами и чуть прикусил. Тэмин со смехом прислонился щекой к склонённой голове, тронул губами тёмные волосы. Он позволил себе забыть об обычной жизни, что ждала их по ту сторону пролива. В конце концов, они получили свой билет в рай на шесть дней и могли проводить это время так, как им хотелось.

― Знаешь, я передумал...

― Ты о чём? ― отпустив его палец, уточнил Кай.

― О взгляде. Не хочу, чтобы ты смотрел так на кого-то ещё.

Теперь рассмеялся Кай, уткнувшись носом в шею Тэмина.

― И я вовсе не ревную, просто...

― Да-да, я знаю, ― продолжая умирать от смеха, отозвался Кай.

Тэмин с горечью подумал, что слишком много лжёт. Он ревновал. Он смотрел выступления EXO, видел Кая на сцене точно так же, как его видели многие другие люди. И он прекрасно знал, какие сильные желания вызывает Кай, слышал и читал немало на эту тему. А ещё он знал, что далеко не все задумывались о таланте Кая, его мастерстве, о цене, заплаченной за каждое отточенное движение на сцене. Были те, кто искренне восхищался его возлюбленным и другом, но хватало и других, чьи мысли казались ему грязными и недостойными. И он ревновал, потому что не хотел знать этого, не хотел думать об этом, но не мог, потому что сам был таким же, как Кай, жил точно так же ― по тем же законам ― и выступал на сцене.

Интересно, ревнует ли Кай? Не удержался и всё же спросил.

― Ты мой, ― услышал в ответ. ― Мне наплевать, кто и что там себе думает или хочет, потому что ты только мой. И это ― реальность. С фантазиями никто ничего не может поделать, но фантазии ― это ведь не реальность.

Идеальный ответ. И мудрый. Впрочем, Кай лишь выглядел мальчишкой, но это никогда не могло обмануть тех людей, что оказывались рядом с ним, потому что он говорил так, словно ему лет на десять больше, чем указано в документах. Ещё одна черта, которая Тэмину в нём безумно нравилась.

― Мне всегда хотелось задать тебе один вопрос, ― признался Тэмин, коснувшись губ Кая пальцами, чтобы не позволить ему прервать себя, ― но я, наверное, никогда не отважусь сделать это, потому что боюсь услышать ответ.

― Такой страшный вопрос?

― Такой страшный предполагаемый ответ. Неважно. Сейчас ты явно хочешь кое-что иное, поэтому просто возьми и забудь об остальном. У нас осталось пять дней, а я всё ещё хочу тебя.

― Ты думаешь, через пять дней хотеть перестанешь? ― развеселился Кай.

― Я надеюсь на тебя. Ты же постараешься лишить меня желаний? Да и себя заодно...

Но они оба знали, что это невозможно.



"Если бы тебе пришлось выбирать между мной и танцем, что бы ты выбрал, Кай? Прости, но я всё ещё до чёртиков боюсь услышать твой ответ на этот вопрос... Поэтому пусть всё пока идёт так, как сейчас.
До следующего билета в рай".

@темы: humor, NC17, Lee Taemin, EXO, KaiTae, romance, Kai, SHINee, fanfiction

---

EXO - 4000 лепестков + иллюстрации

28.02.2015 в 16:01

Пишет  Корейский Песец Шу:

4000 лепестков (КайСин) + иллюстрации

Название: 4000 лепестков
Автор: Корейский Песец/Шу-кун/Ie-rey
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лэй (Чжан Исин)
Рейтинг: R
Жанр: АУ, романс, мистика
Размер: мини
Коллаж/арт/иллюстрации в тексте: Areum & Evan//Румба Каталана (3 работы)
Предупреждения: танатолатрия
Размещение: запрещено
Авторские примечания: Он так долго мечтал о том, кто умеет дарить любовь, потому что отчаянно нуждался именно в этом даре.
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/1919186

4000 лепестков

Он так долго мечтал о том,
кто умеет дарить любовь,
потому что отчаянно нуждался
именно в этом даре.

―1―

Когда открывал лавку утром, Исин меньше всего ожидал увидеть пушистого щенка в чьих-то смуглых руках. Щенка ему сунули буквально под самый нос.

― Позаботьтесь о нём, пожалуйста. ― Тихий низкий голос, сочный и осязаемый.

Исин отметил покалеченное правое ухо, рваную царапину под мехом там, где полагалось быть ошейнику, и грязные лапы. Щенок смотрел на него грустно-грустно и молчал. Человек, державший этого щенка, тоже теперь молчал и смотрел на Исина не менее грустно. Едва удалось подавить неуместную улыбку, поскольку эти двое чем-то походили друг на друга ― человек и щенок.

― Почему бы вам не взять его к себе? ― доброжелательно поинтересовался Исин у молодого человека, смахивавшего на студента из престижного сеульского университета. Высокий, красивый, живая экзотика на окраине города, потому что смуглый, но беловолосый ― странное сочетание. Или же у него какой-то нестандартный вкус: всё-таки рискованно сильно осветлять волосы при столь смуглой коже и таких резких чертах лица. Хотя стоило признать, что смотрелось в целом это эффектно.

― Ещё слишком рано. То есть... ― юноша замялся и медленно продолжил: ― я не могу. Сейчас. Возьмите его. Пожалуйста.

― У вас нет своего дома? ― предположил Исин и жестом предложил человеку со щенком в руках зайти в лавку. Тот поколебался немного, но всё же переступил через порог. Переступил так, словно это стоило ему немалых жертв.

― Да, ― тихо ответил он на вопрос, о котором Исин почти успел забыть.

― Будете чай? ― Исин держал чайную лавку уже третий год и привык угощать посетителей время от времени, если они приходили к сроку, когда чай был готов. Перед открытием лавки сегодня Исин как раз заварил чай, так что странный юноша со щенком пришёл вовремя.

― Да. Спасибо. ― Блуждающий взгляд, скользящий по полкам с пакетиками и коробками, смуглая ладонь изысканной формы, гладившая грязный мех у щенка на загривке, тёмная одежда, светлые волосы, лёгкая растерянность на лице... Пожалуй, этот посетитель чайной лавки был самым диковинным из всех, кого Исин видел в своей жизни. И, как ни странно, рядом с ним Исин ощущал умиротворённость, хотя сам посетитель казался подвижным и неуёмным ― он всё время что-нибудь делал, будто не умел находиться в состоянии покоя. Либо переступал с ноги на ногу, либо крутил головой по сторонам, либо гладил щенка, либо едва заметно шевелил пальцами, либо кусал губы ― постоянное движение, словно стоять на месте для него мучительно больно и невыносимо.

― Вот, ― Исин вручил ему чашку, ― и положите щенка сюда.

Юноша послушно устроил щенка на расправленном поверх стойки полотенце и удобнее взял чашку с чаем, сделал глоток и слегка поморщился.

― Не нравится?

― Похоже на лекарство, ― честно признался он. ― Я ничего не понимаю в чае, извините.

― Любите кофе?

― Наверное. ― Лёгкое пожатие плечами и пристальный взгляд. Исина этот взгляд немного смущал, но не вызывал никаких опасений или же неприятия. Это походило на искренний интерес, почти детский, если не считать того, что на ребёнка юноша совершенно не смахивал. Скорее уж, на хищника.

― Меня зовут Исин.

Незнакомец озадаченно уставился на протянутую руку, потом поднял удивлённый взгляд на лицо Исина, вновь посмотрел на руку.

― Ты студент? ― не менее удивлённо уточнил Исин, сбитый с толку странным поведением юноши.

― Студент... Да, наверное. Wander Jahr, ― выдал он непонятное и тут же вдруг зачастил: ― Просто увидел на дороге щенка, но я не могу забрать его. Ещё не сейчас. Присмотрите за ним, пожалуйста. Спасибо за чай, ― одним глотком осушил чашку и сунул её в до сих пор протянутую руку Исина, ― очень вкусно. Мне пора. До встречи.

В его устах "до встречи" почему-то прозвучало пугающе. А потом он выскочил за дверь. Исин последовал за ним и ошарашенно застыл на крыльце ― юноша пропал. Совершенно пустынная открытая местность, до автосервиса метров пятьдесят, но юноша просто исчез, будто растворился в воздухе. Не мог же он за секунду добраться до здания автосервиса! Он вообще за секунду не мог никуда ни свернуть, ни спрятаться, да и некуда. Тем не менее... он исчез. А за спиной Исина жалобно тявкал щенок, и откуда-то сверху, медленно кружась, падали крупные цветочные лепестки.

Щенка Исин оставил. Пока приводил зверька в порядок, раз за разом прокручивал в голове разговор с незнакомцем и останавливался на странных мелочах. Таких, как одежда, например. Он помнил, что одежда была тёмной, но ― хоть убей ― не мог вспомнить покрой и прочие детали. И незнакомец говорил чисто, но всё равно непривычно.

Потом Исин выяснил, что "вандер яр" ― это по-немецки "год странствий", но ситуацию прояснить не удалось, потому что тот юноша с белыми волосами точно не был немцем.

―2―

Дымок весело замахал хвостом и закрутился у входа. Он поскуливал, но явно радостно. Исин отставил глиняный чайник, накрыл крышкой и шагнул к двери именно в тот миг, когда она распахнулась, задев колокольчик. Под мелодичный звон беловолосый юноша опустился на колено и потрепал щенка по загривку.

― Выглядишь намного лучше, чем в нашу последнюю встречу.

Быстрый взгляд из-под длинной чёлки, и знакомый незнакомец медленно поднялся, на секунду прикоснувшись ладонью к левому боку, словно там у него что-то болело.

― Исин, ― тихо произнёс он вместо приветствия, как будто попробовал имя на вкус.

― Ты так и не представился. Не знаю, как тебя называть.

Юноша помедлил, вновь неуловимо быстро тронул левый бок пальцами и вдруг улыбнулся. Ослепительная белозубая улыбка на смуглом лице с резкими чертами, чистая и искренняя. Исин невольно залюбовался и не расслышал слов.

― Что?

― Кай. Ты спрашивал имя. Кай.

― Странное имя.

Кай безразлично пожал плечами, смахнул с тёмной ткани цветочный лепесток, опять опустился на колено и принялся наглаживать Дымка, порывавшегося вылизать ему лицо. Причём Кай всё ещё оставался за порогом.

― Будешь кофе?

― А у тебя разве есть?

― Теперь ― есть. Заходи.

Кай знакомо поколебался, но всё же перешагнул через порог точно так же, как в первый раз ― одновременно и с неохотой, и с неудержимым любопытством.

Странный...

Пока Исин намешивал кофе, Кай устроился в углу, и устроился он так, словно у него и впрямь что-то болело, только выглядел он при этом совершенно здоровым. Дымок крутился рядом и метался в восторге от Исина к Каю и обратно, наверное, не мог поверить своему счастью. Даже удивительно, что щенок запомнил Кая ― видел-то всего несколько минут прежде, как и сам Исин.

Пристальный взгляд ― всё тот же ― неотступно следовал за Исином. Он несколько раз оборачивался, но Кай ни разу не отвёл глаз, продолжал смотреть без смущения или растерянности, внимательно. Смотрел так, как смотрят на картину или ещё какое-нибудь произведение искусства. Ну или... Не смотрят так люди друг на друга, как минимум, это просто невежливо. Кай либо не знал об этом, либо ему было наплевать ― он продолжал смотреть, лишая Исина привычного равновесия. И Исин сначала просыпал кофе, потом чуть не перевернул сахарницу, пролил немного воды, перепутал пряности, но всё же смог-таки приготовить кофе и не убиться в процессе. И он едва не споткнулся на полпути к столику в углу.

Кай не осознавал своей вины и продолжал смотреть в упор, почти не мигая.

Исин аккуратно поставил перед Каем чашку и сел на стул. Разглядывал собственные руки, лишь бы не поднимать голову и не видеть мерцающих тёмных глаз, устремлённых на него. Через минуту, правда, рискнул. Кай сидел, смежив веки, и медленно потягивал кофе. Бесшумно отставил пустую чашку и облизнул чётко очерченные губы. Вот теперь Исин выдержал прямой взгляд, потому что продолжал пялиться на блестевшие от влаги губы Кая.

Пальцы Кая беспрестанно скользили по краю стола. Он то закидывал ногу на ногу и болтал ступнёй в воздухе, то садился ровно и слегка поводил плечами. Он напоминал Исину... акулу. Для акулы остановка равнозначна смерти. И Кай, похоже, тоже нуждался в постоянном движении. Как акула.

Кай резко поднялся и торопливо проронил:

― Спасибо за кофе, мне пора. Присматривай за Дымком. До встречи.

Когда он шагнул к двери, Исин потянулся рукой к тёмному пятну, оставшемуся на стуле слева. Пальцы испачкало красным.

Кровь...

― Погоди! Кай!

Исин выскочил на крыльцо секундой позже, но на улице вновь не увидел ни души. Кай испарился точно так же, как в прошлый раз.

Исин вернулся в лавку, сел в углу, поставил локти на стол и уронил голову на руки. Ему уже казалось, что беловолосый юноша, назвавшийся Каем, ― плод его воображения. Вполне возможно, хотя Исин никогда не думал, что ему нравится именно такой тип красоты ― хищный и даже спорный.

Он так долго мечтал о том, кто умеет дарить любовь, потому что отчаянно нуждался именно в этом даре. Вполне мог придумать себе странного Кая, загадочного и одновременно непосредственного, как ребёнок.

Дымок смотрел на Исина с осуждением в блестящих глазах. Видимо, щенок считал, что Кай ― самый прекрасный человек во всём мире, хотя выхаживал его вообще-то Исин. Где справедливость? С другой стороны, если бы Кай не принёс щенка Исину, всё могло бы сложиться иначе. И Дымок, кстати, не особо походил на плод чьего-либо воображения. Настоящая собака, ведь видел Дымка не только Исин, но и прочие люди.

Только реальность щенка не мешала Каю исчезать в мгновение ока, когда он того желал.

И он знал, какую кличку дал щенку Исин, хотя никто не говорил ему об этом.

―3―

Он появился снова ― спустя полгода.

Исин привычно открывал утром лавку: отпер дверь и выглянул на улицу. Кай сидел на крыльце и нанизывал на нить тяжёлые бусины, чёрные, матово блестевшие в его смуглых пальцах. И он даже ухом не повёл, хотя, несомненно, услышал скрип открываемой двери.

― С добрым утром, ― сонно пробормотал Исин и прикинул, через сколько секунд видение испарится.

― Исин, ― отозвался Кай, не повернув голову. Он продолжал нанизывать бусины, отвлёкся лишь, чтобы погладить Дымка. В его устах имя Исина звучало странно: не обращение и не зов, а... что-то непонятное, словно и не имя уже.

― Кофе?

― Да. Пожалуйста. Можно мне зайти?

― Заходи, конечно.

Кай нанизал последнюю бусину, стянул нить крепким узлом, поднялся и накинул получившееся украшение на шею ошарашенному Исину. Ярким просверком ― улыбка на тёмном лице. И сильный удар ладонью по плечу.

― Не снимай. Тебе идёт. ― Впервые этот низкий голос прозвучал радостно.

Через порог Кай переступил чуть увереннее, чем в прошлые два раза. И он больше не держался за левый бок.

Кофе они пили за столиком в углу, как и в прошлый раз. Дымок грыз косточку, пристроившись на полу у ног Кая.

Они молчали ― все трое. Исин крутил в голове и так, и эдак вопрос "Кто ты?", но озвучить его не осмелился. Помешало необъяснимое предчувствие, предостерегавшее его от излишнего любопытства. В конце концов, он просто присматривает за собакой, а Кай иногда заходит проведать собаку ― всё предельно просто.

Исина смущал лишь пристальный взгляд Кая ― это по-прежнему здорово сбивало с толку.

Когда их чашки опустели, Исин прогулялся к стойке, чтобы взять добавку. Повернулся и потянулся за ложкой, и едва не врезался в Кая, умудрившегося бесшумно подойти вплотную. Исин сглотнул под пристальным взглядом и замер, не зная, как поступить в сложившейся ситуации. Кай медленно наклонил голову и коснулся губ Исина собственными. Просто коснулся ― ничего больше. Так они и стояли, соприкасаясь губами и обмениваясь дыханием.

Исин всё отчётливее понимал, что очень даже не против, если Кай зайдёт чуть дальше. Ему было интересно, совпадёт ли реальность с его представлениями и робкими фантазиями.

Дыхание постепенно становилось тяжёлым и учащалось. У обоих. И Кай всё-таки сделал это: провёл кончиком языка по нижней губе Исина и превратил целомудренное прикосновение в полноценный поцелуй.

От Кая исходил запах кофе, а на вкус он был терпким и острым, как горький шоколад. Исин зарылся пальцами в жёсткие светлые волосы и удержал Кая, не позволив прервать поцелуй. Ему хотелось, чтобы это длилось до тех пор, пока в лёгких не закончится воздух, чтобы в глазах потемнело, чтобы сердце заколотилось в груди бешено и отчаянно, чтобы гулко застучало в висках, чтобы кожу обдало морозом, даже если на самом деле жарко, и чтобы колени задрожали.

Почти сбылось. Исин немного отстранился и хрипло спросил, всё ещё задыхаясь:

― Сейчас ты скажешь, что тебе пора идти, и исчезнешь?

Левый уголок рта Кая дрогнул в слабой полуулыбке.

― Мне, правда, нужно идти. Но я вернусь.

Исин подождал, пока за Каем закроется дверь, сразу же выглянул наружу, но знакомо никого не увидел. Только сверху, плавно кружась, сыпались цветочные лепестки.

Кай опять исчез бесследно. Испарился.

Дымок деловито догрызал косточку и ни о чём не волновался.

А Исин просто мечтал о том, кто умеет дарить любовь, потому что отчаянно нуждался именно в этом даре.

―4―

За неделю Исин обошёл практически все ювелирные лавки в городе, но нигде ему так и не сказали, из чего сделаны чёрные бусины на нитке, подаренной ему Каем. Минерал, но какой именно, никто не знал. Один из мастеров хотел расколоть бусину и изучить обломки, но Исин не позволил. Вот ещё. Какая разница, в конце концов, из какого минерала выточены бусины, если это подарок, с которым Исин не намерен расставаться?

Подарок он на шее не носил, обмотал левое запястье и превратил в браслет ― так было удобнее.

Дымок лениво возлежал на крыльце лавки и дожидался возвращения Исина. Поначалу Исин ничего не заметил, обратил внимание тогда лишь, когда взял собаку на руки: Дымок лежал на розовых лепестках, и эти лепестки запутались в собачьей шерсти.

Цветы рядом не выращивали, тогда откуда же лепестки? И уже в который раз.

Исин озадаченно провёл ладонью по волосам, но так и не смог придумать достойное объяснение.

Утром Дымок вновь валялся на крыльце в россыпи лепестков. Пряный аромат вползал в лавку, смешивался с травяным запахом чая и вызывал жажду нежности. Исин прежде не подозревал, что такая жажда вообще существует, а поди ж ты...

Кай пришёл спустя неделю. Исин нашёл его на рассвете на крыльце. Кай гладил собаку и неотрывно смотрел на зарево, поднимавшееся на востоке.

― Зайдёшь?

― Исин, ― тихо прозвучало уже привычное слово, которое стало не просто именем. ― Да. Спасибо.

― Кофе?

― Хорошо бы.

Кофе не получился. Вообще ничего не получилось. Стоило Каю перешагнуть через порог ― без обычного колебания, и он поймал Исина за запястье. Прикосновение его губ отличалось от того, первого. Теперь он точно знал, чего хочет. Исин не возражал, потому что хотел того же. Быть может. Даже если и хотел иного, то не мог думать об этом.

Всё потерялось, чтобы быть найденным когда-нибудь потом. Детали и подробности ускользали, чтобы не мешать наслаждаться главным. А главными были чёрные узоры на смуглой коже, капельки пота над верхней губой, прерывистое дыхание, встрёпанные жёсткие волосы под пальцами, уверенные прикосновения, обжигающий взгляд из-под ресниц. Исин проводил ладонями по лицу, словно выточенному изо льда. Холодные и резкие черты замораживали бы, если б не горячие глаза и губы.

Вопрос "Кто ты?" по-прежнему крутился в голове, но Исин не смог бы задать его, даже если бы захотел. Не сейчас. Он забыл слова на всех тех языках, какими владел. Он забыл обо всём, и это казалось совершенно нормальным. Таким же нормальным, как лопнувшая на запястье нить и рассыпавшиеся по простыням тёмные бусины. Исин проводил ладонями по плечам, по спине, пробуя на ощупь гибкие напряжённые мышцы под гладкой кожей, откидывал голову и изо всех сил старался не закрывать глаза, пусть и очень хотелось. Его собственная кожа горела и пылала, зажжённая губами Кая. Но даже это не имело значения. Весь смысл происходящего сводился к одному ― Исин чувствовал себя любимым.

Всегда он окутывал заботой других, дарил им то, что мечтал однажды обрести сам, но не находил. Это довольно быстро превратилось в привычку, приятную привычку, потому что Исин искренне верил ― так правильно. Но мечта оставалась просто мечтой, несбывшейся мечтой. Его заботу принимали, часто ― с благодарностью, но никто не хотел любить его так, как нужно ему, принять таким, какой он есть, и дарить ему обычную тёплую любовь. Ведь ему на самом деле надо так мало...

Поэтому Исин тонул в огне Кая, горел заживо, не успевал подуть на обожжённые пальцы, как вновь оказывался в пламени. Ему нужно так мало, а он получил внезапно намного больше, чем рассчитывал. Кай был слишком щедрым. И больно щемило в груди, когда Исин вспоминал, что всё это богатство неприкаянно бродило где-то рядом и могло достаться кому-то иному. Возможно, кому-то, кто не сумел бы оценить его по достоинству.

Неважно. Исин не об этом хотел сейчас думать. Точнее, он сейчас точно не думать хотел.

Всё было не так, как он представлял себе. Он никогда не размышлял о подобном целенаправленно, но иной раз проскакивали мысли на запретную тему близости, порождённые странными пристальными взглядами Кая. Так вот, реальность не совпадала с его представлениями. И он успел чуть посожалеть ― так и не спросил у Кая, кто же он такой, потому что... Потому что Исин не понимал, что он видит и видит ли вообще. Глаза затуманивались от влаги, проступавшей из-за резких и точных движений Кая, порой в глазах и вовсе меркло. Что там можно разглядеть, если зрение так шалит? Сплошные миражи, скорее всего.

Важно только то, что Исин позволил всему так далеко зайти, и то, что он был этому рад. Ему дарили любовь, и он испытывал удовольствие как от самого дара, так и от способа, каким это осуществлялось. Быть может, он хуже, чем всегда о себе полагал сам. Или нет. Это тоже уже неважно.

Под ладонями на спине Кая напрягались мышцы, превращались в тугие узлы, и пальцы соскальзывали с влажной от пота кожи, но рядом оставались губы, обжигавшие тяжёлым дыханием и рваными короткими поцелуями. Исин слишком долго пытался сохранить рассудок холодным, но у всего есть предел, и он позволил себе немного сойти с ума. Если сойти с ума, то чёрные узоры на смуглой коже уже не будут удивлять, даже если примерещится, что они движутся, словно живые.

Кем бы ни был Кай, он при этом умел дарить любовь. И это то, что Исин хотел принять от него.

Потом, когда сквозь окно в комнату постепенно прокрадывался уверенный дневной свет, Исин лежал на смятых простынях и устало перебирал жёсткие светлые волосы, разметавшиеся по подушке. Кай спал, прижавшись лбом к его груди и крепко обхватив руками за пояс. На полу у кровати валялась в беспорядке их одежда ― пополам. Самое время тихо пошарить по карманам и найти какие-нибудь подсказки или документы. Самое время, но Исин не стал этого делать. Сам не понял, почему отказался от столь удобного случая, ведь другого могло не представиться. Или же ему просто хотелось верить ― в Кая. Кай сам расскажет, когда захочет. И если захочет.

Кай подхватился буквально через пару минут, слетел с кровати и торопливо принялся одеваться.

― Тебе уже пора? ― со слабой улыбкой спросил Исин, ожидавший чего-то в этом духе.

― Да. Я вернусь, ― на ходу пообещал Кай и выскочил за дверь. Правда, почти сразу же вернулся, дотронулся ладонью до щеки Исина и тихо повторил своё заклинание: ― Исин.

После Кай исчез уже по-настоящему. И на кровать запрыгнул Дымок. Видимо, чтобы Исину было не так одиноко.

Но ему больше не было одиноко. Стоило лишь прикрыть глаза, чтобы воскресить в памяти прикосновения губ и рук, запах кофе и вкус горького шоколада, и жаркий огонь щедро подаренной любви.

Когда мечта сбывается, она не умирает. Она растёт и становится чуточку больше.

―5―

В следующий раз Исин увидел Кая тогда, когда совершенно этого не ожидал. И там, где и представить себе не мог, ― в центре города.

День выдался пасмурным, но дождь ещё не шёл, хотя угрожал пролиться в скором времени. Исин спешил к машине, припаркованной у сквера, и прижимал к груди бумажный пакет, набитый разными сортами чая. Ему нужно было перейти дорогу, чтобы добраться до автомобиля. И он резко остановился. Не потому, что загорелся красный сигнал, и по серому полотну улицы хлынул поток стальных машин, а потому, что на той стороне он различил Кая. Фигура, причёска, лицо, походка ― он узнал всё сразу и прикипел взглядом, не мог отпустить. Смотрел, как Кай уверенно шагает по тротуару, и люди сами расступаются, хотя, вроде бы, даже и не видят высокого юношу в странной одежде и опутанного тенями.

Чёрное, белое, снова чёрное и опять белое...

Кай невесомо коснулся плеча спешившего куда-то человека в лёгком плаще и со сложенным зонтом в руках. Вслед за смуглыми пальцами потянулась густая серая тень. Человек в плаще выронил зонт и медленно опустился на колени, потом повалился на асфальт лицом вниз, когда тень оторвалась от него и последовала за Каем.

Исин невольно прижал бумажный пакет к груди покрепче. Именно в ту секунду, когда встретил пристальный взгляд Кая. Они смотрели друг на друга через дорогу, потом между ними оказался автобус. На миг всего лишь. И этого мига Каю хватило, чтобы исчезнуть без следа, словно его никогда тут не было.

Исин не желал думать о полученных ответах.

Он не просил о них.

―6―

Открывая лавку утром, Исин больше всего хотел увидеть одного конкретного... Нет, не человека.

Кая.

Тот сидел на крыльце и пересыпал из горсти в горсть цветочные лепестки. На Исина он не посмотрел, хотя, несомненно, услышал скрип открываемой двери.

― Я ждал тебя.

― Меня никто никогда не ждёт, ― отозвался после долгой паузы Кай. И добавил имя, которое стало чем-то большим, чем просто имя: ― Исин.

― Хочешь зайти?

Кай поднялся, повернулся к нему лицом и смерил таким знакомым пристальным взглядом.

― Ты боишься меня.

Не вопрос, но утверждение. Несправедливое. Поэтому Исин помотал головой.

― Я не самый бесстрашный человек на свете, но тебя я точно не боюсь. Так ты зайдёшь?

― Ты уверен, что хочешь видеть меня в своём доме? Особенно теперь?

― Я всегда хочу тебя видеть.

― Это невозможно, поэтому... ты уверен?

― Я уверен, что встречу тебя ещё хотя бы один раз в своей жизни. Обязательно, ― грустно улыбнулся Исин. ― Странно только то, что я тебя вижу.

― У тебя душа целителя. Потому и видишь, чтобы знать, когда надо действовать. Но ты встретишь меня не один раз. И ты ужасающе легкомысленно себя ведёшь, когда даёшь мне возможность входить в твой дом по бессрочному приглашению.

― Не могу смотреть без слёз, как ты мнёшься на пороге и осторожно через него переступаешь, словно молоко расплескать боишься.

Быстрая улыбка на смуглом лице как награда или персональное маленькое солнце для Исина.

― Я кажусь тебе жалким?

― Как потерявшийся щенок. Возле порога. В остальное время на слёзы не тянет. К счастью. ― Исин подхватил выскочившего на крыльцо Дымка, с трудом поднял изрядно потяжелевшее ― больше полугода прошло ― тельце и протянул Каю. Дымок немедленно лизнул твёрдый подбородок и радостно замахал хвостом. ― Видишь, он тоже рад тебя видеть. Хотя... ― Исин прижал собаку к груди. ― Ты ведь пока не заберёшь его?

Кай без улыбки медленно покачал головой.

― Ещё не сейчас.

― А меня?

Кай промолчал, но левый уголок его рта чуть дрогнул, выдав спрятанную полуулыбку.

― Профессиональная тайна?

― Что-то вроде. Кофе?

― Для тебя ― сколько угодно. ― Исин опустил собаку на пол, выпрямился и шагнул к порогу.

― Исин, ― тихо прозвучало за спиной. Он обернулся и едва не упал, обнаружив, как близко к нему стоял теперь Кай.

― Что? ― севшим голосом спросил Исин.

― Научи меня... ― с явным трудом начал говорить Кай, и Исин прижал пальцы к его губам, призвав к тишине.

― Ты прекрасно справляешься сам. Но я помогу, если вдруг потребуется.

Губы под его пальцами шевельнулись. Он не услышал ни звука, но понял, что Кай произнёс его имя, которое стало чем-то большим, чем просто имя.

Прямо сейчас это было...

...обещанием.

И мечта Исина стала ещё немножко больше под дождём из невесомых лепестков, когда его запястье оплела новая нить, унизанная тёмными бусинами.


Примечания:

Четыре тысячи лепестков - прямая отсылка к "четыре тысячи крыльев" согласно религиозным текстам (у ангела смерти Азраила);
далее по тематике: опадающие лепестки - завершённые жизни, которые смерть берёт сама,
чёрные бусины - из окаменевших костей выточены, воспоминания о всех уже прожитых и завершённых жизнях.

@темы: ссылки, Lay, EXO, фанфикшен, KaiXing, Kai

---

DBSK + SHINee - Сделка

26.02.2015 в 23:59

Пишет  Корейский Песец Шу:

Сделка (ЮнТэ)

Название: Сделка
Автор: Корейский Песец/Шу-кун/Ie-rey
Пейринг/Персонаж: Чон Юнхо/Ли Тэмин
Рейтинг: пж-13
Жанр: мистика, АУ, кроссовер
Размер: мини
Коллаж/арт: Areum//Румба Каталана
Предупреждения: надо думать
Размещение: запрещено
Авторские примечания: Написано на заявку: Юнхо/Тэмин. (DBSK/SHINee) Не бойся темноты. Бойся тех, кто живет под ее покровом
Ссылка на оригинал КФ: на КФ не выкладывался

Сделка

Написано на заявку: Юнхо/Тэмин. (DBSK/SHINee) Не бойся темноты. Бойся тех, кто живет под ее покровом.

В доме Тэмина всегда горел свет. Лампы, забавные светящиеся игрушки, свечи — повсюду и всегда. И время от времени он покупал обновки, чтобы света было ещё больше.

На самом деле Тэмин не боялся темноты, просто не любил. Он не помнил, почему. Мама рассказывала, что когда-то нашла его перепуганным в спальне с погасшим светильником. Он забился в угол, зажмурился и постоянно просил не забирать его, хотя в комнате находился в полном одиночестве. С тех пор так повелось, что Тэмин без света не оставался. Электричество могло подвести, поэтому Тэмин держал и свечи.

На всякий случай.

По вечерам он спешил домой, избегая тёмных мест. Его дом был его крепостью, где он предусмотрел всё. Он ужинал в одиночестве за длинным высоким столом, зажигал пару свечей и бродил по комнатам, чтобы проверить, везде ли светло. Убедившись в этом, он вытягивался на широкой кровати, закрывал глаза и засыпал, ощущая покой и уверенность.



Однажды в комнате на первом этаже погасла лампа. Тэмин всё собирался заменить её, но как-то руки не доходили — то одно отвлекало, то другое. И надо же было ей погаснуть поздним вечером!

Тэмин стоял на пороге комнаты и не мог заставить себя шагнуть в полумрак. Он помялся немного, быстро вытянул руку и захлопнул дверь. Ещё и защелкнул замок. Лампу он поменяет днём, когда будет светло. Именно так.

Успокоившись, он отправился ужинать. Устроился за столом и приступил к еде, потом сидел с чашкой кофе в руках и лениво думал о чём-то. О чём именно, забыл, когда отчётливо ощутил на лодыжке чьё-то дыхание. Он сидел, боясь шелохнуться, и чувствовал, как кто-то — или что-то — дышит на его лодыжку. Под столом. Поставить светильник под стол Тэмин как-то не додумался, и теперь там что-то было и дышало. Ещё больше Тэмин боялся наклониться и посмотреть, что же это. И боялся пошевелиться, ведь движение могло спровоцировать существо под столом на что-нибудь...

Пауза — и чужое дыхание вновь потревожило его кожу, снова пауза — и опять. Тэмин мог бы поклясться, что все волосы на его теле встали дыбом от страха.

Чашка выскользнула из его пальцев и с оглушительным звоном разбилась о полированную поверхность стола, сам же он так сильно дёрнулся прочь, что рухнул на пол вместе со стулом. Спиной больно ударился, поболтал ногами в воздухе, потом оказался на четвереньках и уставился под стол.

Под столом не было ничего. И никого.

Немного придя в себя, он убрал со стола осколки, вытер остатки кофе и всё-таки сунул под стол маленький светильник. На всякий случай.

В спальне его ждала кровать — его персональный бункер. Если залезть под одеяло с головой, страшно не будет.

Он сбросил обувь, разделся, сел на край и протянул руку, чтобы включить дополнительное освещение. И заорал, когда что-то холодное и липкое обвилось вокруг лодыжки. Тэмин отлетел от кровати, запнулся о край ковра, рухнул на пол, больно ударившись коленом, и невольно оглянулся. Кровать как кровать, лишь полоска тьмы между кроватью и полом.

Тэмин моргнул, когда различил там, во тьме, два слабо светящихся серебристых пятна. Он молча смотрел на них, медленно осознавая, что это вовсе не пятна, а чьи-то глаза. И когда он убедился в этом окончательно, обладатель этих глаз в один миг оказался рядом с ним. Лежал на полу и смотрел на него. Бледная кожа как будто светилась изнутри, глаза теперь стали тёмными, жгучими, манящими, как бездна, в которую так и тянет заглянуть.

Тэмин на четвереньках попятился, чтобы быть подальше от странного типа. В голове крутились обрывки глупых мыслей: как он попал в запертый дом, что забыл под кроватью, и какого чёрта у него глаза светились?

Странный тип тоже приподнялся. В ковёр впились когти, венчавшие каждый длинный палец.

— Ты... Ты кто? — выдохнул Тэмин, когда пятиться стало некуда, потому что пятками и задницей он упёрся в стенку. — Что тебе нужно от меня?

— Тебе нужно моё имя? — прошелестело в ушах. Вечерний гость не разомкнул губ, но Тэмин его услышал.

— Для начала, — кивнул Тэмин, лихорадочно размышляя на тему спасения собственной шкуры от фатальной выделки неизвестно кем и с неизвестными целями.

— Зови меня... Юнхо. Хотя не вижу в этом смысла, ведь ты всё забыл.

— П-почему? И почему ты торчишь на свету? Почему не в темноте? Разве свет тебя не пугает?

— Глупый. Очень глупый. Вы все такие. — Вот теперь Юнхо говорил нормально, только зря. Не раскрывал бы рот, и Тэмин не увидел бы клыков, что явно были крупнее положенного. — Вы боитесь темноты.

— Конечно, ничего же не видно.

— Не бойся темноты. — Юнхо улыбнулся, вновь продемонстрировав клыки. — Бойся тех, кто живёт под её покровом.

— Почему бы тебе не убраться обратно — под покров? — внёс рациональное, на его взгляд, предложение Тэмин.

— Мне кое-что нужно...

На этих словах он стартовал с места, оттолкнувшись пятками от стены. Он прошмыгнул мимо Юнхо, запрыгнул на кровать и укрылся одеялом с головой. Блаженно выдохнул, закрыл глаза и пробормотал с удовлетворением:

— Просто сон, сон... Проснусь — и всё будет отлично. Я сплю...

— Что ты делаешь? — прозвучал над головой удивлённый голос Юнхо.

— Сню тебя. Слушай, а ты можешь мне больше не сниться? Пожалуйста. Ты не представляешь, как это жутко.

Тэмин под одеялом зажмурился ещё сильнее, повторяя непрестанно в мыслях: "Просто сон. Только сон. Так не бывает. Сейчас проснусь — и всё будет хорошо". Он распахнул глаза от странного звука и с воплем отшвырнул вспоротое когтями одеяло. Юнхо стоял рядом и смотрел на него сверху вниз.

— Что тебе нужно? — спросил Тэмин, постаравшись сдержать дрожь.

— Сердце.

— Что?

— Твоё сердце. Ты обещал, помнишь? Ты просил не забирать тебя, и тогда ты отдашь своё сердце. Мне.

— Ты же понимаешь, что я это фигурально... — Тэмин умолк под пристальным взглядом Юнхо.

— Ты обещал. Мне. Пятнадцать лет прошло.

— Я не помню, чтобы мы обсуждали сроки. — Если уж на то пошло, то он вообще ничего не помнил: ни обещания, ни Юнхо, но сдаваться просто так было скучно, несмотря на липкий холодный страх.

— Это не обсуждается. Чего ты боишься? Разве эта твоя жизнь хороша? Ты окружаешь себя светом и боишься каждой тени. Жалкое существование, не находишь? Я могу избавить тебя от него.

— Заманчивое предложение, можно мне над ним подумать? Ещё годиков пятнадцать было бы непло...

— У тебя пятнадцать секунд, — наклонившись к нему, прошептал Юнхо.

— Сколько? Я не умею так быстро думать! — запротестовал Тэмин. — Я вообще тормоз. Хотя бы пятнадцать ми...

— Время вышло, — наклонившись ещё ниже, отрезал Юнхо и медленно поднял руку. Свет посеребрил острые когти.

Тэмин отчаянно рванулся в сторону, чтобы спрыгнуть с кровати и попытаться удрать, но Юнхо сдвинулся, преградив ему путь. И его губы случайно скользнули по твёрдому подбородку.

Замерли оба.

Юнхо смотрел прямо перед собой остановившимся взглядом и, кажется, не дышал. Тэмин пытался соображать. Быть может... Речь шла о сердце, но ведь получить сердце можно не в прямом смысле слова. Зачем вырывать его из груди, если...

Было страшно, очень, но Тэмин легонько прикоснулся кончиками пальцев к щеке Юнхо, осторожно погладил, закрыл глаза и подался вперёд. Холодная кожа, почти ледяная, но под его губами постепенно она теплела, а потом его губы поймали пустоту.

Тэмин открыл глаза и озадаченно осмотрелся. На полу валялось распоротое одеяло, край ковра, о который он споткнулся, задран, яркий свет... но нет Юнхо.

Тэмин свалился на пол и посмотрел под кроватью, ни черта не увидел, достал из-за шкафа биту и пошуровал ею во мраке, выудил старого плюшевого мишку с оторванным глазом-пуговкой. Он не помнил, чтоб у него когда-то была такая игрушка. Может, это Юнхо? Тэмин отряхнул мишку от пыли и сунул обратно под кровать. Потом он заглянул в шкафы, но и там Юнхо не обнаружил. Подняв с пола одеяло, внимательно изучил дыры, оставшиеся от когтей, даже пальцы в них просунул. Всё по-настоящему.

Но где же тогда Юнхо?

Тэмин долго сидел на кровати, кутаясь в драное одеяло, и ждал. Так и уснул.



Выключить свет на ночь пришло ему в голову только на следующий день.

@темы: ссылки, Dong Bang Shin Ki, shinee, YunTae, ЮнТэ, Jung Yunho, Taemin, fanfiction

---

EXO - Особые запросы 2

27.02.2015 в 00:14

Пишет  Корейский Песец Шу:

Особые запросы - 2 (КайЛу + Крис)

Название: Особые запросы - 2
Автор: Корейский Песец/Шу-кун/Ie-rey
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), Крис (У Ифань)
Рейтинг: NC-17
Жанр: PWP, AU, романс, юмор
Размер: миди (2 части)
Коллаж/арт: Areum//Румба Каталана
Предупреждения: кинк, бдсм-флёр детектед
Размещение: запрещено
Авторские примечания: Жизнь прекрасна, если её не усложнять.
Особенно когда ни во что не веришь.
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/1850122/5240986#part_conten...

Особые запросы - 1

Особые запросы - 2

Квартира, в которой живут журналист и полицейский, по умолчанию должна напоминать минное поле и арену для репетиции конца света одновременно. Хотя иногда она превращается в нечто... неописуемое.

Иногда.

Хань обвёл печальным взглядом творящийся вокруг бардак и продолжил собирать осколки вазы из белого фарфора. Вазу ему подарила мать года три назад. Красивая такая штука, придававшая обстановке в квартире нотку богемности. Не то чтобы он особо дорожил этой вазой, но она и не бесила. А полчаса назад он расфигачил эту несчастную вазу об одну упрямую голову и в очередной раз выставил Чонина за дверь. Правильно сделал, между прочим.

Хань зашипел, рассадив палец острым осколком, машинально сунул в рот и пососал, потом опустился на пол и принялся себя жалеть.

Вот почему у него вечно всё вкривь и вкось? Тот же Чонин... Идеальный. Если не присматриваться. И если с ним не жить. Но! Чонин работает в полиции. Что на выходе? На выходе сегодня Чонин следит за Ханем и подслушивает телефонные разговоры, а завтра они меняются местами, и следит и подслушивает уже Хань.

"Скандалы, интриги, расследования..." По сути, работа у них обоих одинаковая, просто чуть в разной плоскости и с различными целями и результатами. И иногда просто невозможно прийти к компромиссу, устраивающему обоих. На месте Чонина Хань просто отделал бы себя и оттрахал как следует, но Чонин никогда себе такого не позволял. Он вообще Ханя ни разу не ударил всерьёз, хотя мог бы вполне. И мог воспользоваться наручниками ― при себе всегда таскал. Но не пользовался ― в отношении Ханя. А жаль.

Может, это и была та самая причина, по которой Чонин вновь и вновь возвращался в эту квартиру после очередного изгнания. Потому что рядом с Чонином Хань испытывал необычное ощущение: словно никто и ничто не могли угрожать ему, полная безопасность. И Чонин всегда делал с ним только то, чего хотел он сам. Как в первую встречу.

Хань ссыпал собранные осколки в пакет, осмотрел пострадавший палец и попытался вспомнить, из-за чего они сцепились на сей раз. Вспомнить не смог. Значит, из-за какой-то несущественной ерунды, а потом оба пошли на принцип, вспылили... Чонин предсказуемо упёрся, как баран, ещё и язвить начал ― умел при желании, Хань рассвирепел и шарахнул его вазой. По голове. Потом собрал барахло, сунул Чонину в руки и выставил за дверь.

Куда Чонин пошёл? В мотель "Якорь". Он всегда туда ходил, потому что не особо дорого и довольно прилично.

Хань вздохнул, тихо застонал, учуяв мандариновый запах, которым квартира уже пропиталась насквозь, пару раз лизнул ранку на пальце, натянул куртку на плечи, нашарил ключи и вышел из квартиры. До мотеля добрался за пятнадцать минут.

― Привет, Лин. Какой номер? ― устало помахал он администратору за стойкой.

― Всё тот же, Лу. Презервативы в тумбочке. Если снова будете мириться как в прошлый раз, возьму в два раза больше. Кровати подорожали, ясно?

― Прям уж в два раза подорожали? ― возмутился Хань.

― Не в два, но остальное ― штраф. Нечего кровати ломать. ― Лин бросила ему второй ключ от номера и уткнулась в глянцевый журнал.

Поначалу весь мотель раздирало слухами и сплетнями, но теперь к Ханю и Чонину уже привыкли. Чонин регулярно останавливался в мотеле, когда Хань выставлял его из квартиры. И Хань не менее регулярно приходил к Чонину, после чего они уже вместе возвращались домой.

Замкнутый круг, чёрт бы его побрал...

Хань ввалился в номер как раз в ту самую минуту, когда Чонин вышел из душа, прижимая влажное полотенце к голове. Просто прижимал полотенце к голове и больше ничего не делал, но выглядел так... спокойно смотреть на него было невозможно ― всё тело звенело от желания. Хань ногой закрыл дверь, отобрал полотенце, заставил Чонина наклонить голову и принялся "залечивать" поцелуями царапины, ссадины и ушибы, оставшиеся после удара проклятой вазой. Напоследок запечатлел поцелуй на чётко очерченных губах и крепко обнял упрямую скотину.

― Прости, ― пробормотал на ухо. ― Больно?

― Жить буду, ― мрачно пообещал Чонин и попытался аккуратно отцепить Ханя от себя. Хань не желал отцепляться.

― Можешь наказать меня. Как пожелаешь. Сразу со всем согласен.

― Правда, что ли? ― с сомнением уточнил Чонин, но отдирать от себя Ханя перестал.

― Угу.

― Раздевайся.

― Вот прямо так сразу? ― возмутился Хань и отшатнулся.

― Ты сказал, что со всем согласен. Соврал? ― Левый уголок рта дрогнул в ехидной полуулыбке.

― Э... нет. Сейчас.

Хань стянул куртку, футболку, помедлил, но всё же снял и всё остальное, выжидающе уставился на Чонина, прикидывая, как бы половчее сдёрнуть полотенце с узких бёдер. Пока он прикидывал варианты, Чонин отволок его к кровати, но не свалил на неё, а уселся сам. В следующий миг Хань барахтался у него на коленях и вопил на нехорошем китайском всё, что думает о наглых корейцах ― вообще ― и об одном наглом корейце ― отдельно взятом. А этот "один наглый кореец" безжалостно и размеренно припечатывал ладонь к его голой заднице. Всего двадцать ударов, а бедная задница Ханя полыхала так, словно там был пожар. К концу экзекуции Хань уже не ругался, а приглушённо поскуливал от боли и... удовольствия. И сгорал от стыда, потому что в бедро Чонину упирался отменный стояк. И Чонин просто не мог этого не заметить. Хотя ладно, оба хороши. Только это и успокаивало ― то, что Чонин испытывал не меньшее возбуждение от наказания, чем Хань.

Оба извращенцы, чего уж там...

Чонин медленно провёл кончиками пальцев по пылающим ягодицам. Хань стиснул зубы, но всё равно тихо застонал. Это было мучительно, издевательски, невыносимо... восхитительным. Уперевшись дрожащими руками в колено Чонина, Хань приподнялся и потёрся губами о твёрдый подбородок, осторожно обнял за шею, выпрашивая поцелуй. Получил. Чонин никогда ему в этом не отказывал. Хань забрался пальцами в непослушные волосы, нащупал следы, оставшиеся от удара вазой, легонько погладил и увлёк Чонина за собой ― на белые простыни. Соприкоснувшись горящей задницей с прохладной тканью, испытал на время призрачное облегчение, но успел лишь дух перевести, потому что ладони Чонина сжали его бёдра, подарив огромный букет впечатлений ― от боли до невыносимого восторга.

― Ненавижу... тебя... ― пробормотал Хань, коснувшись тёплых губ собственными и резко втянув в себя воздух с мандариновым ароматом.

― Я знаю, ― тихо ответил Чонин и нарисовал кончиком языка линию на щеке Ханя.

― Я не про... вазу...

― Это была ваза?

― Забудь. ― Хань перевернулся на живот, удобнее упёрся в матрас коленями и вытянул руки. ― Ещё немного.

― Потом сидеть не сможешь, ― предупредил Чонин и пометил левое плечо жадным поцелуем.

― Я уже не смогу сидеть, ― уткнувшись лицом в простыни, хмыкнул Хань. ― Ну?

Он вцепился зубами в белую ткань, чтобы не заорать в голос от нового умелого удара ладонью. Интересно, где Чонин этому научился? Хотя нет, неинтересно.

Задница так сильно горела, что Хань благополучно пропустил тот миг, когда Чонин вошёл в него. Просто вдруг осознал, что он наполнен до краёв, а по пылающей коже нежно скользят тёплые ладони.

"Господи, что ты со мной делаешь?!"

Хань прикрыл глаза, дотянулся кончиками пальцев до подушки и стиснул её края со всей силы. Проехался щекой по смятым простыням от резкого толчка, сам подался назад бёдрами, чтобы проникновение стало ещё более глубоким, чтобы в нём оказалось как можно больше Чонина. Застонал, когда сильные руки придержали его, опалив сладко-острой болью от прикосновения к многострадальной заднице.

Спины Ханя коснулись горячие губы, обожгли поцелуем.

― Пожалуйста... заткнись... ― едва слышно прошептал в спину Ханю Чонин.

― Иначе... что? ― слабым голосом уточнил Хань. Он сильно сомневался, что сможет молчать.

― Залюблю до смерти.

― Идёт, ― без раздумий согласился он и всё-таки вновь застонал от лёгкого прикосновения к бедру.

― Чёрт...

Хань подавился всхлипом от нового толчка и собрал всю силу воли, лишь бы не потянуться рукой к собственному паху. Рано, слишком рано. Но... Зажмурился, чтобы легче было вынести короткие поцелуи, которыми осыпал его спину Чонин. Как успевал только... И Хань не удержался от долгого стона, когда Чонин чуть приподнял его бёдра и дёрнул к себе. Пришло время забыть о силе воли и собирать звёзды. Время, когда Хань начинал нести какой-то бред, путаясь в языках, мыслях, ощущениях и срываясь на всхлипы, вскрики и стоны. Он знал, что он шумный, но Чонину это нравилось ― тот сам признавался как-то. Если они оказывались в постели лицом к лицу, то вся шумность Ханя оставалась на соблазнительных губах Чонина. Ладно, почти вся. Но если же они оказывались в постели вот так, как сейчас, то Хань отрывался по полной без стыда и совести и вовсе не думал о возможных слушателях за стенкой ― чёрт с ними, пусть внимают и завидуют.

Он обессиленно вытянулся на простынях поверх влажного пятна, сверху на него навалился Чонин. Неровное дыхание согревало шею слева. Хань повернул голову, чтобы поймать губами это дыхание. Не вышло, поймал только подбородком.

― Чон... ― не договорил, потому что Чонин как будто прочёл его мысли и тронул поцелуем уголок рта.

"Господи, что же ты со мной делаешь?!"

Хань закрыл глаза, пребывая в сладкой истоме. Он не хотел думать, но не мог остановиться, раз уж начал. Потому что это ни черта не походило на договор аренды. Ни на какой договор вообще не походило. Они оба слишком настырно лезли в жизнь друг друга, спихивая всё на работу и прочие несущественные мелочи, собачились из-за ерунды, а потом не могли вспомнить, из-за чего весь сыр-бор начался. Чонин своевольно распугал всех бывших парней Ханя. Более того, он не просто распугал, он вообще их запугал так, что те превращались в заик, стоило им увидеть Ханя хотя бы на расстоянии в десять метров. Превращались в заик и удирали со скоростью света. И Хань регулярно выставлял этого наглеца за дверь, но сам же потом бежал в проклятый мотель, чтобы вернуть его обратно. И ведь знал, что они снова поцапаются, и Чонин снова уберётся в мотель, и он сам опять побежит сюда, чтобы...

Замкнутый круг.

У них никогда не было свиданий, встреч, обещаний, клятв. У них вообще ничего не было, кроме офигенного секса при, так сказать, знакомстве. И Чонин просто жил у Ханя. Всё. Ничего больше. Тогда какого ж чёрта всё именно так, а не иначе?

― Чонин?

― Хм?

― Почему ты тогда... Почему ты решил именно со мной... ну... тогда... Ведь было темно.

― Я сидел дальше, поэтому видел тебя. Не слишком хорошо, но достаточно. Просто понял, чего ты хочешь.

― И это всё? ― рассердился Хань, спихнув Чонина в сторону и усевшись на кровати.

― Э... А что ещё? Я не знаю. ― Чонин потянулся и зажмурился. ― Рядом там сидели дамочки и ещё один парень, но мне нравилось смотреть на тебя.

― Дамочки?

― Ну да.

― Минуту. Дамочки?

― Симпатичные, ― пожал плечами Чонин и приоткрыл один глаз. ― Ну что? Я чаще сплю с девушками, чем с парнями.

― Что?! ― взревел Хань, огрев Чонина подушкой. Тот зашипел и прижал ладонь ко лбу справа. Удар подушкой пришёлся аккурат по следу от удара вазой.

― Ты хочешь, чтобы я тебе солгал? ― неожиданно серьёзно спросил Чонин. ― Или всё же предпочтёшь правду? Да, я чаще спал с девушками, чем с парнями.

― Тогда почему я? ― выронив подушку, сердито поинтересовался Хань. ― Дамочки ведь были симпатичные, сам сказал.

― Не знаю, ― вздохнул Чонин. ― Правда. Просто стал наблюдать за тобой и не смог остановиться. Потом вдруг понял, что хочу тебя. Дальше ты и сам знаешь.

― Вот так вот просто? ― Брови сами сошлись на переносице, а руки вновь сжали подушку.

― Ну да... ― немного растерянно отозвался Чонин. ― Что ты хочешь от меня услышать, Сяо Лу?

Хань невольно отпустил подушку, пристроил голову на груди Чонина и довольно зажмурился. Ему безумно нравилось, когда Чонин называл его именно так ― "маленький олень". Именно так и именно Чонин. Чтобы именно этот низкий, ласкающий слух, неприличный голос произносил два коротких слова. И Хань сразу же превращался в кусочек масла ― хоть так ешь, хоть на хлеб намазывай.

― Ничего. Мне просто было любопытно, ― пробормотал он в перерывах между поцелуями. Прикасался губами легонько к смуглой коже, осторожно подбираясь к тёмному кружку. Оказавшись у цели, тронул кончиком языка, медленно обвёл и втянул в рот, посасывая и чуть покусывая в процессе. Он улыбнулся, ощутив заблудившиеся в его волосах пальцы Чонина, и уделил внимание другому соску. Наигравшись вволю губами, накрыл тёмный кружок ладонью и принялся целовать шею. Ему нравилось, когда Чонин запрокидывал голову. Тогда на крепкой шее отчётливо проступали мышцы, а ямочка меж ключиц превращалась в произведение искусства. К такой шее прикасаться можно было лишь губами, наслаждаясь этим совершенством. После Хань прижался щекой к твёрдому подбородку, пальцами поворошил тёмные волосы, заставил Чонина приподнять немного голову, чтобы полюбоваться на его лицо. В итоге всё равно уставился на выразительные губы. Чёткий и даже резкий контур, но это не умаляло их чувственности. Такой соблазн...

Чонин, видимо, тоже соблазнился, только иным. Притянул Ханя к себе и коснулся губами левого века, потом правого.

― Не смотри так, ― тихо велел после. ― Особенно такими глазами.

― Какими "такими"? ― пробормотал Хань, ощущая до сих пор тепло от поцелуев на веках.

― Такими сияющими.

― И вовсе не такими, просто думал, как бы мне...

― Что как бы?

― Как бы мне... сделать это... ― Хань пальцем обвёл контур губ Чонина, наклонился, повторил тот же контур кончиком языка и перешёл к долгому поцелую, уже настоящему и жадному. Отдышавшись после, тихо напомнил, что пора бы и домой.

Собирались шумно и в спешке, порадовали Лин, что кровать выжила, заплатили за номер и вывалились на улицу. Десять минут до дома бодрым галопом ― и продолжили у входной двери. Сломали вешалку, перевернули тумбочку для обуви, запинали куда-то коврик, разбили зеркало ― и всё это только в прихожей. В гостиной рухнули на диван, где Хань потерял в неравном бою футболку. Она сиротливо повисла на рожке люстры. Через пару минут к ней присоединилась содранная с Чонина рубашка.

Свалившись с дивана, они покатались немного по ковру, с помощью стенки кое-как поднялись на ноги, правда, брюки Ханя остались на ковре вместе с роскошными красными трусами. Брюки Чонина держались на одном честном слове. Или не на слове, судя по характерному... Потом со стены упала картина, со стола ― материалы Ханя для статьи, затем Чонин врезался спиной в дверь спальни ― и они вышли на финишную прямую. До кровати оставалось всего три метра.

Хань умудрился стянуть с Чонина брюки в полуметре от кровати, с восторгом обнаружил отсутствие нижнего белья, вцепился в колени, и Чонин загремел на кровать. Хань погладил ладонью его бедро и наклонился, чтобы провести языком по гладкой коже и уловить быстрый пульс.

― Эй, что ты делаешь? ― Чонин попытался оттолкнуть его, но не преуспел. ― Перестань...

― Впервые вижу, как кто-то отказывается от такого подарка.

― Тебе палец в рот не клади ― я волнуюсь, всё-таки сейчас речь не о пальце.

― Я собираюсь возместить ущерб, причинённый вазой.

― Обойдусь как-нибудь, спасибо. ― Чонин попытался сбежать, но Хань поймал его за ногу и вернул обратно.

― Нет уж. Будешь дёргаться, случайно цапну.

― Ты меня успокоил, ― с сарказмом фыркнул Чонин и опять попытался сбежать.

― Слушай, я не понял. ― Хань зафиксировал ногу, прижав её к матрасу. Ещё и сел сверху для надёжности. ― У тебя травма детская, что ли, на этой почве? Ни разу не видел, чтобы так отбивались от простого минета.

― Нет у меня никакой травмы. ― Чонин отвернулся, но это не могло скрыть лёгкий румянец на скулах.

― Тогда в чём дело? ― Хань медленно провёл ладонью по бедру, обхватил пальцами полувозбуждённую плоть и чуть сжал. Чонин прикрыл глаза на минуту, потом прямо посмотрел Ханю в лицо и хрипло произнёс:

― Ладно. Делай, что хочешь.

Хань наклонился и тронул лёгким поцелуем кожу в самом низу живота, потом вскинул голову и тихо уточнил:

― Так в чём дело? Как ты верно отметил, я бы предпочёл услышать правду.

― Нечего там слышать.

― Чонин. ― Хань провоцирующе потёрся губами о головку и медленно облизал её.

― Потом... скажу... После... ― сбивчиво пробормотал Чонин, запрокинув голову.

Ладно. Хань взялся за дело всерьёз. Ему нравилось время от времени приподниматься и смотреть на Чонина, на его реакции, ловить едва слышные низкие стоны и тихие вздохи, видеть отражение страсти на его лице, закушенную губу. И нравилось чувствовать его пальцы в своих волосах. Обычно Хань терпеть не мог, когда во время подобного занятия трогали голову, но Чонин даже не пытался схватить за волосы и задать собственный ритм, он всего лишь прикасался к Ханю и медленно перебирал пряди, словно нуждался в тактильном контакте ― и только. Его прикосновения были мягкими, приятными и необременительными.

Расслабившись, Хань постарался взять в рот так много, как получится. Дразнил языком и сжимал губами, помогал себе пальцами, время от времени прижимал ладонь к напряжённому животу, рисовал на гладкой коже причудливые узоры. Начинал он с нежной игры, но постепенно его действия становились более жёсткими. Чонин отдёрнул руки от его головы и вцепился в простыни. Прерывистое дыхание, капли пота на смуглой коже, сведённые к переносице брови, вновь закушенная губа... Если бы Чонин только знал, какой он сейчас красивый. Как живое пламя. Каждый миг в нём что-то неуловимо быстро менялось ― в ответ на действия Ханя.

Он прижал ладони к узким бёдрам, удержал с трудом и проглотил доказательство удовольствия, собрал всё до капли с влажной от поцелуев кожи. Коснулся губами твёрдых мышц на животе, обвёл языком ямочку в центре, добрался до груди, оставил и там следы своих губ, потом удобно устроился, уронив голову на сильное плечо. Чонин всё ещё неровно дышал и лежал с закрытыми глазами.

― Думаю, тебе понравилось, ― прошептал ему на ухо Хань.

Чонин слабо качнул головой.

― Нет? ― возмутился Хань.

― Ты не понял. ― Чонин сделал глубокий вдох и провёл пальцами по растрёпанным волосам Ханя, притянул к себе и властно поцеловал, исследуя языком и губы, и рот внутри, задевая нёбо и обжигая новой волной желания. ― Мне понравилось, но ты всё равно лучше.

― В смысле? ― ошарашенно спросил Хань, пытаясь прийти в себя после поцелуя.

― Ты сам. Когда я вижу тебя, вижу, что делаю с тобой, когда я внутри тебя, но всё равно могу видеть тебя, трогать, делать... тебе хорошо. Не знаю, как ещё объяснить, прости. Сейчас мне тоже понравилось, но это... не то. Как-то... эгоистично, что ли.

― Эй, мне хотелось это сделать. И мне было так же хорошо, как тебе.

― Прости, но я так не думаю. Ну или считай, что это просто не моё. Я не могу так ― ничего не делать и просто ловить кайф. Я...

― Ты любишь действовать и двигаться, ― решительно подытожил Хань. ― И можешь ничего не говорить по поводу своего сопротивления, я уже догадался, в чём тут дело.

― Правда? ― Чонин очаровательно смутился и отвёл глаза.

― Правда. Я же умный. Потешу своё самолюбие тем, что мои губы первыми сорвали твои лепестки, мой невинный цветок... Эй!

― Что ты там вякнул? ― с угрозой прорычал Чонин.

― Ничего! Тебе показалось! Слезь с меня! Молчу я, молчу, ну честно! Чонин!!!


***


Утром Хань привычно врезался в Чонина, когда вползал в ванную. Пока чистил зубы, неотрывно пялился на обнажённую спину, где под смуглой кожей перекатывались гибкие мышцы ― Чонин умывался. Потом они махнулись местами, и умывался уже Хань. Ещё чуть позже они целовались перед зеркалом. Хань провёл губами по подбородку Чонина и недовольно отметил, глянув на отражение:

― Совсем мальчишка, а выглядишь старше меня. Нечестно.

― Ничем не могу помочь, Сяо Лу, ― пробормотал Чонин, ещё раз поцеловал и умчался на работу, на ходу натягивая куртку и доедая шоколадку.

Хань вздохнул и принялся убирать следы их ночного буйства. Сегодня он планировал поработать дома, поэтому бардак в квартире его раздражал. На уборку ушло два часа, после чего Хань выпил чашку кофе и устроился за столом с ноутбуком. Постепенно рабочий материал вытеснил из головы все иные мысли ― Хань увлёкся, с ним подобное часто случалось, и проработал до восьми вечера, даже не заметив, что за окном стемнело.

Он вздрогнул, когда рядом на столе ожил телефон. Машинально глянул на дисплей.

― Чонин?

― Привет. Если собрался ужинать, то вперёд, не жди меня.

― То есть? ― Ужинать Хань пока не собирался, но он уже привык есть в компании Чонина.

― Сегодня я не приду. Операция. Скорее всего, приду либо завтра днём, либо вечером. Как получится. Поэтому не жди, ужинай без меня. Как работа?

― Э... Нормально, почти закончил. Ладно. Значит, придёшь только завтра?

― Да. Пока.

― Пока... ― озадаченно пробормотал Хань, но из трубки уже доносились короткие гудки.

Отложив телефон, он сидел неподвижно и смотрел в одну точку. И напряжённо думал. Или пытался разобраться? Вдруг сообразил, что понятия не имеет, над каким делом Чонин работал в последнее время. Если операция, значит, полиция, скорее всего, собирается кого-то прихватить на горячем. Возможны погони и перестрелки, и куча всего прочего, опасного. Наверное.

Хань выдохнул, придвинул чашку кофе, но глоток сделать не успел, потому что внезапно представил себе в деталях, что такое перестрелка. Снова выдохнул, вспомнив о бронежилетах. Полицейским ведь полагались бронежилеты? Полагались. Правда, после попадания пули в корпус, бронежилет не спасал от травм. Синяки, ушибы, иногда переломы...

Стоп! Не надо об этом думать!

Хань схватил телефон и почти позвонил Чонину, но в последний миг всё же остановился и отбросил телефон подальше ― на диван. Закрыв лицо ладонями, перевёл дух и приказал себе успокоиться. Вот ещё, волноваться о полицейском, который просто живёт у него... Да, просто живёт. И плевать, что за жильё расплачивается в постели. Но он...

Просто он настолько сексуален и опасен, что налёт цивилизованности на нём подобен тонкой плёночке. Потяни чуть ― и вся истина тут же вылезет наружу. Можно даже не тянуть, а подождать, когда плёночка лопнет и слезет без постороннего вмешательства. Чонин сам, задумавшись о чём-то, немыслимо эротично облизнёт губы или тронет их кончиком пальца, или же посмотрит из-под полуопущенных век так, что разум и воля мгновенно испарятся бесследно. Каждый жест, каждое движение, каждый взгляд Чонина обладали завершённой и изысканной формой, наполненной чувственностью и эротичностью. Возможно, Хань не осознал бы это так чётко, если бы не обстоятельства их знакомства. Возможно, его бы тоже обманула тонкая плёнка, которую Чонин носил в обычное время, подчиняясь принятым в обществе негласным правилам. Но так уж вышло, что в темноте надобности в плёнке не существовало, поэтому Хань сразу же столкнулся с Чонином настоящим. И теперь его порой забавлял контраст между Чонином настоящим и тем, кого могли видеть прочие. Но так лучше, определённо лучше. Хань не желал представлять, что было бы, если б на Чонина все вокруг смотрели его глазами. Они и так смотрели, но не видели. Или не понимали, что именно видят. Им не хватало пары подсказок. Но даже без подсказок они испытывали желание ― Хань понимал это, но не принимал. Делиться он не собирался.

Делиться арендатором. Запоздалая поправка, но всё же.

Телефон на диване зазвонил настолько внезапно, что Хань едва со стула не упал, когда откинулся назад и забалансировал на двух ножках. Кончиками пальцев он всё же дотянулся до телефона, подгрёб ближе и глянул на дисплей. Надо же...

― Привет, давно вернулся?

― Только вчера. Сильно занят?

― А что?

― Не отвечай вопросом на вопрос ― это невежливо. Хотел посидеть где-нибудь, чай попить, узнать, что тут было... Просто нужна приятная компания. Без обязательств, разумеется. И без крупных планов на будущее, если ты понимаешь, о чём я.

― Угу... Давай... через полчаса, скажем, на набережной, на старом месте? Помнится, тебе нравился тамошний чай.

― Нет, это тебе нравился тамошний кофе, но пускай. Через полчаса, идёт. Сверим часы?

― Иди к чёрту, ― обиженно буркнул Хань. ― Я приду обязательно.

― Только не опоздай на вечность, ― со смешком попросил его собеседник.

Хань рассеянно сунул телефон в карман и хмыкнул. Пожалуй, встреча будет полезна во всех отношениях. Хорошо иметь под рукой умного человека, у которого можно попросить совета.

Совета по поводу договора аренды, разумеется. Хань не был силён в юридических тонкостях. Зато был силён в подаче информации ― мог самому себе голову задурить, не то что окружающим.


***


Поправив большие солнцезащитные очки, Хань осмотрелся, убедился, что никаких подозрительных и знакомых личностей вокруг не наблюдается, после чего прошмыгнул в небольшой уютный ресторанчик. Он сразу же приметил высоченного парня за столиком в углу. Тот сидел лицом ко входу, должно быть, караулил Ханя. Предусмотрительно. Впрочем, в этом весь Крис: предусмотрительный до тошноты, но всё равно мастер при всей своей предусмотрительности эффектно и регулярно садиться в лужу. Вот и сейчас вместо того, чтобы внимательно изучать входящих и выходящих посетителей, он придирчиво осматривал узел шарфа, небрежно повязанного у него на шее, что-то там поправлял, хотя что там вообще можно было поправлять, если Крис и так выглядел как модель с обложки дорогущего журнала?

Хань решительно подошёл и остановился у столика. Крис вскинул голову, дёрнулся от неожиданности и сшиб чашку с чаем, украсив голубую рубашку разводами ароматного пуэра.

― Господи... Сними этот ужас! ― тихо рыкнул он на Ханя и выудил из стаканчика на столе пару салфеток, чтобы подсушить пятно на ткани.

― Э... ― Хань стянул очки с носа, сообразив, что именно они и произвели на Криса незабываемое впечатление. ― Ты вернулся? Разве ты не совсем уехал?

― Никогда ничего подобного не говорил.

В самом деле.

Если Крис сказал, что никогда подобного не говорил, значит, не говорил. У него память мощная, как у африканского слона. Или парочки слонов.

Хань сел напротив, раскрыл меню и заказал еды на двоих, себе сразу попросил принести кофе вместо пуэра. Помешивая горячий напиток, наблюдал, как Крис доливает себе чай в чашку, и размышлял, как бы половчее перейти к обсуждению интересующих его вопросов.

― Чем озабочен?

Крис не ко времени продемонстрировал потрясающую проницательность.

― Да так... Думаю, как обсудить это с тобой, но не знаю, с чего начать. И вообще... странно это всё.

― Начни с начала, ― сказал банальность Крис и небрежно откинул со лба светлые пряди. Банальность мгновенно превратилась в нечто сакраментальное, но у Ханя давно выработался иммунитет к спецэффектам Криса, потому он продолжал судорожно размышлять.

― Начало... гм... ещё более странное. Понимаешь, у меня теперь живёт один парень...

― Познакомились вчера?

― Нет.

― Надо же. Меньше недели живёт? Помнится, твой рекорд ― неделя совместного проживания, да и то... Сильно подозреваю, что в тот раз ты втихаря поставил на себя, поэтому и продержался неделю. Выигрыш огрёб неплохой.

― Нет, ― рыкнул Хань и поднёс к губам чашку с кофе.

― Больше недели? ― Крис уставился на него с изумлением и тоже машинально поднёс к губам чашку с чаем. ― Правда?

― Пару месяцев, ― неразборчиво буркнул в кофе Хань, но Крис умудрился разобрать, поперхнулся и зафонтанировал чаем, в результате разводы пуэра украсили ещё и футболку Ханя.

― Сколько? ― отдышавшись, уточнил Крис. ― Он ещё жив? Да после недельного проживания с тобой тот парень... как его... забыл. Неважно. Так вот, тот парень после недели жизни с тобой удрал в Канаду. Ты же... Как бы так... У тебя предпочтения своеобразные... э... Особые запросы. И тот парень едва живой был, когда удирал в Канаду.

― Ты что имеешь в виду? ― мрачно спросил Хань, посмотрев на Криса поверх чашки. ― Нет у меня никаких особых запросов. Я просто мужественный и горячий, и...

― Разумеется. Мужественность у тебя аж из ушей лезет. Но с твоим темпераментом тебе надо купить робота для постельной работы. Нормальный человек такого не вынесет. И у тебя постоянно дикие заскоки какие-нибудь.

― Да какие заскоки? Нормально у меня всё, ― обиженно проворчал Хань и вновь уткнулся в кофе. ― Я просто люблю брать от жизни лучшее.

― Ну да, как же. Мне до сих пор в кошмарах снятся те серебряные прищепки с шипами для гениталий, которые ты пытался втюхать мне на день рождения. Лучшее от жизни, ага...

Теперь под заинтересованно-осуждающими взглядами местной публики зафонтанировал Хань, добавив к разводам пуэра на рубашке Криса кофейное пятно.

― Ещё громче сказать не мог?

― Знаешь, подарить такой изврат ты не постеснялся, а как просто поговорить об этом...

― Прищепки не для того нужны, чтобы о них болтать, а для непосредственного использования.

― Господи, избавь меня от деталей! Я не хочу, чтобы мне ещё и такое снилось!

― Любопытные, между прочим, ощущения.

― Заткнись, вот прямо сейчас! ― замахал руками Крис. ― Знать не желаю!

― Прекрасно. Будем обсуждать твои кошмары или мою проблему?

В беседу вклинился официант, притащивший заказ Ханя. Он в напряжённой тишине расставил на столике посуду, отвесил поклоны Крису и Ханю и тихо спросил, будут ли ещё какие-нибудь пожелания. Крис и Хань помотали головами и отпустили беднягу.

Пошуровав палочками в миске с лапшой, Хань сердито покосился на Криса. Тот медленно ковырял лапшу вилкой. Причём Крис выглядел так, будто собирался откопать в лапше что-то живое и опасное.

― Ладно. ― Крис вздохнул и принялся накручивать лапшу на вилку, словно это спагетти. ― У тебя живёт какой-то парень. Разумеется, ты с ним спишь.

― Почему это сразу "разумеется"?

― Потому что. Просто так рядом с собой ты бы никого держать не стал. Особенно ― пару месяцев. И ты выглядишь... выглядишь... э... нормально. Значит, ты определённо с ним спишь.

― Твои умозаключения поражают меня в самое сердце.

― Ничего с тобой не станется. Если бы ты с ним не спал, ну или с кем-то ещё, выглядел бы дёрганым и нервным. А так ты кажешься вполне довольным, значит, кто-то постарался на славу. Так что это за уникальный парень?

― Ну... ― Теперь и Хань принялся палочками ковыряться в лапше в поисках чего-нибудь особенного. ― Понимаешь... Он кореец. И работает в полиции.

Ханю в следующий миг пришлось вскочить и поколотить кулаками по спине Криса ― бедняга подавился лапшой, основательно так.

― В полиции? Кореец?

― Погоди, не ешь и не пей, ― предупредил Хань на всякий случай. ― Кореец. Из Сеула. Самый настоящий. Детектив. И он на четыре года младше меня.

― Господи...

― Он меня арестовал, ну и...

Крис умудрился подавиться вдохом. Хань с убитым видом подсунул ему стаканчики ― с салфетками и водой ― и помрачнел.

― Ради всего святого... Только ты мог подцепить иностранного полицейского, который тебя арестовал. Как ты вообще не убился за столько-то лет? Ты можешь знакомиться с людьми нормально? Ну вот как все? Знакомство по переписке, не знаю... В одной школе там учились или ещё что. Откуда полицейский? Причём корейский полицейский в Китае? И за что он тебя арестовал?

― Понимаешь... ― Хань споткнулся о самый сложный момент в своей бурной биографии. ― Перед арестом он меня... хм... то есть, мы с ним... это... как бы... то есть, не как бы, а вполне так... э...

― Что? ― Проницательность Криса испарилась именно тогда, когда Хань испытывал в ней острую необходимость.

― Чёрт. Ладно. Меня понесло на закрытую вечеринку. По работе. Сам понимаешь, уйти я не мог. Ну и там было темно, и мне захотелось чего-то... ― Хань выразительно пошевелил пальцами в попытке подобрать нужные слова.

― Особого, ― ядовито подсказал Крис.

― Типа того. И в темноте все кошки серы... Ну... А потом меня арестовали.

― За совращение серых кошек? То есть, малолетних иностранных полицейских? ― невинно уточнил Крис с непроницаемым лицом.

― Нет, ― рыкнул Хань. ― Там всех без разбора хватали. А потом на допросе я его узнал, ну и...

― Совратил ещё раз? ― Проницательность вернулась к Крису внезапно, но совершенно не к месту и не ко времени. ― Бедный мальчик, такого натерпелся, небось...

― Натерпелся, уж конечно. Я честно ему сказал, что лирика не по моей части, так он заявил, что ему надо где-то жить... ― Хань выудил из лапши полоску красного перца и отправил её себе в рот.

― И ты стал добрым самаритянином для совращённого малолетнего иностранного полицейского, дал бедняжке кров и пищу, и разделил с ним постель. Я ничего не упустил? Он хоть красивый?

― Нет... Да... Нет... То есть... А, чёрт! Почему у тебя вечно такие хитрые вопросы? ― Хань сердито принялся мешать лапшу палочками так, что та норовила разлететься из миски по всему столу.

Крис с искренним недоумением наблюдал за вихрем из лапши и не понимал, что такого хитрого могло содержаться в довольно банальном вопросе.

― Так я не понял, он красивый или страшный?

― Ну... И то, и другое.

― Это как?

Хань вздохнул и помешал лапшу палочками уже без ярости.

― Это сложно. Он вообще сам по себе сложный. Знаешь, если смотреть на каждую линию отдельно, то он весь из неправильных чёрточек и фрагментов. Везде можно с лёгкостью найти кучу недостатков. Тот же нос...

― И что у него с носом? ― Крис сосредоточенно наматывал лапшу на вилку. Получился впечатляющий ком. Крис на глаз прикинул размер и решил рискнуть. Умудрился запихать ком в рот и на время выпал из беседы ― говорить с набитым ртом жутко неудобно.

― Ничего. В идеале должен был быть прямым, все предпосылки, так сказать, но там откуда-то горбинка. И она настолько не в тему... С остальным то же самое. Так вот, если смотреть на всё отдельно, то нет, ни черта и ни разу он не красивый. Но если смотреть на всё в целом виде...

Крис что-то сосредоточенно прогундосил, потому что зубы у него по-прежнему увязали в лапше. Хань скорее догадался, чем разобрал на слух.

― Да, дух захватывает. А ещё он странно двигается и странно прикасается ко всему.

Крис покрутил вилкой у виска. К счастью, Хань правильно понял, что он не имел в виду "сдвиг по фазе", а просил пояснений. Пришлось отставить опустевшую миску в сторону, отложить палочки, затем пристроить локти на столе и уронить на сплетённые пальцы подбородок. Прикрыв глаза, Хань прокручивал в мыслях все виденные им картинки: как Чонин двигался, как стоял, как сидел, как прикасался к вещам, как смотрел, как дотрагивался до самого Ханя.

― Он как будто чувствует каждое движение... Проживает его. Со смыслом. Никогда такого не видел раньше. И когда прикасается к чему-нибудь, это почти то же самое. Как глубокое знакомство или целая история всего в одном жесте.

Крис наконец-то расправился с лапшой, подался вперёд и приложил ладонь ко лбу Ханя.

― Эй!

― Медицина тут бессильна. Пациент, у меня для вас дурные новости ― жара нет, значит, вы безнадёжно влюбились.

― Оставь свои дурацкие диагнозы при себе! Где я, а где любовь-морковь и шуры-муры?

― У тебя просто любовь неправильная.

― Да нет никакой... А! ― Хань долбанул кулаком по столешнице, проигнорировал испуганные взгляды со всех сторон и продолжил: ― Какая любовь, если мы постоянно собачимся? Я регулярно выставляю его за дверь!

― И?

― Что "и"?

Крис потыкал вилкой в осьминога, замоченного в лимонном уксусе, преисполнился подозрения и неодобрения и опасливо отодвинул "осьминожье" блюдо с видом "я такое не ем".

― Ты сам сказал ― регулярно. Он возвращается?

― Я его возвращаю.

― Ещё лучше! ― Крис тонко улыбнулся. ― Ты трахался с парнем при первой встрече в темноте, не видя его лица и наплевав на собственные принципы, потом он тебя арестовал, ты его совратил ещё разок, пустил к себе домой, миришься с его присутствием, продолжаешь с ним спать, регулярно выгоняешь и сам же возвращаешь... Слушай, как это называется?

― Идиотизм? ― самокритично предположил Хань.

― Любовь, придурок, ― обманчиво ласковым голосом поправил Крис и всё-таки наколол вилкой кусочек осьминога, чтобы отправить его себе в рот. Задумчиво пожевал, покосился на блюдо, передвинул на старое место и наколол ещё кусочек.

― Чёрт с ним... Но что мне теперь делать?

― А что тебя не устраивает?

― Не знаю, ― честно признался Хань. ― Ну и я понятия не имею, что он сам думает об этом... И обо мне.

― Что тебе мешает прямо спросить?

― Сдурел? И это после того, как я ему втирал о неприятии лирики? Он же решит, что я полный придурок.

― Ты и так придурок, чего уж там. Если боишься спросить прямо, подари кольцо и посмотри на реакцию. Только не кольцо из секс-шопа кое-куда, а нормальное человеческое кольцо. Которое на пальчик. Не перепутай пальчик кое с чем другим, а то я тебя знаю.

― Хм... ― Хань включил воображение и представил эффект от кольца на нужном месте. Это означало пребывание долгое время в состоянии возбуждения, ведь кольцо пережимало... Стоп. Кольцо на пальчик. На пальчик ― это из другой оперы, лирической, без секса, физиологии и удовольствия. ― Знаешь, как-то оно глупо.

― Ладно. Когда выставишь беднягу за дверь в очередной раз, не возвращай его. Пусть вернётся сам.

― А если не вернётся? ― забеспокоился Хань.

― Ну не судьба тогда, ― приканчивая осьминога, проворчал Крис.

― Не судьба? Ты издеваешься?!

― Тогда хватит ломать комедию. Просто признай наконец, что есть человек, способный тебя выносить. Он может жить с тобой и даже выживать, он способен вытерпеть все твои безумные выходки, его не пугают твои заско... особые запросы как в постели, так и вне постели, он тебе нравится, ты всем доволен. Подумаешь, кореец, могло быть и хуже. Просто прими то, что имеешь, и лови кайф.

― Ты сам-то чего такой довольный? ― заподозрил неладное Хань.

― Почему бы и нет? Стоило вернуться хотя бы из-за того, чтобы полюбоваться на влюблённого тебя ― редкое же зрелище. Ну и я никогда не слышал такой дурацкой истории о зарождении чувств, так сказать. Так вляпаться мог только ты. И раздуть из обычной влюблённости грандиозную трагедию.

― И ничего я не раздувал, ситуация сложная.

― В каком месте? Вы живёте вдвоём уже пару месяцев. Ну позвони кому-нибудь из бывших, переспи с ним и посмотри, чего тебе захочется. Хотя вариант плох уже тем, что кто-то из бывших именно бывший. Если бывший, значит, тебя не устроил. А этот твой кореец точно нынешний, а не бывший. Значит, он тебя устраивает. Правильно я рассуждаю?

― Ты не рассуждаешь, а несёшь какой-то бред. Спать с кем-то и жить всегда ― это разные вещи.

― Господи... ― Крис откинулся на спинку стула. ― Ты и спишь, и живёшь прямо сейчас со своим корейцем. Тебе нравится?

― Послушай, я не...

― Это ты послушай! Мы оба прекрасно знаем, что у тебя хорошо язык подвешен, и ты можешь сейчас наплести кучу всего весьма убедительного в оправдание собственных заскоков. Но это всё ерунда. Я задал тебе простой вопрос. Ответь на него точно так же просто. И ответь честно ― себе. Тебе нравится жить с этим полицейским из Кореи?

― Допустим. ― Хань покрутил чашку с кофе и вздохнул. ― Но я совсем ничего не знаю о нём. И не знаю, нравится ли ему.

― Не усложняй. И не пытайся решать за него. Реши только для себя, нужно тебе это или нет. От твоего решения и зависит всё остальное.

― Хорошо, допустим, мне это нужно. Ладно. Что бы ты сделал на моём месте?

― Получил бы его любым возможным способом, привязал бы к себе намертво и навсегда, но я же собственник, ты знаешь, ― Крис снисходительно усмехнулся с видом человека, который выглядит на миллион баксов и знает об этом.

Хань уставился на дно своей чашки, жаль, гадать на кофейной гуще не умел. Крис во многом прав, но признать это трудно. К тому же, даже Крису Хань не мог рассказать всего. Особенно ― рассказать о страхах и неуверенности. Хань всегда несколько небрежно обращался с людьми, это казалось нормой после его жизненного опыта. И он сам всегда уходил первым, ставил жирный крест на связях, которые его не устраивали. Никогда прежде он не задумывался о том, что поставить крест могут на нём самом. И сейчас он боялся именно этого, боялся, что Чонин поставит на нём крест и исчезнет из его жизни вместе с этим дурацким мандариново-табачным ароматом, каким ныне благоухала одежда на Хане. И не только одежда. Иногда Ханю казалось, что этот аромат впитался в его кожу.

Но разве признание каких-то там отношений способно удержать Чонина? Ведь Хань даже не представлял, как Чонин воспринимает их связь. Хотя что там представлять? Завалил в темноте приглянувшегося парня, тот даже возражать не стал, потом напросился в арендаторы, спал с Ханем, уходил на работу, возвращался, получал ужин, делал Ханю приятно в постели, опять засыпал, чтобы проснуться и уйти или пошпионить. Бесконечное хождение по кругу. Без отношений и обязательств. Только аренда жилья и секс. Как сам Хань на месте Чонина это воспринимал бы? Как "хорошо устроился", конечно. Но все эти рамки придумал именно Хань. И он понятия не имел, что творилось в голове у Чонина ― тут Крис вновь прав.

Хотя он забыл кое-что ― постоянные ссоры, изгнания и возвращения.

Бред какой-то, а не отношения. И хуже всего то, что Хань хотел оставить этот бред в собственной жизни.

― Ты пытаешься достичь просветления и стать буддой или думаешь, как признаться в любви своему корейцу?

― Какой ещё любви? ― немедленно зашипел на Криса Хань.

― Твой кореец тебя не хватится? Поздно уже. Или он у тебя не ревнивый?

Хань не знал, ревнивый Чонин или нет. Ни разу не видел подобного, если не считать запуганных бывших и потенциальных будущих. Но Хань ни разу не видел, как именно Чонин этих кадров запугивал. Он их даже не знакомил друг с другом, но бывшие и потенциальные будущие продолжали удирать от Ханя со скоростью света.

― У него сегодня работа, вернётся только завтра.

― Ты уверен, что это именно работа? ― с безразличным видом спросил Крис.

― Это полиция. У них бывают такие операции. Да и зачем ему лгать?

― Чтобы порезвиться на стороне? Вдруг ему мало тебя одного? Ну раз уж он в состоянии выдерживать тебя и все твои заскоки, то... Почему бы и нет?

― Ненавижу тебя, ― поразмыслив, признался Хань, потому что прикинул страстность Чонина, умножил на то, что знал, и пришёл к неутешительным выводам. ― Пожалуй, куплю ему горячий шоколад и лёгкий перекус, схожу и отнесу...

― Кажется, ты сам тот ещё ревнивец.

― С чего бы? Просто хочу увидеть его. Мне нравится смотреть на него. Что в этом плохого?

― Ничего. Совсем ничего.

Хань проигнорировал слабую улыбку Криса, расплатился по счёту и отправился за покупками. Через полтора часа он шагал по знакомому коридору и изучал таблички на дверях. Он и так знал, где располагался нужный кабинет, но напомнили о себе привычки журналиста подмечать всё ― информация не бывает лишней или бесполезной.

На входе ему сказали, что Чонин у себя ― пока все в режиме двухчасового ожидания приказов руководства, касающихся операции.

Хань не стал стучаться, просто повернул ручку и распахнул дверь в кабинет. Внутри горел свет, на столе высилась стопка папок, рядом валялись рация и малый передатчик. Сам Чонин спал на старом диване, вытянувшись на животе и уронив голову на скрещенные руки.

Хань бесшумно закрыл дверь, оставил пакет с покупками на столе и подошёл к дивану. Присев на корточки, разглядывал левую сторону лица Чонина, как будто пытался сохранить в памяти каждую чёрточку. И просто лишний раз убедился, что сказал Крису правду: куча недостатков, если разбирать каждую линию, но всё вместе убивает наповал как заряд картечи в лоб. Наклонился и невесомо тронул сухими губами смуглую кожу на скуле, потом на щеке, добрался до уголка рта и невольно улыбнулся. Ну и чем он занимается?

Скоро это перестало его беспокоить, потому что Чонин немного повернул голову, бросил ладонь Ханю на затылок и воспользовался собственными губами так, как того хотелось им обоим. Хань прилежно пытался поймать язык Чонина и слегка прикусить, чтобы немного смягчить эту опасную игру, но постоянно путался в ощущениях и не успевал. Хотя человек с такими соблазнительными губами, как у Чонина, просто обязан был уметь целоваться по-настоящему, мастерски. И Чонин умел.

― Что ты тут делаешь? ― пробормотал он чуть позже и уткнулся носом в шею Ханя.

― Принёс тебе перекусить.

― Должно быть, мне это снится. ― Чонин вздохнул, опять улёгся на диване и закрыл глаза.

― Эй! И это всё? ― Хань сердито пихнул Чонина кулаком в бок.

― Нет, всё-таки не снится... ― Чонин сел на диване и потёр ладонями лицо, зажмурился, потом приоткрыл глаза и посмотрел на недовольного Ханя. ― Что я уже успел натворить? Или ты нашёл жучок в телефоне?

Хань вздохнул, молча воздел руки, будто взывая к небу, а в следующую секунду накинулся на Чонина и попытался удушить. Получил коленом в живот ― легонько, но достаточно, чтобы дыхание сбилось, запутался в конечностях собственных и Чонина, долбанулся лбом о твёрдый подбородок, сердито зашипел, переключившись на корейский:

― У тебя нет права прослушивать мой телефон! Найди себе другое развлечение!

― Мне не хочется, и так всё устраивает, ― со смешком отозвался Чонин и свалил Ханя на диван, придавив собой. Хань в тишине разглядывал лицо с резкими чертами и мысленно предъявлял претензии небесам за то, что они позволили Ким Чонину случиться в его жизни. Машинально он тронул пальцами ладонь Чонина, и тот ладонь отдёрнул, он попробовал ещё раз, но вновь потерпел неудачу. Выглядело это... довольно печально. Словно Чонин ничего не имел против секса с Ханем, но всячески избегал иной близости, более ровной, спокойной и глубокой. Прикосновение к ладони не было интимным, но сейчас Ханю хотелось этого ― просто почувствовать, как их пальцы сплетаются вместе, будто они в самом деле... вместе, вдвоём, едины. Будто они... пара, и у них есть нечто большее, чем голая страсть и постель.

― Ты закончил свою статью?

― А? А... Статью. Да. Просто решил покормить тебя, рядом как раз проходил, ― соврал Хань без зазрений совести. ― Ты же вечно забываешь обо всём на свете, когда работаешь. Если за тобой не присматривать, пропадёшь.

― Плохо это себе представляю, ― хмыкнул Чонин, уперевшись подбородком в грудь Ханя и уставившись на его лицо.

― Что именно?

― Твою заботу обо мне, ― Чонин проказливо улыбнулся и после неприлично длинной паузы ехидно добавил: ― Хён.

Скотина. Умопомрачительная скотина.

Пока Хань злился, Чонин спокойно продолжал его разглядывать, затем на миг задел кончиком пальца раскрытую ладонь. Едва ощутимое касание ― прочертить линию ногтём по коже. Всего на долю секунды, словно незаметно снять пробу. Невольно Хань вновь попытался взять Чонина за руку, но тот в который раз отнял ладонь, ускользнул, оставив чувство неудовлетворения и горечь обманутых ожиданий. Чёрт, что с ним не так? Все стремились к близости с Ханем ― любой, потому что подпадали под чары его обаяния. Но Чонин вёл себя иначе, не так, как все. Хань даже терялся порой, что ему было совершенно не свойственно. Ну, то есть, он сам настаивал на ни к чему не обязывающих отношениях, только вот впервые кто-то играл точно по заданным правилам и не пытался нарушить их или жульничать, даже не пытался воспользоваться завуалированным разрешением Ханя на нечто большее.

Чёрт.

Хань лихорадочно перебирал в голове советы Криса и всё, что он вообще Крису наплёл, а ещё то, о чём умолчал. И не видел выхода. Вообще никакого. Он не умел любить, не умел привязываться к людям по-нормальному, не ценил нежное и трепетное к себе отношение, не... Ещё тысяча всяких "не". Но почему же становилось так горько и обидно, когда Чонин отталкивал его руку или отдёргивал свою? Или смеялся над желанием Ханя позаботиться о нём?

Хань вздрогнул от неожиданности, когда Чонин внезапно сжал его ладонь своей ― крепко и мягко одновременно.

― Выглядишь расстроенным. Наверное, не стоило спрашивать тебя о статье, да? Ну вроде как не моё дело и...

Хань высвободил руку, прикоснулся ладонями к скулам Чонина и занял поцелуем. Эта честная игра по правилам начинала его бесить. И плевать, что он сам на ней настаивал когда-то. "Когда-то" ― это уже не "сейчас".

На столе пискнул передатчик. Хань не разобрал короткий приказ, зато Чонин всё понял верно, отстранился и провёл рукой по взлохмаченным волосам.

― Мне пора. Подождёшь здесь или домой пойдёшь?

Он наклонился, чтобы завязать понадёжнее шнурки на кроссовках, и Хань различил рукоятку пистолета за поясом брюк.

― Домой пойду. Пакет на столе, как вернёшься, хоть перекуси.

― Угу...

― И... ― Хань прикусил язык и умолк.

― Что? ― Чонин бросил на него вопросительный взгляд поверх плеча.

― Нет, ничего.

Он сел и проследил, как Чонин поднялся, небрежно накинул куртку, рассовал по карманам передатчик, рацию и прочие мелочи. Потом Чонин шагнул к нему, кончиком пальца тронул под подбородком, заставив вскинуть голову, и легко коснулся его губ собственными.

― До завтра, ― тихо проронил напоследок, согрев тёплым дыханием щеку.

― Береги себя, ― торопливо сказал Хань, когда Чонин закрывал дверь. Так и не понял, услышал Чонин его слова или нет. Уселся на диване, скрестив ноги и обхватив себя руками за плечи, и принялся самоугрызаться. Пришёл к неутешительному выводу, что он, оказывается, жалкий трус. И вообще всё у него не так, как у нормальных людей. На миг даже возникла мысль о лирике, то есть, о кольце, как Крис предлагал. Хань сам от себя пришёл в ужас и о кольце тут же забыл. Лирика лирикой, но не до такой же степени! Да и Чонин ничего такого не носил, какой тогда смысл напрягаться с кольцом?

― Ладно, определимся: чего я хочу? Вот прямо сейчас... Хотя нет. Чего я вообще хочу?

Хань подумал минуту и понял, что хочет Чонина. Но это тоже не то, потому что он хотел Чонина всё время. Ещё он хотел, чтобы Чонин оставался рядом с ним, желательно, без мороки со всякими обязательствами, но так не бывает. Вот сейчас Чонин у Ханя есть, без всяких обязательств, но есть и страх потери. Когда нет никаких обязательств, ничто никого не держит ― уйти можно в любой момент. А Хань не хотел, чтобы Чонин ушёл, значит, нужно что-то такое, что могло бы дать Ханю уверенность и убить страх.

― Господи, как всё сложно-то... ― пробормотал он себе под нос. Как люди вообще в этом способны разобраться и выжить? Хань никогда прежде не обременял себя такими проблемами. Но прежде он и желания не испытывал просыпаться в одной постели с конкретным человеком, будить его, смотреть, как он умывается и сонно плетётся за чашкой кофе, обнимать его так просто ― без задней мысли...

― Твою же за левую ногу и об стенку!.. ― Хань повалился на диван и злобно пнул спинку. Что за чушь лезет ему в голову? Он же успешный журналист! Почти знаменитость! Осталось только премию какую-нибудь получить и написать монографию, чтобы войти в историю журналистики. Он живёт в ногу со временем, сам себе хозяин, ни от кого не зависит, вольная птица. Откуда, чёрт возьми, повылезли эти странные желания?

― Так. Хватит! ― строго велел себе самому Хань. ― К чёрту! Импровизация и цинизм... кхм... то есть, практичность ― моё всё. Действуй по обстоятельствам, а там как вывезет кривая.

Кивнув собственным словам, Хань сполз с дивана и отправился домой. Спать он предпочитал в удобной кровати, он не Чонин, который мог спать хоть стоя. Неприхотливый какой. Сразу вспомнился случай, как Чонин уснул за столом, не успев выпить кофе из чашки до конца. Хань тогда испытал острый приступ разочарования, потому что ему хотелось получить "арендную плату", но будить Чонина не стал, а подсунул бедняге подушку. Средь ночи Хань был разбужен весьма приятным образом и получил всё, что ему причиталось, если не больше. Потом Чонин снова уснул, но уже в кровати.

Вообще у Чонина оказалось удивительно мало одежды, да и прочих вещей было немного. И, пожалуй, больше всего он дорожил старым плеером со стёршимся логотипом. Музыку он добавлял редко и выбирал её придирчиво, зато старые треки никогда не удалял. Ханю иногда казалось, что Чонин собирает какую-то странную музыкальную коллекцию, но какими критериями при этом руководствуется ― чёрт его знает.

Ещё Чонин любил кофе и шоколад. Шоколад ― в любом виде.

И Ханю нравилась его молчаливость, поскольку сам Хань обожал говорить и даже рассуждать вслух. Чонин обычно тихо слушал, если и хотел что-то добавить, прояснить или спросить, то чаще всего обходился жестами, прикосновениями, мычанием или с помощью мимики, говорил же при необходимости, но всё равно мало. Зато смеялся громко и от души. И за этот смех ― или просто за ослепительную улыбку, вдруг появлявшуюся на смуглом лице ― Хань мог убить кого-нибудь, лишь бы услышать и увидеть, и насладиться этим чудом.

Ему многое нравилось в Чонине, и это пугало, потому что Хань к такому не привык. Он вообще не привык скучать хоть по кому-нибудь, даже с родными виделся, в лучшем случае, раз в год. Раньше ему и одному жилось очень даже хорошо, а сейчас он изводился из-за какой-то ерунды ― из-за мысли, что Чонин может вдруг исчезнуть из его жизни так же внезапно и нелепо, как в ней появился.


***


Чонин не пришёл ни днём, ни вечером, даже не позвонил, а заявился средь ночи, когда Хань уже лез на стенку и планировал обзванивать морги. Первой в лицо Чонину прилетела диванная подушка ― твёрдая и тяжёлая, но Чонин успел её перехватить до того, как она встретилась с его головой. Вопросительный взгляд окончательно добил Ханя, поэтому в Чонина полетела бутылка с водой, сразу же за ней отправились любимая чашка Ханя, статуэтка русалки со стола и прочее, что попадалось Ханю под руку. Бутылку Чонин отбил подушкой, пригнулся, чашка смачно хрустнула, врубившись в стену на приличной скорости, рядом брякнулась русалка. Всё остальное просвистело над "окопом" в виде спинки дивана. Чонин выглянул на миг, использовав подушку в качестве щита. Хань зарычал от ярости и продолжил обстрел всеми подручными средствами. Когда они закончились, Хань всё ещё был зол, как изгнанный из рая дьявол, но из снарядов остались разве что носки на ногах. Даже если бы бросил и попал, эффект получился бы смешным.

― Успокоился? ― поинтересовался после минутного затишья откуда-то из-за дивана Чонин.

― Нет! ― глухо отозвался Хань, лихорадочно шаря взглядом по комнате, но не находя ничего, хоть отдалённо похожего на оружие.

― Что на этот раз?

― Где ты был?! Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?

― На задании. Нет. А что?

― Ты сказал, что вернёшься днём или вечером, а не посреди ночи!

― Но это же задание, никогда нельзя сказать наверняка...

― А позвонить?

― Запрещено. На задании. Это раз. Два ― у меня телефон накрылся. И три...

― Слышать не желаю жалкие оправдания! Твои вещи в углу, забирай и выметайся!

― Посреди ночи? Мне надо кое-что тебе сказать. Это...

― Вон! Прямо сейчас! И ни слова больше!

Полная версия по ссылке

@темы: ссылки, Kris, EXO, Kim Jongin, Luhan, KaiLu, Wu Yifan, KaiHan, мишколени, Kai, fanfiction

---

EXO - Конкуренты

25.02.2015 в 20:24

Пишет  Корейский Песец Шу:

Конкуренты (КайЛу)

Название: Конкуренты
Автор: Корейский Песец/Шу-кун/Ie-rey
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), ОТ12
Рейтинг: R
Жанр: АУ, романс, юмор, экшн
Размер: миди
Коллаж/арт: Areum//Румба Каталана
Размещение: запрещено
Авторские примечания: Нотки и аккорды мозговыноса в наличии; EXO-M - китайский спецотдел, EXO-K - корейский соответственно, Spy-AU
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/1530799

Конкуренты

Со стены на Лу Ханя пялился какой-то чёрно-белый суровый дядька, заключённый в строгую серебристую рамку. Всем сотрудникам полагалось знать, кто это красуется на портрете, но Хань никак не мог запомнить его имя и то, чем он знаменит. А ведь чем-то точно знаменит, иначе не висел бы на стене в зале для сборов и инструктажа.

На часах ― пять утра, спать охота до смерти, потому что только с задания, и вот, пожалуйста, опять двадцать пять.

Лу Хань привык жить как на вулкане с пятнадцати лет, но иногда всё-таки хотелось сделать перерыв и поваляться с подушкой всю ночь и полдня. Можно даже не с подушкой, а с младшим лейтенантом Хуан Цзытао, чего уж мелочиться. Хотя чёрт его знает, как младший лейтенант смотрит на неуставные отношения в разведывательном отделе ― в общем ― и на гомосексуализм ― в частности.

Инструктор нудно вещал об очередной террористической организации международного толка, ради разнообразия проповедовавшей буддизм в особо агрессивной форме, что малость не вписывалось в привычные рамки. Даже дядька на портрете удивлённо напыжился. Лу Хань поморгал немного, чтобы прояснить зашалившее вдруг зрение, а инструктор продолжил монотонно бубнить на тему срыва грандиозного плана террористов.

― Это он в каком смысле? ― сонно прошептал вопрос на ухо Лу Ханю коллега по отделу ― майор У Фань.

― В банальном. Опять мир спасать и карать нового чёрного властелина.

― Ааа... Всё как обычно, ― кивнул Фань, уронил голову на сложенные на столе руки и опять заснул.

― А? Что? Куда? Когда? ― подорвался проснувшийся от хриплого шёпота Фаня младший лейтенант. Спросонья он выглядел очаровательным до неприличия, так что Лу Хань в мыслях согрешил. Подумал и согрешил ещё пару раз, после чего соизволил ответить:

― В Багдаде всё спокойно. Отбой.

― Угу... ― И Хуан Цзытао последовал примеру Фаня с чистой совестью.

Сюмин, гад такой, даже на миг проснуться не пожелал и дрых себе в уголке, склонившись над папкой с материалами. Со стороны казалось, что он внимательно эти материалы изучает. С лупой и линейкой.

Только Чжан Исин и Чен, сидевшие за первым столом, жадно внимали инструктору. Трудоголики несчастные. Когда они вообще спят? Или не спят вовсе?

― Таким образом, ― нудно продолжал инструктор, ― необходимо получить данные от двойного агента и доставить их в Пекин. Также необходимо получить новый экспериментальный источник энергии и файл с секретными разработками. И, помимо прочего, устранить агента американской разведки.

Лу Хань зевнул и прикрыл рот ладонью. Ну вот, как и следовало ожидать, всё то же самое.

― А конкуренты? ― деловито поинтересовался Чен, для весомости помахав блокнотом с заметками.

― Не предвидятся. Харимао заняты в Японии, а японцы, соответственно, заняты Харимао. Не до нас им. Вылет в Гонконг через три часа. Данные от двойного агента получит Лу Хань в гей-клубе "Голубая устрица".

― А мы займёмся источником, файлом и устранением? ― оживился Исин.

― Нет. Всем этим займётся тоже Лу Хань. Он летит один. Вы отвечаете за связь и информацию.

― Что? ― возмутился тот самый Лу Хань. Подумал ещё раз и притих: не каждый день выпадает шанс сходить в гей-клуб за счёт отдела, то есть, на халяву. Такой редкой удачей надо пользоваться, а не отбиваться от неё всеми четырьмя конечностями.

― Есть сложности? ― насторожился инструктор.

― Ну что вы... Никаких. Просто не думал, что у меня поддержки не будет.

― Незачем. Задание простое. Вам всего лишь нужно всё довезти до Пекина, но не как в прошлый раз.

― Я довёз в прошлый раз, ― обиделся Хань. ― Не возводите напраслину.

― Вы перепутали рейсы и угнали самолёт, следующий в Стамбул, чтобы долететь до Пекина без задержек. Это, между прочим, привлекло к вам ненужное внимание.

― Глупости! Зато теперь для террористов я свой. Плюс в работе, ― привычно выкрутился Лу Хань. ― Так мне можно бежать в арсенал и за выделенными средствами?

― Только расходуйте экономно и не теряйте чеки.

― Турист, прилежно собирающий чеки, вызовет волну ненужных подозрений.

Инструктор поморщился, словно от зубной боли. И Хань тут же расплылся в широкой улыбке. Он прекрасно знал, что давно и прочно обосновался у руководства в районе печёнки: вроде зудит и бесит неимоверно, но вырвать и выбросить никак ― своё, родное и полезное.

― Чен, подберёте оружие. Чжан, закажете номер в отеле. И подготовьте материалы на американского агента.

― "Жучок" выдавать? ― педантично уточнил Исин.

― Мне его устранить надо, а не следить за каждым его шагом, ― проворчал Хань и бесцеремонно пихнул Фаня локтем в бок, тот шарахнулся в сторону спросонья и по инерции впилился головой в Цзытао, Цзытао в свою очередь от неожиданности взбрыкнул ногами и попал по ножке стула, на котором в уголке пристроился Сюмин, совершенно не ожидавший землетрясения в миниатюре. Хань довольно мурлыкнул себе под нос строчку из какой-то популярной песенки: одним движением и с минимумом усилий разбудил всю дрыхнувшую без задних ног троицу, да ещё и вовремя ― настоящий профи.

― Хуан, соберёте карты хранилища. У, позаботьтесь об оснащении. Сюмин... Сходите позавтракать, что ли.

― А можно? ― просиял тот, мигом стряхнув с себя сонливость.

― Нет, нельзя. Обеспечьте контакты и связь.

― Ну вот... ― разочарованно поник Сюмин.

― Опять Лу Ханю всё веселье, ― тоскливо протянул Цзытао.

― Смотри на вещи иначе, ― мудро посоветовал ему Фань. ― Мы будем в курсе всего веселья, зато по шее не получим, если вдруг что.

― А учитывая, что у Лу Ханя постоянно случается "если вдруг что", то нам крупно повезло, ― добавил Исин.

― Пошлём Цзытао за попкорном? ― воодушевился Сюмин.

― Плохая идея, ― отмечая что-то в блокноте, встрял Чен. ― Эта саранча сожрёт весь попкорн спустя пять минут после закупки.

― Я не саранча, ― немедленно обиделся Цзытао.

― Хорошо. Будешь пандой. Которая любые продукты считает бамбуком, поэтому тут же пожирает их.

― Отстаньте от ребёнка, у него растущий организм, ― заслонил младшего лейтенанта широким плечом Фань.

― Это мы с Сюмином нуждаемся в росте, ― назидательно погрозил ему карандашом Чен, ― как самые маленькие. Лу Ханя и Исина тоже можно подкармливать ― иногда, а вот вы, два слона...

Цзытао, стремительно мутировавший из саранчи в панду, затем из панды в ребёнка и из ребёнка в слона, уже потерял нить рассуждений Чена и просто ошарашенно моргал, чуя пятой точкой, что вкусное так легко ему не обломится.

― Кстати, а почему именно я? ― спохватившись, задал вопрос инструктору Хань.

Здравый вопрос, потому что задачи по ликвидации обычно доставались как раз Цзытао. Лу Ханю же поручали добычу информации: он мог войти куда угодно, с вдохновением нести любую пургу, получая в процессе сведения ― даже самые секретные, и мог выйти откуда угодно живым и иногда без погони на хвосте.

― Потому что работа с информацией. Устранение агента ― вспомогательная задача. Собирайтесь.



Спустя три часа Хань торчал в самолёте и смаковал шампанское. В кресле у окна спал какой-то парень. Он спал уже тогда, когда Хань только оказался в салоне. Раскрытая газета на голове, джинсовая куртка расстёгнута, длинные ноги в замшевых брюках вольно вытянуты. На смуглом предплечье красовался немного нелепый тёмный браслет. Поначалу Хань не стал уделять внимания соседу, но через час живо заинтересовался ногами. Ноги были потрясающими во всех отношениях: мало того, что длинные, так ещё и тренированные, красивые. Левое колено смотрелось особенно привлекательно. Наверное, потому что Хань при желании легко мог бы к нему прикоснуться. И прикоснуться хотелось невыносимо. В конце концов, он всегда питал слабость к красивым людям.

Хань допил шампанское и отвернулся от соседа, строго приказав себе думать о родине. Красивых людей в мире не два, не пять и не десять, а родина всего одна.



Исин снял ему номер в отеле "Мэрриот", что занимал верхние этажи торгового центра "Пацифик Плэйс". Метро рядом, есть бассейн. В номере Хань полюбовался из окна чудным видом на гавань Виктория и прибрежные горы. Зашёл в ванную и присвистнул, оценив мраморную отделку и зеркальные стены. Вместо ванны там оказался практически второй бассейн.

― Я на месте, ― доложил он Исину, когда собрал передатчик и активировал связь.

― Отлично. Так, от отеля до Выставочного центра Гонконга полтора километра. Там экспериментальный образец. Файл с данными в двести пятой ячейке Британского банка. Файл с ключом ― у двойного агента, получишь в гей-клубе.

― Придержи коней. Ключ от ячейки?

― Разбежался. Откуда у нас ключ? Файл ведь не наш.

― И как мне его взять?

― Как-нибудь.

Хань плюхнулся на огромную кровать и обречённо вздохнул. В переводе с исиновского на нормальный человеческий это означало "укради".

― Ты Библию в детстве читал?

― Нет. Я буддист.

― Правда? ― восхитился Хань. ― Так вот, ты в курсе, что путь к нирване...

― Не заливай, ладно? Ты не небесные врата охраняешь, а работаешь на отдел. Так, встреча с агентом в "Голубой устрице" через десять часов. Отдохни и ступай туда свежим и бодрым. И не накосячь.

― Я никогда не кося...

― Токио, три года назад.

― Подумаешь, досадная случайность с таймером.

― Филиппины, два года назад.

― Местная разведка паршиво сработала.

― Сингапур, год назад.

― Чёртовы Харимао! Да весь отдел тогда облажался.

― Бомбей, месяц назад.

― Если б я не угнал тот самолёт, не успел бы вовремя в Пекин ― и всё пропало бы.

― Хань, побойся Бога. Ты бессовестно проспал свой рейс.

― А я предлагал меня уволить к чертям.

Исин вздохнул и попросил:

― Просто сделай всё как следует. До связи.

Ну да, они оба знали, что их команда ― лучшая. И на обучение каждого из шестёрки ушли огромные средства и уйма времени, поэтому за проваленное задание по голове не погладят, но и из отдела без веской причины не выпнут.

Ладно, отдохнуть действительно стоило, ведь предстоял визит в гей-клуб, а визиты в такие места Хань любил. Особенно, если они были продуктивными как в плане выполнения задания, так и в плане получения удовольствия.



Чанёль погрыз кончик карандаша, полюбовался на пальцы закинутых на спинку дивана ног, даже пошевелил этими самыми пальцами, но не помогло. Запрокинув голову, он уставился на Бэкхёна. Тот думал думу над подробной картой восточного полушария. Думал красиво, то есть, смотреть на него оказалось чертовски приятно.

― Ну и? ― скосив на Чанёля глаза и выразительно поиграв бровями, вопросил Бэкхён.

― Что?

― Ничего. Что ты от меня хочешь?

― Фрукт, вызывающий эротические ассоциации.

Теперь в тишине они вместе думали думу, но уже позабыв о карте восточного полушария.

― Банан, ― уверенно сказал Бэкхён и вновь уделил своё драгоценное внимание карте. А зря.

Чанёль тонко улыбнулся и добавил проникновенным голосом:

― Шесть букв.

Теперь карандаш грызли оба. Точнее, каждый грыз свой карандаш.

В кабинет ввалился Чунмён.

― Чем это вы тут...

― О! Слушай, ты знаешь фрукт, вызывающий эротические ассоциации? ― влепил в лоб майору внезапным вопросом Бэкхён.

― Э... ― Чунмён задумался, слегка покраснел и выдал: ― Клубника.

Чанёль не потрудился скрыть злорадство и громко объявил:

― Шесть букв.

― То есть, банан тоже... ― пробормотал Чунмён, покраснев сильнее. ― Можно остальных спросить. Сейчас.

Он вылетел пулей из кабинета, сбегал, видимо, к другим ребятам из специального подразделения и вернулся, гордо сообщив:

― Яблоко.

Чанёль зажмурился с довольным видом, словно кот, играющий с мышкой.

― Нет буквы "я".

― Твою за ногу! ― Бэкхён решительно отодвинул карту восточного полушария в сторону. ― Где ты эти кроссворды берёшь?

― Вот именно! ― присоединился к нему возмущённый до глубины души Чунмён ― за яблоко было обидно, ведь шесть букв. ― Что за кроссворды для извращенцев?

― Хватит оправдываться ― это выглядит жалко. Лучше скажите начальству, что пора проверить нам всем IQ. Харимао отупели от сытой жизни ― не в силах разгадать несчастный фрукт из шести букв, вызывающий неприличные ассоциации. ― Чанёль снова пошевелил пальцами на ногах и вспомнил кое-что. ― А где Чонин?

― На задании, а что?

― Это он мне кроссворд этот подсунул. Надо у него спросить. Вдруг он знает.

― Может, и знает, ― загадочно пробормотал Бэкхён, вернувшись к карте, ― но не факт, что скажет. Лучше подумай, куда эти японцы могли засунуть двадцать единиц товара так, что мы до сих пор найти не можем.

Чанёль закрыл глаза и грустно сообщил мирозданию:

― Хочу к Чонину. На задание. В задницу этих японцев. Но что ж это за фрукт такой, а? Может, это... как его... фейхоа?

― Или папайя какая-нибудь... Как раз шесть букв.

― Господи, откуда вы такие страшные слова знаете? ― возмутился Бэкхён, плюнув на двадцать единиц товара и потянувшись за кроссвордом. ― Не подходит всё равно.

Спустя час неприличный фрукт занял умы всех сотрудников подразделения, окончательно застопорив операцию по перехвату партии экспериментального оружия из двадцати единиц. Пришлось связаться с другими подразделениями и поинтересоваться их версиями. Впрочем, японцев эта напасть стороной не обошла: при прослушке они озадачились новым необычным фруктовым кодом корейцев, упорно не поддававшимся дешифровке.



Лу Хань сразу узнал двойного агента, едва оказался внутри гей-клуба "Голубая устрица". Тот сидел за столиком в углу и нервно комкал в руках салфетку. Или не профессионал, или ему славно намазали скипидаром под хвостом.

Завидев Ханя, агент торопливо стянул с пальца перстень, прикрыл салфеткой и галопом поскакал к выходу, сделав вид, что никого в клубе он знать не знает.

Хань сел за стол, взял перстень и надел на палец левой руки. Скорее всего, носитель спрятан в камне, и там все ключи и пароли, чтобы получить доступ к информации. Правда, файл с информацией всё ещё в Британском банке, и надо придумать, как его взять оттуда.

Скоро официант принёс заказ и расставил на столе тарелки, чашки, вазочки. Хань радостно накинулся на еду, благо, что на сегодня планов никаких больше не было. Он не забывал осматриваться вокруг, надеясь провести вечер продуктивно.

Заинтересовался ногами одного из посетителей клуба, тот сидел немного в стороне и спиной к Ханю, так что рассмотреть лицо пока не удалось, зато ноги ни в чём не уступали ногам парня из самолёта. Хань поздравил себя со званием фетишиста. Или же дело в том, что у него давно никого не было? Грешные помыслы в отношении младшего лейтенанта не в счёт, ведь дальше помыслов он не заходил.

― Я хрупкий и нежный, ― пробормотал Хань. ― Мне срочно нужны любовь, ласка и жаркие объятия.

Из зеркала на стене на него смотрел улыбчивый и довольный жизнью тип, который совершенно точно нуждался в порке, а не в ласке, любви и жарких объятиях. Без зазрений совести Хань списал это на оптический обман и мысленно покусился на обладателя красивых и длинных ног.

Итак, дано: слегка волнистые тёмные волосы, гибкая шея, широкие плечи, узкие бёдра и умопомрачительные ноги. Чёрт его знает, что с лицом, но парень с таким телом просто не имел права не быть хотя бы просто симпатичным. Судя по тому, как неспокойно он сидел на стуле, привык к движению, а значит, выносливый. К слову, сидел ещё и так, чтобы в любой момент можно было легко вскочить на ноги.

Хань налил в бокал ещё шампанского и принялся откровенно пожирать обладателя длинных ног взглядом. После третьего бокала длинноногому парню было присвоено почётное звание "обладателя самых лучших в мире ног". Вдоволь утолив эстетические потребности посредством наблюдения, Хань пришёл к выводу, что пора бы сообразить, как наладить контакт с "мистером Офигенные Ноги". Мужчины, конечно, любят глазами, но "потрогать руками" делу нисколько не мешает. И Хань уже созрел для этого ― потрогать хотелось невыносимо. Аппетит подстёгивало и то обстоятельство, что весь вечер и ночь, и даже утро, он был совершенно свободен и не обременён заданиями. К тому же, длинноногий парень выглядел обычным туристом, смахивающим на филиппинца. Разве только рост не вписывался ― больно высокий для южанина, но мало ли, и такое бывает.

Пока Лу Хань в муках наполнял бокал четвёртой порцией шампанского, объект его пристального интереса поднялся со стула, прогулялся к бару и что-то там заказал. Бармен завозился с напитками, а парень неторопливо развернулся, облокотившись на стойку.

У Ханя перехватило дыхание. Просто симпатичный? Ну нет. Даже слово "красивый" не передавало суть. Он не знал, как охарактеризовать этого парня словами, не получалось. Или не хватало словарного запаса. Смуглое лицо казалось плодом труда скульптора: выразительные чёткие линии, жёсткие, без каких-либо намёков или мягких переходов, а в целом всё это выглядело невероятно привлекательным настолько, что невозможно было глаза отвести. Вот он и не отводил, в результате чего шампанское благополучно наполнило бокал, переполнило и хлынуло ему на брюки. Тихо ругаясь сквозь зубы, он торопливо поставил бутылку и бокал на стол, выдернул из стаканчика ворох салфеток и прижал к влажному пятну на тёмно-серой ткани, а когда вновь поискал взглядом длинноногого красавца, забыл, как дышать, потому что тот шагал от бара прямиком к нему. И смотрел тоже на Ханя, а не куда-то ещё. Тёмные глаза ярко блестели и казались горячими.

Он шёл через зал, а Хань откровенно любовался им, каждым движением. Пока любовался, бесстыже грешил в воображении от "раздеть" до "попробовать поцеловать", но дальше зайти не получалось. Хань просто не мог этого представить, хотя никогда на воображение не жаловался.

Когда парень остановился у столика, Хань беспомощно процитировал в мыслях избитую фразу: "Я влюбился". Ни на что другое его просто не хватило.

― Можно присесть? ― Низкий и чуть глуховатый голос безжалостно добил Ханя, заставив ментально взвыть "Я влюбился ещё раз!" И он неловко повёл рукой, попытавшись изобразить приглашающий жест. Заодно едва не снёс со стола бокал, но подхватил в последний миг, впрочем, его брюки это не спасло ― шампанское выплеснулось-таки.

Невозможно красивый парень невозмутимо сел напротив и улыбнулся спустя минуту. Если раньше Хань слабо представлял, что такое оружие массового поражения...

― Какого рода у вас интерес ко мне?

― Э?

― Вы так пристально смотрели на меня последние полчаса, что я решил подойти к вам сам. Всё равно я приезжий, никого здесь не знаю, а вы так смотрели, что... Так какого рода у вас интерес?

― Уголовного, ― брякнул Хань, не подумав предварительно головой.

― Хотите арестовать?

― Нет... то есть... Я не уверен, что вы смотритесь в рамках уголовного кодекса.

― Простите?

К столику подошёл официант и поставил перед собеседником Ханя чашку чёрного кофе, после чего удалился, дабы не мешать им.

Хань так и не придумал, как объяснить этому высокому красавцу необходимость существования статьи, запрещающей расхаживать на людях с такой внешностью без паранджи, поэтому он решил сменить тему.

― Ваше имя...

― Кай. А тебя как зовут?

Тут у Ханя случился ступор: называть имя, указанное в поддельных документах, он точно не желал, называть настоящее ― опасно и не по инструкции. С другой стороны, Кай сам назвал только имя, без фамилии и прочих атрибутов, так что...

― Хань.

Кай негромко повторил его имя. Звучало больше как "Хан", но очень мило ― он испытал непреодолимое желание превратиться в горку желе и растечься по полу как от этого низкого голоса, ласкающего его слух, так и от произношения его имени. Потом Хань уточнил про Филиппины, а Кай не стал ему возражать, лишь упомянул вскользь, что филиппинец он только наполовину. Заодно Хань решил выяснить, что это Кай забыл в гей-клубе. Получилось довольно прямолинейно, но Кай не смутился.

― Ты гей?

― Нет.

― А чего тут крутишься?

Оказалось, бисексуал, поэтому шансы хорошо провести ночь... Ну, понятно. Впрочем, этот вопрос тут же перестал волновать Ханя: с Каем он был согласен на всё, лишь бы тот не удрал от него с воплями ужаса. Удирать Кай явно не собирался, так что Хань расслабился. А зря.

Кай поднялся и протянул ему руку с изысканным полупоклоном. Он вытаращил глаза и с недоумением уставился на раскрытую ладонь.

― Потанцуем?

Хань моргнул, покосился на танцующие однополые парочки в зале и сглотнул. Гей-клуб он посещал далеко не впервые, но ещё никогда ни с кем не танцевал. Ему такое даже в голову не приходило.

― Боишься? ― сверкнул улыбкой Кай.

― Ещё чего!

Хань полез из-за стола, шагнул к Каю и бесцеремонно возложил руки на его задницу.

― Что дальше?

Дальше случилось дивное ― на высоких скулах Кая проступил робкий румянец смущения. И это произвело странное впечатление на Ханя: пересохли губы, сердце заколотилось, ладони взмокли, а кровь в жилах как будто вскипела.

Кай осторожно передвинул его руки повыше.

― Так будет удобнее.

― Не уверен, ― честно признался Хань, уставившись сначала на твёрдый подбородок, потом ― на губы Кая. ― Я вообще не уверен, что смогу танцевать. Не сочти меня извращенцем, но я снимаю номер в отеле тут рядом... Там изумительная кровать, то есть, вид из окна... Ещё есть огромная ва... в смысле, телевизор, музыка, бар... Всю ночь я совершенно свободен, мы могли бы поболтать, кино посмотреть, даже попробовать потанцевать под одеялом. То есть...

― Я знаю, что китайцы называют "беседой под одеялом".

― Вот чёрт... ― Хань вздохнул, убрал руки с пояса Кая и сделал крошечный шаг назад. ― Если честно, я хочу затащить тебя в постель и не выпускать оттуда до утра, но не уверен, что ты хочешь того же. Обычно я никого насильно в постель не тащу, поэтому... поэтому... Чёрт, как объяснить-то?

― Ну, я думал примерно о том же. Только в постель затаскивать собирался я. Тебя.

― Влюбился? ― хмыкнул Хань. Кай смущённо пожал плечами, очаровательно покраснев при этом, так что пришлось срочно подумать об оплате по счёту, пока Хань вообще не разучился дышать и был в состоянии хоть как-то воспринимать реальность.

К поцелуям они перешли ещё в лифте, когда кабину покинула на пятом этаже старушка с пенсне, подозрительно косившаяся на них всю дорогу. Кай прижал Ханя к зеркальной стене, запустил пальцы в волосы на затылке и поймал нижнюю губу, осторожно сжал зубами и слегка потянул. Ладони Ханя блуждали по его груди, ощущая жар тела даже через ткань футболки, а заодно и дрожь нетерпения. Горячий во всех смыслах слова. Кажется, Ханя ещё никогда не хотели настолько сильно.

С музыкальной трелью створки разошлись на нужном этаже, но они этого не заметили. Хань только через пару минут спохватился, когда Кай на миг оставил его губы в покое, чтобы сделать вдох. Заодно Хань заметил и расстёгнутые брюки, но не смог вспомнить, когда это Кай умудрился добраться до ремня и молнии. Расстояние от лифта до двери номера они преодолели в рекордные сроки, ввалились внутрь и вернулись к поцелую ещё до того, как захлопнулась дверь. Спиной Хань приложился к стене, ухватился за шею Кая и заставил наклонить голову, чтобы удобнее было дотянуться до его губ, на которых остался сладко-горький привкус кофе. Кай забрался ладонями под одежду и жадно огладил бока Ханя, повёл выше, сминая ткань, задирая, а после и вовсе стянул то, что ему мешало. Брюки ещё каким-то чудом держались на Хане. Потом они опять целовались, потерявшись в пространстве, и спиной Хань толкнул дверь. Оказалось, дверь в ванную. Удобно. Одной рукой Хань пытался повернуть вентиль и пустить воду, а второй цеплялся за плечо Кая. Через минуту оставил вентиль в покое и взялся за одежду всерьёз, потому что она уже невыносимо раздражала.

Ещё в клубе он мысленно раздевал Кая, но сделать это наяву было намного слаще.

― Шоколадное... мороженое...

― Что?

Хань махнул рукой и потянулся к влажно блестевшим губам собственными. Объяснять Каю, что он весь такой смуглый и похож на шоколадное мороженое, лишнее. Всё равно ведь не поймёт. Хань нашарил пушистый халат, сдёрнул с вешалки и уронил на пол. После на халат уронили уже его самого, придавив тяжестью горячего тела. Хань тронул пальцами высокие скулы, легонько провёл по щекам, подбородку, изучая лицо Кая на ощупь, словно слепой.

― Ну и чего ты ждёшь? Официального разрешения, заверенного моей подписью?

Кай тихо послал его куда подальше и принялся мучить дальше, обжигая жадными поцелуями шею. Интересно, и что он там нашёл? Шея как шея. Не то чтобы Хань совсем не любил всякие нежности, но всё же предпочитал переходить к главному поскорее. Судя по всему, тут они с Каем явно расходились во мнениях. И не только во мнениях. Раньше Ханя никогда не заводили подобные штуки, а тут он едва не сорвался, когда Кай прихватил легонько зубами кожу на груди и бросил быстрый взгляд искоса. Чёрт его знает, что произвело большее впечатление: слабый укус или жаркий взгляд, но Хань едва не подавился стоном.

― Эй... я не... твоя девушка. Хватит уже...

― А жаль.

Возмутиться Хань просто не успел ― его губам нашли лучшее применение. И Кай не собирался на этом останавливаться, поэтому пришлось принять меры, чтобы получить то, что Хань, собственно, хотел получить сразу. Он прижал ладони к широкой груди, медленно повёл вниз, добрался до напряжённых мышц живота, затем ухватился за бёдра и потянул к себе, дразняще потёрся. Это было легко ― заставить Кая потерять голову. Хань считал, что жил всё это время как на вулкане, но он просто не знал значения этого слова. Вулкан ― это запертая в человеческой оболочке страсть, которая вдруг вырвалась наружу. Если бы Хань сам не хотел этого, то вполне мог бы счесть, что его изнасиловали, потому что страсть по имени Кай оказалась совершенно неуправляемой. Пришлось пересмотреть свой взгляд на прелюдию. Немножко. Совсем чуть-чуть.

Зато нашёлся и плюс: Кая совершенно не раздражало желание Ханя командовать. Честно говоря, он просто не обращал на это внимания и поступал по-своему, но и не делал попыток осадить Ханя, как все прочие. И в постели не возражал, когда Хань устроил его голову у себя на груди и принялся перебирать влажные волосы.

На рассвете следов на коже Ханя прибавилось, зато секс был очень нежным и томным. Сногсшибательный контраст по сравнению с первым разом.

Через пару часов Хань молча пил кофе и наблюдал за сборами Кая. И не знал, как быть дальше. Этой ночью он собирался заполучить экспериментальный образец, поэтому и думать не стоило о продолжении, но хотелось. На следующий день планировалось устранение агента, потом визит в Британский банк. Ещё один день ― и назад, в Пекин. На Кая просто не оставалось времени.

Кай налил себе кофе, помолчал, разглядывая напиток в чашке, потом негромко предположил:

― Ты, наверное, будешь очень занят.

― Почему ты так решил?

― У тебя вид такой, словно ты не знаешь, как сообщить мне эту скорбную новость.

― А...

― Можем встретиться вечером, выпить по чашке кофе.

Какая малость... После того, что у них было, встреча ради чашки кофе ― это... Это как хлопок в ладоши после ядерного взрыва. Или как минералка после абсента. Но даже на это Хань с радостью согласился.



В камеру, где хранился образец, он забирался через крышу. Самый разумный вариант, потому что пол, например, был утыкан датчиками движения и датчиками, реагирующими на изменение давления.

Разобравшись с замком на люке, Хань пробрался внутрь, зацепил крюк и стал осторожно спускаться на тросе, постоянно проверяя расстояние, датчики и камеры слежения. Передавать привет службе охраны он не собирался ― жирно будет, позировать ― тоже. Поскольку он хотел быстро забрать образец и сделать ноги, то просто "слепил" камеры вспышками лазерного фонарика.

Добравшись до цели, Хань беззвучно выругался. На подставке красовался булыжник из местного парка. Кто-то спёр образец и придавил датчик булыжником. Хуже всего, что Хань понятия не имел, кто именно мог это сделать.

Террористическая организация, разработавшая образец, имела влияние в Китае, Японии и Корее. Но японцы в полной заднице с тайным заказом партии оружия и попытками скрыть эту партию от корейцев. И Харимао сейчас в Японии. Американцы в курсе, но у них нет возможности действовать столь радикально. Так кто же тогда?
Хань поспешно убрался из хранилища и помчался в отель, сразу же доложил Исину, что с образцом ничего не вышло.

― Упустил?

― Да какое там! Ты же сказал, что в Гонконге нет других агентов! Это вот так вот нет, да?

― Но нет же, правда.

― А ты проверь.

― Уже.

― Ещё раз проверь! Файл доставать? И агент от американцев как?

― Всё в силе. Я проверю ещё раз... В общем, пока об образце не думай, занимайся остальным.

Хань сердито завершил сеанс связи, покрутил на пальце перстень с ключами и вздохнул.

В дверь громко постучали.

Он прихватил пистолет, снял с предохранителя и бесшумно подкрался к двери, выждал с минуту и тихо спросил:

― Кто это?

Тут же сместился в сторону и опустился на корточки. Если пальнут на голос, то промажут.

― Спишь? Или не спишь?

Этот низкий голос Хань просто не мог не узнать. Он торопливо сунул пистолет в ботинок и открыл дверь, сразу угодив в крепкие объятия. В перерывах между поцелуями узнал, что Кай решил заглянуть и попытать счастья. Если бы Хань не ответил, ушёл бы, а так...

...поспать Ханю было не суждено.



Утром он неохотно выбрался из-под одеяла, торопливо оделся, потом несколько минут сидел на краю кровати и разглядывал спящего Кая. Самый странный парень из всех, с кем он встречался. Даже слово "встречался" звучало неуместно, потому что с Каем он в основном спал. Хотя спал даже меньше, чем занимался сексом. И разговаривали они ещё меньше, чем спали. Зато никакого напряжения в отношениях ― если это вообще тянуло на отношения. Стоило им увидеть друг друга ― и они оказывались в горизонтальном положении. Хотя вертикальное не особо мешало, как показала практика этой ночью.

Мистическое притяжение ― такой диагноз поставил им обоим Хань, прикоснулся губами к виску Кая и заметался в сборах. Еле нашёл пистолет ― далеко не сразу вспомнил, что сунул его в ботинок. Потом с трудом стянул с пальца перстень с ключами и спрятал в ящике стола. Надевать его на дело не стоило.

Уходил он бесшумно, чтобы не разбудить Кая. В кафе на первом этаже отеля выпил кофе, сверился с картой и поймал такси, чтобы добраться до американского посольства. Сегодня объект планировал визит к атташе и обязан был появиться в посольстве в первой половине дня. После ночного провала Хань не имел права облажаться.

Согласно данным разведки, объект собирался сотрудничать с террористами с высочайшего дозволения правительства своей страны. И это сотрудничество грозило крупными неприятностями Китаю. Впрочем, с американцами всегда отношения были напряжёнными, поэтому полагать, будто те преисполнились благодати и решили блюсти интересы Китая, глупо. А вот нагадить втихаря ― это всегда пожалуйста.

Хань полчаса провёл на скамейке напротив посольства, пока не получил сообщение от Исина, что цель уже внутри. Он зашёл в посольство, наплёл обычную историю об утерянных документах, получил консультацию и доступ к лифту. В лифте он спустился на подземную стоянку посольства, где нашёл заранее оставленный автомобиль и пропуск для выезда, после чего побеспокоился о глушителе для пистолета и перебрался к лифту.

Он терпеливо ждал, сжимая пистолет внутри сумки. Стрелял прямо через сумку, дважды в голову, после избавился и от пистолета, и от перчаток, и от сумки. Не его профиль, но он не волновался. Прежде всего, Хань был солдатом, а уже потом всем остальным.

Он вернулся в отель и с сожалением обнаружил, что Кай ушёл. Аккуратно расправленное одеяло, вымытая чашка у кофеварки, халат на вешалке в ванной ― везде порядок и ни следа Кая. Хань достал из ящика стола перстень, привычно надел на палец и сверился с графиком, но отправиться в банк не успел ― позвонил Исин.

― Отбой на сегодня. Меняем план. Завтра тебе пришлют ключ, но без пароля к ячейке тебя не пустят, придётся проникнуть в банк ночью и открыть ячейку ключом. Заберёшь файл ― возвращайся сразу.

― Что с агентами других служб? Выяснил что-нибудь?

― Ничего. Японцы и корейцы страдают какой-то ерундой. Совсем сдурели, не иначе. На канале связи одни фрукты ― и все не подходят. Может, японцы закодировали место доставки партии оружия под какой-то фрукт, а теперь вместе с корейцами устроили угадайку...

― Ты что несёшь? ― опешил Хань.

― Чушь, сам знаю. Но больше никакое правдоподобное объяснение мне в голову не приходит, извини. Кстати, разве малина ― это фрукт?

― Малина ― это ягода, а ягода ― это, в принципе, фрукт, ― подумав, ответил Хань.

― Погоди, то есть, помидор ― тоже фрукт?

― Именно.

― Так овощ же...

― Сам ты овощ! Арбуз тоже ягода, но фрукт. Яблоко ― ягода, но фрукт. Помидор ― ягода, и тоже фрукт.

― Что-то в твоём логическом построении меня смущает...

― А слива и абрикос?

Исин задумался так, что отключил связь, а Хань загрустил ещё сильнее, потому что день у него теперь был свободен, а вот Кая не было.
В дверь знакомо постучали. Хань даже спрашивать не стал, открыл сразу и уставился на Кая, вооружённого корзинкой фруктов.

― И ты, Брут...

― Что?

― Нет, ничего. ― Хань просто сгрёб пятернёй футболку на груди Кая и дёрнул к себе, чтобы впиться жадным поцелуем в горячие губы. И плевать на горничную, уставившуюся на них с раскрытым ртом и выронившую из рук ворох постельного белья из соседнего номера. Сама виновата, нечего пялиться куда попало. А то ещё попадёт. И он бесцеремонно забрался ладонью под футболку Кая, но на самом интересном закрыл дверь ногой. Пускай теперь мучается и представляет, чем они тут занимаются. Зажмурившись, он улыбнулся и тихо застонал, когда Кай избавился от корзинки и с силой прижал его к себе.

Специальный агент Лу Хань с бесстыдным удовольствием признал себя самым распутным агентом всех времён и народов.

Кай не возражал. Умница.



В банк Хань проник ночью. Всё прошло гладко. Ячейку он нашёл в обычном хранилище, вставил ключ, повернул и открыл дверцу сейфа. Внутри было пусто.
Он с усилием удержался от желания пнуть что-нибудь или сломать.

Какого чёрта?

Поправив маску на лице, осмотрелся, отметил работающие камеры и помчался в контрольный пункт, чтобы просмотреть записи. Нужда в этом сразу же отпала, потому что на первом же экране Хань увидел типа в такой же маске, как у него самого. Тип двигался вверх, на крышу. Сложить два и два Хань мог и в уме, особых усилий для этого не требовалось. Агент из схожего отдела, скорее всего, из другой страны. Вероятно, у него аналогичное задание. Пришёл, забрал файл и собирался уйти с крыши. Вертолёт? Похоже.

Хань освежил в памяти план здания и двинулся иным путём, чтобы успеть перехватить конкурента, отобрать файл и, желательно, набить морду до того, как взять в плен, чтобы набить морду ещё раз ― после.

― Что у тебя? ― прошелестел в ухе бесплотный голос Чена.

― Ничего. Шиш. Дырка от бублика. Собираюсь перехватить конкурента.

― Прислать поддержку?

― По-твоему, я сам с одним кадром не управлюсь?

― Ну...

― Твоя вера в меня воосушевляет, знаешь?

― В смысле, воодушевляет?

― Нет, воосушевляет, от слова "сушить". Всё, не мешай. ― Хань отключил Чена и, перескакивая сразу через две ступеньки, взбежал по лестнице и выскочил на крышу. Вертолёта он не увидел, зато увидел типа в военном комбинезоне и с маской на лице. Тот что-то то ли складывал, то ли раскладывал, но отвлёкся от своего занятия, заслышав скрип двери. От удара ногой он уклонился, от второго удара ушёл перекатом и замер в правой стойке "фламинго". Левая нога ударная, что ли? Похоже на то. Хань сместился чуть в сторону и попытался поймать типа хоть за какую-нибудь конечность. За руку не успел, а с ногой не справился и немножко полетал. Откатился к бортику, когда тип шагнул к нему, и сделал низкую подсечку.

Разбежался... Тип без труда перепрыгнул через голень и ощутимо сунул кулаком в бок ― дыхание перехватило. Едва успел отшатнуться от летевшей в подбородок ступни. Тип здорово размахивал ногами, почти как Тао, только движения резкие и намного более экономные, без всяких красивостей и эффектностей. Зато Хань не сомневался, что такие вот удары ногами способны уложить сразу и наверняка, пусть и выглядят скромнее, чем всякие ушу-штучки.

Активно поуклонявшись с минуту от мелькавших в воздухе ног, Хань пришёл к выводу, что Чен был прав ― подмога бы не помешала. Отскочив вновь на безопасное расстояние, Хань выдернул пистолет из потайной кобуры и наставил на противника. Тот замер. В самом деле, с одними ногами ― даже такими красивыми ― против пистолета не попрёшь.

― Ладно, посмотрим, что ты за птичка... ― пробормотал Хань, осторожно приблизился и сдёрнул с типа маску. Наверное, он потерял боеспособность на целую секунду.

Хорошему бойцу этого хватило бы вполне, чтобы изменить расклад, но Кай не двинулся с места ― просто стоял и смотрел на Ханя.

Хотя нет. Он сделал шаг вперёд, и дуло пистолета уткнулось ему в грудь. Медленно поднял руку ― без оружия ― и зарылся пальцами в волосы Ханя на затылке, притянул к себе. Интересно, он тоже впервые целовался непосредственно на работе?

В ухе щёлкнуло.

― Я выслал подкрепление. Не вздумай там загнуться, ― порадовал Ханя Чен. ― У нас новые сведения. Возможно, это Харимао.

Хань, загипнотизированный знакомой улыбкой, снова отключил Чена. Невольно вытянул руку, чтобы поймать за запястье шагнувшего назад, к бортику, Кая. Поймал в кулак воздух, а Кай, падая спиной в пропасть, продолжал улыбаться.

― Реванш попробуешь взять в другой раз.

Он озадаченно моргнул, потом кинулся к бортику. Тёмная фигурка стремительно отдалялась, пока её не скрыло белое облачко парашюта.

Семь месяцев спустя,
Сингапур

Эти длинные ноги он не спутал бы ни с какими другими, как и врезающееся в память лицо. Правда, на сей раз агент из отряда Харимао щеголял белокурыми волосами, но и такой цвет ему шёл. Немного похож на филиппинца, хотя никакой он не филиппинец, а кореец.

Хань устроился на соседнем табурете и заглянул в чашку Кая. Кофе, что ж ещё.

― Только не говори, что ждал меня.

― Не скажу, ― едва заметно улыбнувшись, отозвался Кай и сделал глоток из чашки.

Хань сжал пальцами его запястье, потянул к себе и тоже отпил кофе. Спрятавшись за чашку между ними, пробормотал:

― Хочу тебя. Прямо сейчас.

Кай немного неловко улыбнулся. За чашкой. Хань не видел саму улыбку, но догадался по глазам.

― Не злишься?

― На что? На то, что ты выставил меня идиотом? Когда ты умудрился спереть перстень с ключами?

― Но я же оставил тебе похожий и корзинку с персиками, чем ты недоволен?

― Тем, что из-за тебя облажался.

― Ты всегда можешь отплатить мне той же монетой. ― Выдержав паузу, Кай добавил насмешливо: ― Попытаться.

― Искушаешь?

― А подействовало?

― Скажешь своё имя?

― Нельзя. Инструкция. Да и как я могу лишить тебя удовольствия разгадать эту загадку?

― Засранец, ― поразмыслив, поставил диагноз Хань.

― Могу сказать тебе фамилию.

― И?

― Ким.

― Тьфу! Ты специально, да? В Корее Кимов как собак...

― Угу, ― довольно кивнул Кай. ― Собак даже меньше. Лучше сразу признай, что я тебе не по зубам и самый лучший профессионал.

― Что?

― Ничего. Мы остановились на том, что ты хочешь...

― Уже не уверен в этом, ― пробурчал Хань, но не удержался от улыбки, когда тёплая ладонь согрела его колено.

Он соскучился по трудным заданиям и конкурентам. По одному конкретному конкуренту из специального отряда Харимао. Пускай он и не знал его имени ― вообще ничего толком не знал, но собирался разгадать этот ребус в самые короткие сроки.

И да, новое задание в Сингапуре он намеревался выполнить с блеском. И плевать на насмешливые искорки в глазах Кая.

Экстра

― Маракуйя!

― Считать разучился?

― Ко-кос. Чёрт, пять... Дыня? Томат? Да я уже больше фруктов не знаю!

― Посмотри в справочнике.

― Уже. Справочник только что кончился. Совсем.

Все затосковали. В кабинет заскочил Чонин, на ходу застёгивавший комбинезон.

― Кто-нибудь видел мой браслет?

― В шкафчике глянь. Слушай, это же твой кроссворд?

― Он старый... ― отозвался от шкафчика Чонин. ― О, нашёл!

― Фрукт, вызывающий эротические ассоциации. Шесть букв! ― выпалил с дивана Чанёль и вскинул обгрызенный карандаш, призвав тем самым всех к тишине.

Чонин невозмутимо надел тёмный браслет на запястье, немного мечтательно улыбнулся и уверенно ответил:

― Самое простое обычно самое верное. Персик.

И в гробовой тишине он спокойно вышел за дверь, не обратив внимания на вытянувшиеся лица товарищей.

Бэкхён вопросил шёпотом:

― Подходит?

Все затаили дыхание.

Чанёль вместо ответа рухнул лицом в подушку.

@темы: ссылки, EXO, KaiLu, мишколени, fanfiction

---

EXO - Хули-цзин

25.02.2015 в 20:12

Пишет  Корейский Песец Шу:

Хули-цзин (КайЛу, Лэй)

Название: Хули-цзин
Автор: Корейский Песец/Шу-кун/Ie-rey
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), Лэй (Чжан Исин)
Рейтинг: R
Жанр: АУ, романс, фэнтэзи, мистика, мифы
Размер: миди (13к)
Коллаж/арт: Areum//Румба Каталана
Размещение: запрещено
Авторские примечания: Хули-цзин (кит.) ― лиса-дух. Ци ― энергия, духовная сила. + в тексте использовались некоторые термины из трактатов об искусстве чтения по лицам.
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/1832167

Хули-цзин

В тёмном небе слабо светился тоненький полумесяц, а люди складывали стихи для восхваления прекрасного. Хань никогда не понимал ни этих стихов, ни того, что же в ночном небе с молодой луной может быть прекрасным. Он ненавидел луну ― любую. Потому что луна напоминала о жертвах и заставляла ныть старую рану под левой лопаткой.

Не всякая луна была Жертвенной, а когда Жертвенная рождалась всё же, это означало благодать и проклятие одновременно.

Вот и нынче ночью Хань ощутил знакомую боль под лопаткой, зуд под кожей, а потом понёсся со всех лап к священному месту, подчинившись призыву Матери.

"Жертвенная луна", ― мягким шуршанием вползало в уши. И он мчался, не разбирая дороги, оставляя на ветках клочки мягкой шерсти, кубарем скатываясь по склонам, проносясь с тихим тявканьем по ручьям со студёной водой. Только бы успеть к благодати и отвести проклятие до следующей Жертвенной луны.

Скоро в нос ударило удушливой сладкой волной. Запах крови. Манящий, одуряющий. И он рванул вперёд изо всех сил, чтобы через миг вознестись к небесам и забарахтаться в прочной сетке. Ловушка для тигра! Ну вот как же так?!

Зов разливался вокруг по-прежнему, а он жалко копошился в сетке. С яростью вцепился зубами в верёвки и принялся рвать волокна ― одно за другим. Простой тигриной сетке не удержать Ханя, но если он не успеет... ему придётся вернуться к людям. Нет хуже проклятия.

Перехватив последнюю нить, он рухнул в траву, приземлившись на все четыре лапы, и кинулся в рощу. Нёсся сквозь густой дождь из персиковых лепестков и умолял небеса, чтобы не он пришёл последним. Оттолкнулся лапами и влетел в священный круг, на ходу меняя облик. Упал на колено, упёрся сжатым кулаком в землю и склонил голову перед Матерью. Покосился налево и направо, сосчитал ноги и обречённо прикрыл глаза.

― Встань, дитя, ― прошелестело над ним. И он послушно поднялся, уже зная, что его ожидает. Вечно он попадался так глупо. Самый хитроумный, самый находчивый, самый проказливый и самый непоседливый, а попадался вечно по глупости или из-за ерунды. Жуткое невезение, так говорил дедушка. А дедушка знал толк в невезении ― его несколько раз даже сжечь пытались. Хань пока не мог похвастать тем же, но считал, что копьём в спину ― это тоже не лучший вариант.

Мать протянула ему нефритовую чашу, где священной крови осталось на дне всего-то на один глоток. Последний. А тот, кто делал последний глоток во время рождения Жертвенной луны, получал силу ровно на месяц ― до следующего новолуния. Можно было отказаться от этой крохи силы, но тогда не оставалось даже месяца жизни. Ничего не оставалось.

У смертных есть их тёплая и живая кровь, а у таких, как Хань, есть лишь невесомая и невидимая ци. Если смертных лишить крови, они умрут. Если Ханя лишить ци, с ним произойдёт то же самое. И сейчас он мог либо умереть, не сходя с места, либо принять крохи ци на срок в один месяц и попытаться всё исправить. Второй путь означал, что ему придётся уйти к смертным. А ещё, возможно, получить ещё раз копьём в спину. Или не копьём и не в спину, а оказаться в ревущем пламени, где лишь чудо могло бы его спасти, вот как дедушку.

Люди не любили Ханя и таких, как он. Люди убивали их. И убивали всё больше с каждым новым десятилетием. Мать говорила, что когда-то ― давно, задолго до рождения Ханя ― их народ был многочисленным и сильным, даже правил смертными, а теперь... Теперь они прятались, словно крысы в амбаре от света бумажного фонарика. И Хань не знал иной жизни ― только эту. Или спрячешься получше и выживешь, или глупо попадёшься и умрёшь. Хотя он понимал правила игры, никогда не мог удержаться от шалостей. Потому дедушка и говорил, что невезение ― кара небес за грехи.

В общем-то Хань признавал, что в словах дедушки есть смысл, но ему всё равно нравилось грешить втихаря.

Догрешился до Жертвенной луны и последнего глотка. В очередной раз. Наука впрок не пошла, вот луна и прогневалась на него. Опять.

Хань бережно коснулся ладонями тяжёлой чаши и сделал последний глоток, поймал губами густые капли и вдохнул силу. Мало, но сейчас даже этой малости хватило, чтобы боль под лопаткой пропала, а тело пропиталось бодростью. И стало вдвойне обидно, потому, что он мог получить намного больше и избежать проклятия, если бы не попался в тигриную ловушку.

― Будь осторожен, мой мальчик. Ступай и возвращайся в срок. Мы будем ждать тебя, ― прошептала Мать, приняв обратно пустую чашу. Её серебристые, как сама луна, глаза наполняла печаль. ― Мы будем ждать.

Хань понуро стоял и смотрел, как мимо живым потоком бежали лисы, задевая его пушистыми боками и хвостами, иногда тыкались в ноги влажными носами, тявкали с грустью. Он мог лишь смотреть, потому что ему не хватило бы ци на превращение.

Хань вскинул голову и взглянул на тонкий полумесяц. Он ненавидел луну. Ну и пусть. Он хитрый и умный, он справится и вернётся. И снова будет слушать страшные истории дедушки. И никогда больше он не придёт последним в ночь рождения Жертвенной луны.


***



В полдень Хань уселся на холмике у обочины широкой дороги и поправил волосы небрежным жестом. По дороге явно часто ходили торговые обозы, потому лучше прибыть в город или селение с ними, а не одному.

Люди считали Ханя красивым, и он пользовался этим в собственных интересах. Вот и сейчас потратил каплю ци, чтобы казаться смертным чуточку привлекательнее, чем был на самом деле. Это для мужчин. Женщины чаще всего давали рассеянную силу. Те женщины, до которых легко добраться ― замужние, вдовы или "цветы" из ночных домов, и чтобы пленить их, дополнительные затраты ци не требовались. Девственниц сопровождали няньки, да и держали их под замком. Больно сложно заполучить их силу. Мужчин под замками не держали ― только руку протяни и возьми. И обычно силы они давали столько же, сколько девственницы. Исключая всяких евнухов, поэтов и актёришек, растрачивавших эмоции и природное тепло попусту, разумеется, их Хань приравнивал к обычным женщинам.

Он всегда предпочитал воинов или мудрецов. Аскеты и даосы были самым вкусным лакомством, если удавалось пробить брешь в их праведности и соблазнить. Поэтому Хань никогда не жалел всего одной капли ци, чтобы казаться им ещё более приятным и красивым. Наверное, эта капля ци полностью растворялась в его глазах, поскольку Мать всегда говорила, что его сияющие глаза способны поставить на колени кого угодно.

Обоз Хань учуял задолго до того, как первый всадник поравнялся с облюбованным им холмиком. Он оправил простую одежду, достал бумажный веер, раскрыл и спрятался за ним так, чтобы все желающие сначала видели блестящие и притягательные глаза.

Обоз не походил на торговый: охраны мало, как и повозок, зато много юношей ― от двенадцати лет и старше, кто одет побогаче, кто попроще. И Хань не приметил ни одной женщины. Что бы это могло значить? Хань не настолько часто оказывался среди смертных при всём своём невезении, чтобы знать о них всё.

Возле холмика придержали лошадей двое из охранников: начальник и, вероятно, его помощник.

― Идёшь на Белую Гору? В монастырь Восьми Твердыней?

Хань знал, что такое Белая Гора, и не представлял, что это за монастырь такой, но на всякий случай кивнул, раз уж ему подсказали, куда обоз идёт.

― Должно быть, ты с запада, ― предположил помощник. И его Хань не стал разочаровывать ― опять кивнул.

― В повозке ещё есть место, можешь ехать с нами, ― благосклонно дозволил начальник охраны и махнул в сторону замыкающей кибитки. ― Поспеши, остановки не будет. Осталось полдня пути.

Хань сложил веер и воспользовался приглашением. Легко добежал до повозки и запрыгнул внутрь, пристроился в уголке, прикрыв глаза и притворившись усталым и спящим, дабы никому не пришло в голову донимать его расспросами. Он пока мало знал, чтобы позволять себе много болтать, поэтому он "спал" и слушал.

Вскоре он немного разобрался в происходящем. Обоз шёл из столицы в упомянутый ранее монастырь, и с ним ехали все желающие обучаться в монастыре. Можно было как несколько лет пробыть послушником в монастыре, обучаясь премудрости у знаменитых наставников, так и остаться там навсегда. В монастыре обучали искусствам, полезным государственным чиновникам, а также там хватало выдающихся мастеров, способных отточить воинские навыки. Однако всех без разбора не пускали за ворота монастыря, а проводили испытания для желающих обучаться.

Ханя не пугали истории об испытаниях, куда больше его интересовал сам монастырь ― хорошее место для людей с большими запасами ци. А люди с большими запасами ци ― это то, что ему сейчас нужно, жизненно необходимо, ведь с каждым новым мгновением отпущенный ему срок сокращался. А он жил не так долго, потому навстречу смерти пока не спешил.

Обоз после полудня в самом деле остановился в горном селении, после чего всем юношам велели собраться на площадке у дома местного чиновника. Они топтались на песке, прижимая к себе узелки с вещами. Некоторые ничего при себе не имели, как и Хань.

Чиновник важно уселся на подушку, расшитую бисером. Слуга поставил перед ним низкий столик и приготовил бумагу и чернила. Чиновник с безразличным видом указывал то на одного юношу, то на другого, те называли свои имена и возраст, и чиновник не особенно аккуратно записывал эти сведения. Хань дождался своей очереди, поклонился и тихо произнёс:

― Хань. Низкородный, без фамилии. Девятнадцать.

Перед ним два человека ответили точно так же, и никто вопросами их не донимал. Удобно. Про безродность и возраст Хань соврал без колебаний и сожалений. В конце концов, в его истинный возраст смертные бы не поверили, сами они жили очень мало. И это прекрасно. От них, таких несовершенных, и сейчас исходила серьёзная угроза, а живи они дольше... Нет уж, не надо такого.

Когда со списком имён было покончено, будущих послушников отвели в северную часть селения, к горному склону, в котором некогда высекли узкие ступени. Ступени убегали вверх так далеко, что и не различить, куда же они вели. У подножия горной лестницы ожидал сухой старичок с тяжёлым посохом. Грубая длинная рубаха на тощем теле и босые ноги знатно остудили пыл десятка "горячих голов", твердивших, что уж они-то точно станут послушниками в монастыре. Хань не особо заинтересовался стариком, просто отметил, что у него ци неплохая и ровная.

Старик ударил посохом о землю, звякнули металлические кольца на навершии, и толпа перед ним угомонилась. Не сказав ни слова, старик жестом велел всем следовать за ним, развернулся и стал бодро подниматься по высоким узким ступеням. Хань первым двинулся вперёд. Будь он в обычном состоянии, то не счёл бы подъём по лестнице испытанием. Сейчас же он понимал, что те, кто высекал ступени, явно издевались над будущими гостями. Подниматься по высоким и узким ступеням оказалось тяжело, но он упрямо переставлял ноги и не отпускал взглядом спину старика. Заодно тихо радовался, что посох тупой и с металлическими кольцами на навершии, а не с острым металлическим наконечником. Хань не любил металл, тот плохо влиял на его ци. Памятный удар копьём в спину, случившийся давно, до сих пор напоминал о себе болью.

Старик двигался с той же скоростью и не ощущал усталости, а Ханю уже казалось, что подъём не закончится никогда. Он взмок, дыхание сбилось, ноги могли подвести в любой момент. Как же ему не хватало привычной силы... Он глазам едва поверил, когда увидел, как старик остановился. Одолев последнюю ступень, Хань едва не повалился на тяжёлые каменные плиты, с трудом выпрямился и остановился подле старика. Тот смерил его оценивающим взглядом и махнул рукой в сторону длинной скамьи. Хань потащился туда, сел и постарался побыстрее восстановить сбитое дыхание. Чутьё подсказывало ему, что миновала лишь первая часть испытания.

До скамьи добрались не все желающие стать послушниками. Шестеро так и не дошли, и думать, что с ними сталось, не хотелось.

Старик оглядел молодняк, кивнул и вдруг пронзительно свистнул. Все насторожились и завертели головами, вскоре различили стремительную тень, спускавшуюся по узкой тропке от видневшегося вдали монастыря. Постепенно тень обретала чёткие очертания: высокий парень в чёрной одежде, гибкий и быстрый. Он бежал, не обращая внимания на препятствия и легко преодолевая их, несмотря на то, что руки его были заняты учебными короткими дубинками.

Хань следил за спуском с интересом, а потом едва не кинулся навстречу с воплем: "Брат Лис". И слава небесам, что не кинулся, потому что этот парень не был ему ни братом, ни лисом. Просто смертный с удивительно мощной ци.

Поначалу можно попутать, но ци лиса ровная, спокойная, всегда в равновесии с миром, пополам инь и ян. У этого же парня ци напоминала ревущее танцующее пламя, она бурлила и кипела, припадала к земле, как огонь от резкого порыва ветра, и вновь поднималась стеной, словно желая дотянуться язычками пламени до самого солнца. Эта ци не знала равновесия, даже не стремилась к нему. Сплошной ян, непокорный и своевольный. Зато как много-то... Хань никогда прежде не приводил к новой луне таких смертных. Это же сколько силы можно получить? На всё племя хватит с лихвой. И о Жертвенной луне они не будут вспоминать очень долго.

Парень остановился перед стариком, коротко поклонился, если это вообще можно было назвать поклоном ― небрежный кивок всего-то, оставил себе одну деревянную дубинку, а остальные бросил на землю. Он держался уверенно и отстранённо, не испытывая никакого интереса к происходящему. Высокие сапоги из воловьей кожи, чёрные шаровары, кушак на поясе и свободная рубаха с пришитым к вороту капюшоном. Капюшон прятал волосы и верхнюю часть лица, и на кушаке справа висел серебристый круглый колокольчик, а слева ― узкая деревянная табличка. Табличка гласила, что этот парень обучался в монастыре всего два года, но уже получил право помогать наставникам и подменять их при надобности, а также входил в группу лучших учеников.

― Определите очередь, ― скрипучим голосом велел старик и уселся прямо на землю. ― Три удара. Надо отразить все три либо не отразить. Как вы это сделаете, дело ваше. Начинайте.

Парень в чёрной одежде перекинул дубинку в левую руку и небрежно смахнул правой капюшон. Хань в первый миг увидел только его глаза ― тёмные и непроницаемые. Быстрый острый взгляд, и этот странный человек уставился на Ханя, вызвав необъяснимую дрожь. Он как будто выделил Ханя из всех, как будто понял, что Хань отличается от прочих. Всего миг, и взгляд вновь стал отстранённым и холодным, безразличным, только тогда Хань смог различить резкие черты лица, упрямый подбородок, нос с хищной горбинкой и выразительные полные губы. Люди относили такие лица к типу "железо", а Хань не любил железо. К тому же, этот парень не походил на местного жителя, явно иноземец, такой смуглый... Ещё и волосы стриг коротко, довольно непривычно ― для местных.

Вокруг Ханя зашушукались, придумали тянуть жребий. Поскольку Ханя больше интересовал будущий противник, он спохватился последним, вот и оказался последним при жеребьёвке.

Один из богатеньких юнцов, выудивший самую короткую палочку, неохотно потащился к старику, поднял с земли приглянувшуюся дубинку и неуверенно остановился напротив парня в чёрном. Сразу же получил удары по ноге, плечу и в грудь, после последнего отлетел к скамье и рухнул на спину.

― Следующий, ― резко велел старик. ― Живее.

Второй испытуемый настороженно шагнул вперёд, пропустил удар в плечо, зажмурившись, отбил второй и огрёб по шее. Он растянулся рядом с первым неудачником.

Хань с интересом наблюдал только за парнем с дикой ци. Тот двигался легко и непринуждённо, будто танцевал. Всего по три движения за раз, быстрых и стремительных, но таких красивых и отточенных. Несмотря на широкие плечи и хорошее сложение, он не производил впечатления мощного и неукротимого воина, скорее уж, походил на гибкий стальной клинок, изящный и крепкий одновременно. Дедушка говорил, что именно такие противники наиболее опасны, потому что побеждают не силой, а скоростью, выносливостью, умением и точностью. Хань готов был в это поверить, особенно если добавить такую вот мощную и неукротимую ци. Простые смертные ведь не видели ци ни собственную, ни чужую, но ощущали, когда её много. Не зря же все подходили к этому парню с опаской и едва сдерживая дрожь.

Три удара ― и на земле оказывался очередной пострадавший. Кажется, монахи переоценили новичков и выставили слишком уж сильного противника. Хань прекрасно понимал, что отразить три удара не сможет никто, даже он сам. Все три ― ни за что, потому что предсказать, как и куда будет бить этот странный парень, он не мог. Такая дикая ци непредсказуема, прочесть по ней намерения противника невозможно. Прочесть по лицу и глазам ― тоже никак...

Очередной испытуемый шарахнулся прочь от первого удара, запнулся и шмякнулся на землю во время второго, третий получил сполна. И пришёл черёд Ханя.

Он подобрал с земли дубинку, взвесил в руке и перевёл взгляд на дубинку парня в чёрном. Что же придумать? Надо просто отразить три удара. Или удары можно наносить самому? Хань попробовал, ведь никому не пришло в голову до него идти в атаку самим, а не ждать атаки противника. Удар Ханя был отбит с лёгкостью, сразу же последовал ответ, который Хань умудрился отразить, но тычок дубинкой в плечо он всё-таки пропустил и отлетел к скамье так же, как и все до него.

― Ты, ― старик указал на юношу, проходившего испытание вторым и чудом отразившего один из трёх ударов, потом ткнул пальцем в неуклюжего, избежавшего двух ударов из-за падения, ― и ты. Ещё ты.

Хань моргнул, когда старик выбрал его.

― Вы трое пойдёте с нами. Остальные пусть возвращаются туда, откуда пришли. Живее!

Неудачники поковыляли к проклятым ступеням, а троица везучих осталась у скамьи. На ногах из них троих держался только Хань.

― Чонин, помоги этим недотёпам, ― устало махнул рукой старик. ― Отведёшь в монастырь и присмотришь, чтоб всё было как полагается.

Короткий кивок вместо поклона, уверенные шаги и подставленное плечо, чтобы неуклюжий парнишка смог опереться на него и переставлять ноги. Щелчок пальцами, и Ханю властно указали на разбросанные на земле дубинки. Вот ещё...

― Эй, подбери, ― подтвердил старик.

― А чего он молчит? ― поинтересовался тихонько Хань, собрав дубинки и оглянувшись на старика.

― Отвыкай задавать вопросы не на занятиях. Чонин не говорит.

― И не слышит?

― Он не говорит, это всё, что тебе нужно знать. Ступай.

Хань озадаченно пожал плечами. Он знал, что среди людей попадались такие, кто не мог разговаривать от рождения, или потому, что язык отрезали. Но первые обычно ещё и не слышали. Странная ущербность, но случалось. Наверное, у этого Чонина такой вот недостаток. Или нет. Всё-таки старик не сказал, что Чонин глухой, сказал, что Чонин не говорит. Ну ладно...

Хань тащился с дубинками вслед за прихрамывавшим напарником, чуть впереди шагали Чонин и неуклюжий паренёк с умиротворённым лицом. Последний каждый раз тихонько благодарил Чонина, когда тот удерживал его от падения. Смущённо улыбался, демонстрируя ямочки на щеках и оглядываясь на остальных время от времени. Чонин на улыбки не отвечал, как и на благодарности, безмятежный и отстранённый, погружённый в себя ещё больше, чем его спутник.

― Эй, кажется, я не могу идти, ― позвал их всех хромавший до сих пор третий новичок. Он неловко опустился на тропу и беспомощно посмотрел на Ханя.

Чонин отступил от неуклюжего паренька, тот на ногах устоял. Два стремительных шага, уверенное прикосновение к голени и быстрый жест. Простой, но невероятно выразительный. Чонин таким образом сообщил, что кость в порядке.

― Но идти всё равно не могу, ― возразил новичок.

Чонин выпрямился и указал на тропу ― в обратном направлении. Дескать, проваливай туда, откуда явился.

― Но как? Я же идти не могу, ― жалобно захныкал несчастный. Безразличное пожатие плечами, и Чонин вернулся к неуклюжему, чтобы преспокойно продолжить путь. Хань растерянно потоптался на месте, глядя то на хныкавшего неудачника, то на удалявшуюся парочку, потом кинулся догонять. Бесы с ним, с неудачником, правила в монастыре достаточно строгие, и менять их ради парочки слабаков никто не станет.

В монастырь они попали на закате, уставшие и измученные. Не считая Чонина ― он явно не устал. Хань сгрузил дубинки в малом учебном дворе и потопал следом за Чонином вместе с неуклюжим парнишкой, который передвигался уже самостоятельно.

Чонин отвёл их к писцу, чтобы внести имена в монастырскую табличку и определить, где они жить будут. Неуклюжего звали Исином, и был он безродным без фамилии, как и Хань. Писец поразмыслил и поселил их в одну келью в северном крыле, сказал, что там много пустых помещений, если вместе не уживутся, можно расселить позднее.

Чонин провёл их через сад с разными площадками для тренировок к распахнутым тяжёлым створкам, которые, как видно, давно не запирали, показал дорогу к нужной келье с единственным узким окном, выходившим всё в тот же сад, и жестом велел устраиваться на ночлег.

Хань проводил его задумчивым взглядом, пока Исин выбирал себе тюфяк. Выбор тюфяка грозил затянуться до утра, поэтому Хань ухватил ближайший и подтащил к окну. Исину пришлось взять оставшийся и устроиться у стены.

― Не думал, что смогу пройти испытание, ― пробормотал он себе под нос, растянувшись на тюфяке, набитом соломой.

― Зачем же пришёл сюда, если сомневался?

― Если бы не пришёл, то стал бы торговцем, как отец. А у меня таланта нет.

― К чему же талант есть?

― Не знаю... ― Исин выдернул торчавшую из тюфяка соломинку и принялся грызть её. ― Хочу быть судьёй, наверное. А ты?

― Просто чиновником, а там ― как получится. ― Разумеется, Хань не собирался становиться никаким чиновником, но коль он был среди людей, то и вести себя следовало подобающим образом. Он сел на тюфяк и уставился в окно. Вовремя, поскольку к тренировочной площадке, залитой водой, подошли монах и Чонин. Монах что-то сердито втолковывал Чонину, а тот с невозмутимым видом слушал. Потом Чонин стянул сапоги и прогулялся к центру площадки, намочив ноги. Вода доходила ему почти до колен. Монах бросил ему два лёгких меча, Чонин поймал их без труда и сделал внезапно шаг в сторону, из-под ноги полетели брызги. Сначала Хань решил, что Чонин просто танцует с мечами, потом дошло, что два клинка ловили и рассекали блестящие капли. Монах, усевшийся на сухом песке, недовольно покрикивал, потом стал бросать камни так, чтобы они ударялись о поверхность воды и отскакивали от неё. Чонин по-прежнему рассекал капли и уворачивался от камней, если они летели в его сторону.

― С ума сойти, ― прошептали над ухом у Ханя. Это Исин, удивлённый молчанием в ответ на какой-то свой вопрос, решил посмотреть, что же привлекло внимание Ханя. ― Как он это делает?

― Долгие годы тренировок? ― пожал плечами Хань.

― И талант... Он как будто танцует в жемчужном дожде. Ну, если не думать о том, что в руках у него оружие. Красиво...

― Если бы у него был противник, он бы порезал беднягу на ленточки. Тоненькие, ― ехидно отметил Хань. ― Ты всё ещё считаешь, что это красиво?

― Ну я же сказал, если не думать.

Спустя час Исин уснул на тюфяке Ханя, а сам Хань продолжал наблюдать за Чонином. Монах, недовольно бурча, убрался из сада, прихватив мечи, Чонин остался, но уже тренировался без оружия.

Убедившись, что Исин смотрит сны и не намерен возвращаться в реальность в ближайшее время, Хань выбрался наружу через окно и, крадучись, подобрался поближе к водной площадке. Недавно гонг пробил очередную стражу, и зажгли фонари, но Чонин явно не собирался спать. Он, что же, намерен тренироваться до утра?

Хань подобрался ещё ближе и притаился за персиковым деревом. Конечно, он пока не видел всех обитателей монастыря, но Чонин ему вполне подходил. Столько ци на дороге не валяется, а срок всё меньше и меньше. Следовало лишь убедиться, что Хань сможет воздействовать на Чонина. Как-нибудь. Если поставить метку, это даст определённые преимущества, но и только. С помощью одной только метки нельзя влиять на такого смертного, поэтому нужно ещё что-нибудь...

Кстати, воде полагалось основательно остыть. Пора бы Чонину выбраться на сушу. Так и вышло. Чонин переступил с ноги на ногу на песке, подождал, пока ступни обсохнут и надел сапоги.

Хань выбрался из-за дерева и пошёл к Чонину с таким видом, словно хотел прогуляться и заблудился. Он мило улыбался и старался произвести самое лучшее впечатление. Впечатление не производилось. Чонин смотрел на него всё так же отстранённо и прохладно. Плавное движение пальцами, столь выразительное, что Хань без труда понял ― ему велели проваливать и спать, а не шататься по монастырю.

― Я немного потерялся. Меня зовут Хань, ― заявил он Чонину, остановившись на расстоянии в один небольшой шаг. Серебристый колокольчик на кушаке привлекательно блестел. Не то чтобы Хань испытывал ту же тягу, что и сороки, но невольно отвлёкся и подумал, что колокольчик симпатичный.

Молчание раздражало и немного злило, как и отсутствие каких-либо ответных жестов. Когда Хань злился или раздражался, ему нестерпимо хотелось шалить и проказничать.

― Откуда ты? ― поинтересовался он, разглядывая лицо Чонина и пытаясь найти отклик в резких чертах. Напрасно. Кончики пальцев зазудели, и Хань пошёл на поводу у своей природы. Мгновенно поймал колокольчик в ладонь и дал дёру. Перемахнув через кусты и вскарабкавшись на каменную изгородь сада, оглянулся и с неудовольствием отметил тень на ветке ближайшего дерева. Эдак его поймают в следующий миг...

Почти поймали. Чонин властно протянул руку и раскрыл ладонь, требуя вернуть украденное. Хань помотал головой. Вновь то же движение, и тяжёлый гнев в тёмных глазах. Хань непроизвольно воспользовался случаем, чтобы провести пальцами по твёрдой ладони, уронить каплю ци и поставить метку.

Чонин отдёрнул руку, сжал в кулак и с непередаваемым изумлением посмотрел на Ханя. Как будто Хань отмочил какую-то несусветную глупость...

― Чонин!

Прыгнуть на Ханя и отобрать колокольчик Чонин не успел, оклик помешал. Смерил Ханя мрачным взглядом, повис на руках и бесшумно приземлился под деревом. Как раз достаточно быстро всё это провернул, чтобы выскочивший на тропку монах не заметил ни Ханя, ни акробатические упражнения на дереве.

― Разве ты не должен ждать наставника? Куда это тебя понесло?

Чонин изобразил свой так называемый поклон и замер. Монах постучал сложенным деревянным веером по ладони и придирчиво осмотрел Чонина с головы до ног и обратно.

― Тебя, что, обокрали? ― мрачно вдруг вопросил монах, отметив шнурок на кушаке, но без колокольчика.

Чонин качнул головой. Получил сложенным веером по лицу.

― Потерял?

Едва заметный наклон головы, и на сей раз одним ударом монах не удовлетворился. Напоследок приложил веером по плечу и указал в сторону водной площадки.

― Шагай туда.

Чонин молча двинулся к кромке воды, ни разу не взглянув в сторону затаившегося на изгороди Ханя. А ведь мог бы и указать на вора, всего-то и требовалось пальцем ткнуть. Хань спустился с ограды и последовал за монахом и Чонином, держась в тенях и прячась за кустами и деревьями. В ладони он сжимал сорванный с кушака колокольчик и ощущал стылый металлический холод. Его тело не одобряло близость даже такого металла, как серебро.

Монах тем временем велел Чонину снять обувь и рубаху, забрал их и отправил Чонина в центр водной площадки. Весело, если учесть тяжёлые тучи в ночном небе. Холодная вода и грядущий дождь, не слишком ли суровое наказание из-за потери одного несчастного колокольчика? Видимо, нет, потому что монах запретил Чонину двигаться до восхода солнца и спокойно ушёл по своим делам.

Хань озадаченно пялился на высокую гибкую фигуру в центре водной площадки и ждал, когда игра в догонялки продолжится. Не дождался. Чонин неподвижно стоял на месте, хоть и заметил схоронившегося за деревом Ханя. Более того, Чонин даже отвернулся и принялся смотреть куда-то себе под ноги. Правая ладонь едва заметно светилась из-за оставленной метки, но увидеть это мог лишь Хань.

Первые капли дождя зашуршали по песку и листве, потом посыпались чаще. Смуглая кожа Чонина заблестела, на ней бликами заиграли пятна света от мигающих фонарей. Прозрачные бусинки катились по лицу, огибая ссадины на левой скуле и подбородке, смешиваясь с проступившей из ссадин кровью. Чонин вскинул голову и посмотрел на небо. Ресницы чуть подрагивали, когда он прикрывал глаза от дождя. Слабое звёздное сияние сделало его кожу чуть светлее, и Хань залюбовался. Всё-таки хороший выбор: так много ци и такой красивый. И этой ци ― например, в крови или семени ― Ханю хватит даже до срока, если он сможет подобраться ближе к Чонину и втереться в доверие. Всего одна ночь ― и Хань получит достаточно ци, чтобы суметь изменить облик ненадолго. Пара-тройка ночей ― и Хань сможет менять облик на полдня. Надо только придумать, как заполучить кровь или семя, наполненные ци.

Вряд ли Чонин воспримет как само собой разумеющееся, если Хань примется слизывать кровь с его царапин. Люди вообще плохо воспринимали подобное. Значит, остаётся только соблазнить и попасть к нему в объятия, чтобы получить доказательство его удовольствия в собственное тело самым прямым и простым путём ― все лисы так делали. А вот это уже естественно и вряд ли покажется Чонину странным. Наверное.

Хань решительно вышагнул из-за дерева, сбросил на песке обувь и полез в воду, зябко поджимая пальцы на ногах. Холодно-то как... Он остановился подле Чонина, но тот по-прежнему не смотрел на него. Обиделся? Похоже на то, ведь наказали по вине Ханя.

Хань разглядывал лицо Чонина вблизи, а потом взял его за руку и оставил на ладони колокольчик.

― Меня Хань зовут. Прости, не думал, что это так важно. Я тут никого не знаю, ты, кажется, тоже. Просто хотел подружиться. Вот, возьми свой колокольчик, и пойдём уже отсюда. Дождь идёт. И холодно.

Чонин наклонил голову, скользнув безразличным взглядом по серебристому шарику. На лоб ему упали намокшие тёмные волосы. Потом он вновь вскинул голову и посмотрел на небо.

― Любишь луну? ― тихо поинтересовался Хань, вознамерившись расшевелить Чонина во что бы то ни стало. Чонин едва заметно повёл подбородком в сторону. ― А что тогда? Дождь?

Хань тоже поглазел на небо и попытался определить, куда же смотрит Чонин.

― Звёзды? ― наконец сообразил он и дождался слабого кивка. ― Мне тоже звёзды нравятся, они нежные и красивые... Ой!

Хань едва не подскочил на месте, когда Чонин внезапно схватил его за запястье, заставил раскрыть ладонь, положил в центр колокольчик, сжал пальцы Ханя в кулак и этим самым кулаком слегка ударил самого же Ханя в грудь.

― Что ты делаешь? Это же твоё.

Неопределённое пожатие плечами и взгляд, вновь устремлённый на небо.

― Ты хочешь, чтобы я забрал колокольчик себе?

Чонин прямо посмотрел ему в лицо. Кажется, не то что-то...

― Хочешь, чтобы я сохранил его для тебя? ― наугад предположил Хань. Чонин опустил ему руку на плечо, чуть сжал и твёрдо развернул лицом к берегу. Невольно Хань сделал пару шагов, но остановился и обернулся. ― Собираешься тут торчать до утра?
Левый уголок рта Чонина дрогнул, словно он хотел улыбнуться, но передумал. И он жестом велел Ханю вернуться в келью и не мокнуть под дождём.

Нет уж. Хань упрямо вернулся обратно и остановился рядом.

― Я тогда тоже тут постою. До рассвета. Чтобы тебе веселее было.

Показалось, или с губ Чонина в самом деле слетело презрительное "пф"?

Хань удержался от желания обхватить себя руками за плечи, чтобы не показать, как сильно замёрз. Даже в лисьем облике оставалась чувствительность к холоду, а в виде человека он мёрз куда сильнее.

― Я могу тебе спеть песенку, хочешь? Не знаю, откуда ты. Наверное, у вас там другие песни, но я знаю парочку очень красивых.

Чонин, кажется, не особо верил в вокальные способности Ханя, или ему было всё равно. Хань запел из вредности, негромко, чтобы никого не потревожить. Он точно знал, что обладает красивым голосом. Его пение нравилось не только людям, но и лисам. Даже дедушке, которому никогда ничего не нравилось.

Хань спел одну песню под шум дождя, начал вторую, но примерно на середине умолк, потому что дыхание уже не слушалось ― слишком сильно замёрз и отчётливо дрожал. Обиднее всего, что рядом с ним находился мощнейший источник ци, а он не мог ни укусить, ни обнять, ни поцеловать... чтобы зачерпнуть немного ци и согреться. Умирал от голода, будучи в шаге от вкусного блюда. Хотя бы поцеловать ― капля ци всего лишь, но сейчас для Ханя даже капля стала бы сокровищем.

Он зажмурился от неожиданности, когда его дёрнули за руку, а в следующий миг привлекли к гладкому и тёплому. И рядом с правой скулой громко стучало, ровно и сильно. Хань прижал ладони к облитой дождём груди, чтобы оттолкнуть немного Чонина, но не смог. Ладони будто приклеились к горячей коже. Так тепло... Он вскинул голову и вздрогнул, наткнувшись на пристальный взгляд Чонина. Невольно уставился на сухие искусанные губы, потому что решил ― так будет безопаснее. Ну да, конечно. Эти губы сами по себе притягивали его, заставляли мягко, исподволь, подаваться вперёд.

А что, если Чонин немой не от рождения?

Хань успел только подумать об этом и посожалеть об отсутствии языка за мгновение до поцелуя. А потом забыл, потому что язык оказался на месте, и Ханю удалось сорвать каплю ци с его кончика. Даже не одну. Чем глубже и увлечённее становился поцелуй, тем больше ци получал Хань, забывая о холоде и укорачивающемся сроке. В голове промелькнула мысль, что долгий, очень долгий поцелуй ― или несколько ― способны вызвать у Чонина лёгкое головокружение, ведь он никогда не терял столько ци за раз. А если голова у него закружится, то можно зайти дальше поцелуя. И получить намного больше ци.

Потом. Хань запретил себе действовать столь стремительно. Почему-то не хотел, чтобы после близости с ним у Чонина болела голова, либо же остались иные не слишком приятные воспоминания. Хань оправдал это решение тем, что до новолуния времени ещё полно, стало быть, нельзя спугнуть Чонина. Вроде бы, звучало довольно убедительно.

Лизнув напоследок нижнюю губу Чонина, Хань притих в кольце его рук и уткнулся носом в горячую грудь. Лил дождь, но Хань уже не замечал его, согревшись с помощью украденной ци. Несколько капель, а такое явственное ощущение силы. Чонин всё же очень странный для смертного. Даже вот целовал его с ровно бьющимся сердцем. Но точно смертный, человек. Только у человека могла быть такая разбалансированная ци. А люди жили мало. Чонину осталось и того меньше ― всего до новолуния.

Хань порылся в памяти, но не смог отыскать там похожего примера. Никогда и никто не приводил подобную жертву к новолунию. Даже те аскеты и даосы, которых Ханю иногда удавалось добыть, не шли ни в какое сравнение с Чонином, пусть они и обладали мощной ци.

― Ты странный... ― невольно пробормотал Хань, коснувшись губами ямочки меж ключицами и поймав заблудившуюся там каплю воды, прозрачную и тёплую, нагретую жаром смуглой кожи.

Чонин вновь смотрел на небо. Хань поднял голову и различил в тёмных глазах отражение тонкого полумесяца. Жертвенная луна напоминала о себе даже сейчас, и Хань по-прежнему ненавидел её. А потом Чонин перевёл взгляд на него, и отражение луны исчезло ― в глазах отражался только Хань.

― Почему ты не говоришь? ― спросил он. ― Я бы многое отдал, чтобы услышать твой голос.

Чонин выпрямился и немного оттолкнул Ханя. Словно говорил, что довольно прижиматься, ведь уже согрелся. И бесы его знают, как теперь следовало воспринимать его недавнее поведение. То ли Хань мог рассчитывать на более бурное продолжение, то ли Чонину просто было любопытно.


***



Без всякого удовольствия Хань отсидел под замком девять дней ― заслуженное наказание за то, что торчал под дождём с другим наказанным послушником. Ерунда, вроде бы, но выбраться из кельи он не смог из-за бронзовых статуэток хранителей над дверями и окнами. Девять потерянных дней ― роскошь непозволительная. Хань вновь истратил почти всю ци ― большую часть, когда попытался выбраться, угодил под взор хранителей и обдурил их, чтобы не прикончили. Вот ци и ушла на переговоры. А хранителей люди навешивали всюду, даже в самых странных местах. В монастыре и шагу не ступить было ― везде они, эти маленькие бронзовые статуэтки диковинных существ.

Выбравшись из заточения, когда истёк срок наказания, Хань первым же делом отправился искать келью Чонина. Нашёл в северном крыле, где поселили их с Исином, и порадовался ― далеко ходить не надо. Правда, Чонин жил на самом верху, и на лестнице обнаружились проклятые статуэтки хранителей.

Хань наплёл небылиц Исину, и тот переставил хранителей с лестницы в трапезную. Слава небесам, теперь по лестнице Хань мог ходить спокойно. Но едва не выругался в голос, обнаружив ещё парочку хранителей над дверью Чонина. Этих унести и переставить было бы сложно, ведь Чонин непременно заметил бы их отсутствие. Оставался вариант с ци. Хань с помощью ци мог сделать точные подобия статуэток хранителей и подменить их. Беда в том, что прямо сейчас он не обладал таким количеством ци. Надо где-то взять. Но где?

Хань вернулся в свою келью, покосился на Исина, корпевшего над древним свитком, и отказался от этой затеи: если попытаться взять ци у Исина, это будет заметно всем. Так у кого бы?

В монастыре ночных домов нет, все друг друга видят постоянно... Можно смотаться в селение. Можно, если б у Ханя хватило ци на превращение. Потому что человек до поселения будет ковылять целый день ― отсутствие в монастыре заметят. Но... И что же делать? Если всё так и оставить, то Хань не протянет даже до новолуния, а превратится в россыпь голубых искорок из оставшейся ци дней через пять.

― С тобой всё в порядке? ― обеспокоенно поинтересовался Исин, оторвавшись от свитка.

Хань уставился на голубую жилку, что соблазнительно пульсировала у Исина на шее. Кровь... Вместе с ци... Или умереть через пять дней? Что же делать? Он такой слабый и голодный, что аж плакать хочется от осознания собственного бессилия. И Хань никогда не любил забирать ци с кровью, боялся привыкнуть и стать тем, кого люди называли "живыми мертвецами". Сами лисы считали таких братьев отступниками и убивали, если подворачивался случай. В конце концов, одно дело ― вытягивать ци незаметно во время бурных ласк и списывать всё на влюблённость, даже лёгкие укусы и царапины ― это пустяки, но совсем другое дело ― выпивать досуха и съедать печень. После первого смертные чаще всего оправлялись со временем, а вот после второго умирали наверняка. Лишний труп ― лишние заботы лисам. И чем больше трупов, тем больше вероятность появления охотников. Хань никогда не сталкивался с охотниками, но наслушался страшных историй от дедушки. Судя по его словам, лучше тихо умереть без ци, чем нарваться на охотника.

Хань часто расспрашивал всех братьев и даже Мать, но они не желали ничего говорить об охотниках. Лишь твердили, что от охотников нужно либо держаться подальше, либо нападать сразу всей кучей на одного.

― Хань?

Он шарахнулся в сторону от вытянутой руки, мимоходом отметив и там, на запястье, манящую голубую жилку. Пусть немного, но живительная ци... А он такой голодный.

― Сейчас позову кого-нибудь...

Хань лишь мысленно смог завопить: "Нет! Не смей!" Так-то у него получилось приглушённое рычание. И он бессильно растянулся на тюфяке ― сил не хватило бы догнать Исина и вцепиться зубами в запястье. Проклятая Жертвенная луна! Ну вот как можно было так вот вляпаться?

― Не знаю, что с ним. Он странный какой-то... Вот.

По шее скользнули горячие пальцы, тронули лоб. И Хань отчётливо клацнул зубами, когда попытался цапнуть эти пальцы. Ци! Так много! И чуть позже он эту ци опознал ― мощную и неуправляемую. Потом Ханя перекинули через плечо, завернув предварительно в одеяло, и куда-то понесли. Бесы с ним, главное, прогрызть одеяло и вцепиться зубами, чтобы сделать хоть глоток. Почти получилось, но тут же досталось от хранителей. Хань тихо застонал от боли. Его перехватили поудобнее и что-то сделали. Не с ним, с хранителями ― Хань больше не ощущал их внимания.

Он почувствовал, как его сгрузили на горизонтальную и относительно мягкую поверхность, плотнее обернули голову одеялом и стянули одежду, чем-то обмазали. Чем-то похожим на масло, только от этого стало тепло и лениво, хотя он всё равно непроизвольно кусал одеяло и пытался прогрызть отверстие.

Заработал зубами активнее, когда на запястьях затянулись ремни.

Это ещё что такое? Зачем его связывать?

Хуже того, голову ещё чем-то обмотали, и дышать стало труднее, да и прогрызть теперь предстояло больше слоёв ткани. Хань рванулся вверх, ощутив на собственной обнажённой груди горячую ладонь. В одной этой ладони было столько ци, что...

Он изумлённо замер, когда уже две ладони заскользили по его телу. Правильно ли он понял? Его, что же, собираются... С ума сойти... То есть, да-да-да! Прямо сейчас! И поскорее! Умирать не хотелось, а вот получить ци ― очень даже. И голову можно развязать.

Голову развязывать не стали. Правильно, наверное. Хань не испытывал уверенности в том, что поведёт себя прилично. Мог и укусить. Непроизвольно.

Он зажмурился, почувствовав, как к нему прижались всем телом, горячим. И довольно вздохнул от прикосновения пальцев к бёдрам. Ещё немного... Пусть даже быстро и грубо, наплевать. Когда тебе спасают жизнь, как-то нехорошо привередничать. Он сам подался навстречу, впуская в себя спасительное тепло, обхватил ногами покрепче и улыбнулся от ощущения наполненности, стиравшего границу между остатками собственной ци и бурлящей ци чужой.

Движение внутри, обжигающе горячие капли пота снаружи... Хань купался в чужой ци и в собственном удовольствии. И задохнулся, когда на него обрушилась сила, растеклась по всему телу. Столько ци у него никогда не было, даже в лучшие времена. Он порвал ремни, удерживавшие запястья, и зарылся пальцами в густые волосы Чонина, потом стянул тряпки с головы и прильнул к искусанным губам. Инстинктивно забрал и эту ци, но почти сразу осознал, что Чонин вряд ли заметил потерю. Разбалансированная энергия по-прежнему вертелась спиралью внутри него, танцевала и яростно гудела. Как будто от неё никто и не отгрыз кусок. Как будто он ничего не истратил, чтобы поставить Ханя на ноги.

Хань вновь тронул пальцами тёмные волосы, погладил. Чонин резко мотнул головой, скатился с него и вытянулся рядом, тяжело дыша. Хань повернулся, окинул взглядом смуглое тело и наклонился, скользнул по коже губами, лизнул кончиком языка, собирая наполненные ци капли пота. Наверное, Хань мог лопнуть от такого количества ци, но он собирался облизать Чонина с головы до ног. Очень хотелось. Почему-то. Но не получилось ― Чонин убрался от него подальше.

Спрятавшись под одеялом, Хань выпустил когти на левой руке. Острые, красота какая. У него раньше этот трюк получался редко ― ци не хватало, зато теперь... Хань довольно зажмурился и торопливо убрал когти, сжал руку в кулак и тихо хмыкнул. Надо же...

С него вдруг сдёрнули одеяло и запустили комом одежды в лицо. Непосредственность Чонина умиляла. Правда, недолго умиляла, потому что Ханя бесцеремонно выставили за дверь, а там хранители наподдали, отогнав к лестнице.

Хань обиженно натягивал одежду и бурчал себе под нос непристойности в адрес хранителей и невоспитанных послушников. Но он быстро пришёл в хорошее расположение духа, поскольку чувствовал себя так прекрасно, как никогда прежде.

Кубарем скатившись с лестницы, заскочил в келью к Исину, потискал, отобрал свиток и велел прогуляться, потом выскочил в окно, поносился по саду, чтобы немного утихомирить бурлившую внутри ци, перелез через монастырскую ограду, в кустах сменил облик и рванул со всех лап по зелёным склонам. Спугнул косулю, оставив тигра без обеда, сделал неприличный жест лапой и стартовал с разъярённым тигром на хвосте.

Жизнь была прекрасна!

Добравшись до селения, Хань похозяйничал в ближайшем курятнике, проказливо оставил тушку курицы на крыльце дома местного чиновника, стянул кошель с золотом из храма и выбросил в нужник, пробежался по женской половине дома местного богатея под музыку девичьих воплей и звон разбитой посуды и свёл с ума всех собак. С чувством выполненного долга лениво побежал обратно на Белую Гору. Попрыгал по валунам на переправе и перепугал бабульку, собиравшую хворост на склоне, потом у ручья любовался на собственный хвост и предавался нарциссизму. Ну ещё бы! Разве мог какой-то там смертный устоять перед такой красотой? Определённо не мог.

Однако...

Хань вытянулся на берегу, подставив пушистый бок солнечным лучам, и задумался. Мысли в его голове бродили исключительно крамольные, и братьям они бы не понравились.

Нужно проверить, действительно ли Чонин не замечает, что тратит ци. Если он способен каждый раз отдавать столько ци... Тогда очень глупо приносить его в жертву. Нет, то есть, это правильно и хорошо, но такой жертвы хватит лет на двадцать. А если Хань оставит его себе, то ци ему хватит куда больше, чем на двадцать лет. Задачка... Но проверить всё-таки нужно. Хань ни разу не слышал, чтобы кто-то мог отдавать ци и оставаться по-прежнему при своём. Ци конечна. Если вот он сейчас вернётся в селение и отхватит ци у первого встречного, то у этого встречного останется ци меньше, чем было. И потребуется достаточно много времени, чтобы восстановить утраченное.

Странно всё это, конечно. Но Хань собственными глазами видел ци Чонина до и после. Никакой разницы не заметил. Или, быть может, это потому, что Чонин не может говорить? Люди обычно выражают эмоции словами, а Чонин не может. Все его эмоции возвращаются к нему же, вот и... Дико, но хоть что-то объясняет. Наверное.

Хань встряхнулся, вскочил на лапы и потянулся, прогнувшись в спине, чуть калачиком не свернулся. И слава небесам, что ему приспичило заняться потягиванием, потому что мимо просвистела стрела.

Не понял.

Просвистела вторая, едва не пригвоздив роскошный хвост к земле. И из-за деревьев высыпала конная орава с луками в руках. Ну здорово... Охотнички, чтоб их! Хорошо, что обычные охотники, решившие подстрелить лису. Хотя всё равно гады. Мясо лис не годится в пищу, и они точно знали это. Зачем же стрелять в лис?

― Загоняй рыжуху!

Ага, как же.

"Ну я вам сейчас устрою..."

Хань демонстративно поднял переднюю лапу, придирчиво осмотрел подушечки и когти, медленно лизнул, пару раз махнул хвостом и чуть сдвинулся. Три стрелы пролетели мимо цели. Хань поднял другую переднюю лапу и провёл не менее тщательный осмотр, снова сдвинулся в сторону. Ещё стайка стрел пролетела в стороне.

― Да она издевается над нами!

"Какой догадливый..."

Хань неторопливо повернулся хвостом к охотникам, хвостом же пару раз издевательски помахал и одним длинным прыжком сиганул в густые заросли. Пока обиженные охотники возмущённо орали, сменил облик и засел на верхушке дерева, попутно пошарив в беличьем дупле и обнаружив орехи. Злорадно похихикал, когда пара охотников сунулась к ручью, и их лошади из-за запаха Ханя взвились на дыбы, заставив всадников искупаться в ледяной воде.

К вечеру Хань весело бежал в рыжей шубке к монастырю, но впечатления пришлось пересмотреть. Он никак не ожидал, что тигр окажется злопамятным и устроит засаду. Тигров он и прежде дразнил, но они обычно добродушно забывали об этом. Ведь Хань не воспринимался ими ни как человек, ни как лиса. Тут же попался неправильный тигр. Хань настолько не ожидал подобного, что огрёб лапой по загривку, отлетел в сторону и больно ударился о валун. Так больно, что внутри хрустнуло. Не обратив на это внимания, Хань вскочил на лапы и кинулся к ограде. Пролез в нору, успел, но тигр зацепил когтями правую заднюю и попытался выволочь его обратно. С трудом извернувшись, Хань вцепился зубами в тигриную лапу. Зверь рыкнул от боли и лапу отдёрнул. Хань поспешно отполз подальше от ограды и без сил растянулся на траве. Всё болело, и ― самое жуткое ― ци осталось мало. Кажется, при ударе о валун он что-то сломал и невольно потратился на мгновенное восстановление. Мгновенное ― это раза в три больше, чем нужно при обычном. И восстановился не полностью... Так, три ребра, задняя правая, сухожилие на левой передней, ещё что-то. Если восстановить сейчас, от ци опять ничего не останется.

Да что ж такое? А, ну да. Он же весь день пробегал в лисьей шкуре. Даже сейчас в ней торчал. Стало быть, тратил ци постоянно. Это в родных местах можно бегать лисом хоть круглые сутки, там ци тратилась только на превращение, а вот тут...

Хань оторопело уставился на сапоги из воловьей кожи, появившиеся прямо у него перед носом. Ну вот, сейчас кто-нибудь прибьёт лису и отнесёт шкурку для выделки. Шапку там хвостом украсить или плащ на лисьем меху пошить. Позорная смерть, прощайте, братья...

Хань взвизгнул от боли в переломанных рёбрах, когда его подняли осторожно и куда-то понесли, накрыв рубашкой. Рубашку убрали уже в знакомой келье. Хань настороженно следил за костяной пластиной в смуглых пальцах, замер, когда наточенная кость разрезала запястье, и в подставленную чашу закапала густая кровь. Потом чаша и порезанное запястье оказались рядом. Хань вежливо начал с чаши, вылизал до блеска и вцепился зубами в запястье. Отметив напряжение мышц под смуглой кожей, постарался разжать зубы и пить аккуратнее.

В голове царил хаос. Или пустота. Думать Ханю совершенно не хотелось, куда приятнее было тонуть в ци и набираться сил. В конце концов, он просто лисёнок, милый и симпатичный. В том, что Чонин решил напоить лисёнка кровью, виноват сам Чонин. И лисёнок не имеет ничего общего с Ханем, так вот.

Облизнувшись, Хань посмотрел на Чонина невинными глазами, свернулся клубком и подставил уши. Мол, гладь давай, пока я добрый. До Чонина не дошло, и гладить Ханя он не стал, а взял за шкирку и выкинул в окно. Сволочь!

Брезгливо отряхивая лапы, Хань понуро выбрался из лужи и сел на траву, вскинул голову, высматривая окно Чонина и начиная планировать страшную месть. Оттуда долетел сердитый голос одного из старших монахов.

О!.. Стало быть, за шкирку и в окно не поэтому... То есть, за шкирку и в окно, чтобы никто странного лисёнка не увидел. Ну тогда ладно.

Хань встряхнулся, рассыпав во все стороны грязные брызги, и рванул в келью собственную. Мало ли, ещё нагрянут с проверкой, а его на месте нет. Тьфу, пропасть! Не в таком же виде!

Хань юркнул в ближайшие кусты, чтобы избавиться от лисьей шубы, потратил пару капель ци на придание себе достойного вида и поспешил в келью. К счастью, Исин блаженно спал, так что Хань бесшумно пробрался к окну и устроился на тюфяке. Только глаза закрыл, как пришлось подскочить от сигнала гонга и обнаружить, что за окном разлилось предрассветное марево.

― Скорее, опоздаем, ― торопил Исин, скакавший на одной ноге и одновременно пытавшийся натянуть на ступню деревянную обувку.

― Куда опоздаем?

― На занятие.

― Какое?

― Очнись, сегодня занятия с самого утра. Обещали рассказать про шэн. И про демонов.

― Пожалуй, посплю ещё, ― полез обратно под одеяло Хань, проходивший по пункту "демоны". Он не горел желанием выслушивать всякий человеческий бред о себе и ему подобных. Но поспать ему не дали. Один из старших послушников выволок его в коридор за ухо. Дескать, Хань и так уже пропустил кучу занятий, пока был наказан.

Хань не зря не хотел идти на занятие, потому что темой стали лисы-духи. Исин с интересом уставился на наставника, ожидая подробностей, а Хань затосковал.

― Лиса ― плохой зверь сама по себе, ― многозначительно сообщил наставник, чем обрёк себя на страдания, но ещё не подозревал об этом. ― В лис вселяются души умерших.

Хань подпёр подбородок кулаком и решил подремать. Большего бреда он не слышал. Как же... Душа мертвеца, ага.

― Обычно лисы-духи принимают облик соблазнительных девушек...

Девушкой легче притвориться молодняку, потому что энергия инь рассеянная сама по себе. И девушкой проще заполучить мужчину. Всё верно. Ну и затрат на такой облик куда меньше.

― Но если лиса прожила сто лет, она может превращаться в мужчину. Лисы крадут ци человека с кровью и семенем, чтобы стать сильнее.

― Пф!

Исин удивлённо покосился на Ханя, пришлось сделать вид, что никто и не фыркал, Исину просто показалось. Но всё же... Лисам ци требовалась не для того, чтобы стать сильнее, а для того, чтобы выжить. И лисы никогда всерьёз людям не вредили, брали лишь столько, сколько нужно. Впрочем, исключения из правила попадались, но очень редко. И чаще всего причиной тому были не поиски силы, а глупая влюблённость. Лисы боялись людей и старались держаться от них подальше, наплевать на страх могли тогда лишь, когда дурели от любви. Ну и Жертвенная луна, конечно. Только жертву приносили ― опять же ― не каждый день, раз в год ― при самом неудачном раскладе, при раскладе обычном ― реже.

― Лису можно отличить по хвосту. Хвост остаётся всегда, в любом облике.

Попробовал бы наставник снять с Ханя штаны и найти хвост... Хань посмотрел бы на это с удовольствием. Чонин вот никакого хвоста не видел. Хотя пускай наставник несёт этот бред. Обладая такими познаниями, люди в жизни не отличат нормального человека от лиса.

― Обычно лисы сбиваются в стаи, любят курятину, вредят людям. Хотя, бывает, и помогают.

Хань вздохнул. Стаи, ну да. Живут племенем, где тут стая? И ничего не вредят, они от людей стараются держаться подальше.

― Защититься от лисы можно зеркалом.

Хань низко наклонил голову и зажал себе рот ладонью.

― Тебе что-то кажется смешным?

― Нет, наставник. То есть, да. Как зеркалом вообще защищаться можно?

― Показать лисе. Увидев истинное отражение в зеркале, она испытает смущение.

― И угрызения совести, должно быть, ― тихонько добавил Хань. ― И скончается на месте в муках.

Исин кусал губы, чтобы не расхохотаться. Знал бы он, чего стоило сдерживаться Ханю, который сам был лисом, страдавшим нарциссизмом, что, в общем-то, было свойственно всем лисам поголовно. Кстати, тогда зеркалом и впрямь можно защититься. Пока лис будет собой любоваться и умильно сюсюкать с собственным отражением, смертные могут попытаться сбежать, например.

― Наставник, ― обратил на себя внимание Исин, ― а если встретить лису в виде лисы, как отличить обычная это лиса или дух?

― Любая лиса необычная, ― решительно рубанул воздух ладонью наставник. ― Но всё же... Если напугать лису как-нибудь, то дух может сменить окрас. С рыжего на другой какой-нибудь.

Хань зажал рот ладонью и подавился смешком.

― А как напугать можно?

― Металлом. Бросить что-нибудь в лису. Нож или ещё что-то подобное. Духи не любят металлические вещи. Железо, золото, серебро, даже медь и бронзу.

― А почему?

Наставник пожал плечами.

― Может, потому что любой металл ― это кровь земли, кровь земли тяжёлая и притягивает к себе ци, разрушая прежние связи.

Ханю вдруг вспомнилось: Чонин накануне порезал себе руку костяной пластиной, а не ножом. Хотя... Может, у него под рукой ножа не оказалось. Послушникам вообще не полагалось иметь при себе оружие, только для тренировок выдавали.

― Наставник, а расскажите ещё про лис, ― попросили другие послушники. ― Их как-то ловят?

― Иногда. Охотники.

Хань навострил уши.

― Что за охотники?

― Люди с особым талантом. Они не только лис ловят, любых вредных духов. Но они редко рождаются. Ещё труднее достойно их воспитать и обучить.

― Почему? ― тихо вопросил Хань, которому эти сведенья мало что давали.

― Потому что охотники постоянно имеют дело с этими духами и часто теряют убеждённость в том, что всех их надо уничтожать. У людей от природы добрые души, а охотникам нельзя быть добрыми. Поэтому обычно охотники не живут больше двадцати пяти лет. Двадцать лет их учат, пять лет они охотятся, потом либо погибают сами, либо их убивают новые охотники ― в качестве испытания.

Хань отвёл взгляд и закусил губу. Вот, значит, как. Люди сами убивали охотников только потому, что те отказывались убивать всех лис без разбора. Очень справедливо, нечего сказать. Но почему же лисы боялись охотников? Что в них особенного? Талант? Какой талант?

― Ещё про охотников, ― запросили послушники, и Исин вместе с ними.

― Увы, про охотников знают только сами охотники. Они не любят делиться своими секретами.

Продолжение в комментариях

@темы: ссылки, EXO, KaiLu, мишколени, fanfiction

---

EXO - фанфик. Дуэндэ/обновление

Название: Дуэндэ
Автор: Корейский Песец/Шу-кун/Ie-rey
Пейринг/Персонаж: ОТ12
Рейтинг: NC-21
Жанр: бордельАУ, экшн
Размер: макси (на данный момент - овер 200 стр = овер 80к)
Коллаж/арт: Areum//Румба Каталана
Предупреждения: кинки, разные пейринговые комбинации
Размещение: запрещено
Авторские примечания: В «Райские Кущи» приходят для того, чтобы попасть на небо. На час или два. Но порой клиенты вовсе не секс покупают, а платят за собственные грехи. Кому-то расплатиться удаётся, а кому-то платить приходится ещё дороже
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/2498213

Часть 1. Босиком по тлеющим углям (Кай, КайВикторияЧанёль, КайЁль, Лу Хань)
Часть 2. Ломая крылья о встречный ветер (КайЛу, ЛэйХо, КрисЛу, КайЁль, ЧанСэХо)
Часть 3. Камень на прочность металл испытал (КайСу, КайЁль, Крис, Хань, КайРис, КриСин, СюХо, СэТао, КайРисСэ, ЛуХо, Бэкхён)
Часть 4. Кровь водой вовек не обратится (КайЁль, СэТао, Бэкхён, КайЛу, СэХо, ХунХан, Сян, КайРис)

NEW
Часть 5. Обеты прочнее толстых цепей

Хань сидел за столом и держал в руке полный на две трети бокал. В такие вот минуты Крис всегда тихо поражался его умению подавать себя.

Хань расположился в томно-ленивой позе: чуть покачивал бокалом и едва заметно улыбался. Светло-серые брюки, белоснежная рубашка с парой расстёгнутых пуговиц и не особо аккуратно закатанными рукавами. Волосы Ханя выглядели слегка растрёпанными, глаза ― жадными и искристыми, а приоткрытые губы наводили на мысль о вишне. В таком богемно-небрежном обрамлении его красота казалась ещё более отточенной, и завораживающей, как лезвие бритвы.

Крис остановился в пяти шагах от стола и принялся просто ждать. Ждать всё равно было приятно ― ведь перед глазами сидел Хань.

Тот сделал глоток вина, облизнул губы и медленно поднялся из-за стола. Пока шёл к Крису, негромко уточнил:

― Я так понимаю, ты не особо голоден?

Крис не стал отвечать, предпочёл проследить за прикосновениями пальцев к своему галстуку. За галстук чуть позже Хань и потянул, чтобы он наклонил голову и поцеловал те самые губы, что влажно блестели и наводили на мысль о вишне. Не зря, потому что на губах остался вкус вина ― к нему примешивались вишнёвые нотки.

Пока Крис разбирался в ощущениях и вкусах, лениво думал о том, что обычно Хань чувствует во время их близости. И что вообще находит в их отношениях. И, наверное, впервые в жизни Крис пытался понять, как именно думает Хань, и другие ― те, кто хотел того же, что и Хань.

Он медленно тронул белую ткань и несколько неуверенно запустил руку под рубашку, коснулся тёплого бока и даже нащупал ребро.

― Что с тобой такое? ― прошептал в перерывах между поцелуями Хань, плотнее прижался, крепче ухватившись левой рукой за его шею.

― Думаю о том, насколько тебе это нравится на самом деле, ― неохотно признался Крис.

― Если бы мне не нравилось... неужели ты думаешь, что я позволил бы тебе ко мне прикоснуться?

Нет, не позволил бы. Крис в этом не сомневался. В самом деле, Хань отличался редкостным упрямством. Он мог иногда показаться капризным или непостоянным, но это норма, если человек ― единственный ребёнок в семье, тем более, семье состоятельной. Однако Хань при этом оставался умным, расчётливым и настойчивым в плане собственных желаний. И он никогда не стал бы терпеть то, что ему не нравилось или было бы неприятно. Более того, с возрастом он всё лучше понимал собственные недостатки и учился подавлять их, не позволять им показывать себя тогда, когда это было бы не к месту. Конечно, пока это у него получалось не всегда. Как в той же истории с Каем.

Крис отстранился и смахнул пару тонких прядей со лба Ханя.

― Если ты сейчас думаешь о...

― ...тебе, ― солгал Крис и улыбнулся, устремив на Ханя пристальный взгляд. Обычно это работало со всеми.

Крис умел быть убедительным и без особого труда заставлял людей видеть то, что ему было выгодно, чтобы они видели. Он умел казаться любым, но никогда ― настоящим. Или он ошибался и иногда показывал себя настоящего, но не знал об этом сам. Когда привыкаешь менять маски, в один прекрасный ― или не очень ― миг осознаёшь, что уже не знаешь, где твоё истинное лицо, а где фальшивки. И когда привыкаешь много лгать, случается то же самое. Потому что качественная ложь ― это чуть искажённая истина, искажённая ровно настолько, чтобы добиться нужного эффекта. Или это правда, сказанная в нужное время, в нужном месте и нужному человеку, когда последствия тоже станут нужными. Это тоже ― ложь.

Крис не жалел ни о масках и утраченном "лице", ни о лжи и правде. Он давно готовился к этому и понимал, чем именно придётся пожертвовать ради власти и того места, что он ныне занимал. Ему ещё крупно повезло, что Сян болела и не могла управлять семьёй сама. Хотя как посмотреть ― она никогда не выказывала интереса к делам семьи ― такого уровня. Она могла бы управлять, будь у неё желание. Ума ей хватило бы. Но желания не было, как и здоровья.

Зато был Крис.

― И о власти. ― По привычке Крис сказал часть правды. Чтобы ложь стала идеальной.

― Это я тебя на такие мысли наталкиваю? ― прищурился Хань и смял пальцами отвороты его пиджака. ― Или ты вспомнил про условно живого наследничка? С чего вдруг? Или я чего-то не знаю?

― Перестань, ― Крис закусил губу, глядя на Ханя сверху вниз, ― от тебя чёрта с два скроешь такие сведенья. Если бы что-то про наследничка раскопали, ты бы знал это. Может быть, раньше меня. Поддержка и мнение наблюдателей в таких вопросах многого стоят.

― Мне иногда кажется, что только поэтому ты со мной и спишь.

― Не знал, что ты стал циником.

― Но это правда. Ты знал, что я поддержу твою кандидатуру ― чем больше у тебя власти, тем проще нам встречаться. Логика.

― А если отыщется наследничек? И он будет в постели получше? Его ты тоже поддержишь?

― Ненавижу иногда твои формулировки. Вроде закономерные вопросы задаёшь, но формулируешь их так...

― ...что обидеться охота?

― Не совсем. Но ненавижу, да. К слову, не я один решаю, кого поддержат наблюдатели. У меня есть своё начальство, если ты позабыл. И я не глава семьи, а всего лишь эмиссар в Корее. В Корее, где у нас по факту ни черта ещё нет. На старом месте наша власть была куда весомее, не находишь?

― Но и осторожнее быть приходилось.

― Тоже верно. ― Хань снова потянул за галстук.

Часть 6. Солью на свежие раны больно

— Ты слишком много думаешь. Обо мне. Не кажется?

— Кажется. — Крис вскинул голову и встретил прямой взгляд Кая. — Но я не могу это изменить. А ты? Вряд ли. Чем ты ближе, тем больше мне хочется сойти с ума. Зная это, я всё равно не могу остановиться. Стоит закрыть глаза, и я вижу, как ты танцуешь. Стоит немного забыться, и я слышу твой голос. Стоит уснуть, и мне снится... — Крис умолк, чтобы не сказать раньше времени то, чего говорить он не хотел. Не сейчас. — Не знаю, что в тебе такого особенного. Объективно — ты не в моём вкусе.

Знакомая ехидная полуулыбка на губах Кая. Левый уголок рта выше правого, а взгляд...

— Мне казалось, ты логичен, но увы. «Идеальный» и «не в моём вкусе» как-то не сочетаются, да?

— Сочетаются. Ещё как, — недовольно проворчал Крис, который уже сам запутался. Он пристально смотрел на Кая, на эту его фирменную полуулыбку и оценивал хищность и грубоватость в резких чертах, а затем провёл правой ладонью по твёрдому члену, тем самым переплавив хищность и грубоватость в страсть, томную порочность и намёк на стеснительность. Всё изменилось настолько быстро и неуловимо, что Крис при всём желании не смог определить границу, где заканчивалось одно и начиналось другое. Вот оно! Именно это. То, что заставляло его смотреть, любоваться и терять голову. И прямо сейчас Кай выглядел так, что сердце Криса пропустило удар, а после вновь заколотилось в груди с бешеной скоростью.

Крис придвинулся к Каю, чтобы обхватить ладонью оба члена сразу. Он хотел чувствовать Кая и смотреть, хотел окунуться в те же эмоции, чтобы различать их ещё лучше в чертах смуглого лица.

Приоткрытый рот, кончик языка в уголке, прерывистое тяжёлое дыхание, бисеринки пота на висках и над верхней губой, почти закрытые глаза, опасный блеск из-под тёмных ресниц... Кай не владел своей мимикой мастерски, но он непостижимым образом умудрялся показывать чистые эмоции, делал их практически осязаемыми.

Крис вздрогнул, когда поверх его ладони легла ладонь Кая. Они оба всё быстрее толкались в это кольцо из двух ладоней и пристально смотрели друг на друга. Крис всегда разговаривал во время секса с Ханем, с Каем — молчал и хотел просто пить с его губ осязаемые эмоции, как будто это вино.

Прижался к щеке Кая, потёрся кончиком носа и таки припал к губам. За поцелуй пришлось повоевать: оба не желали уступать и оба пытались целовать сами, а не отвечать на поцелуй. Кончилось ничьей, но губы горели после у обоих, саднили. У Кая проступила капелька крови в центре нижней губы. Крис не удержался и слизнул её.

Они оба продолжали двигаться в погоне за удовольствием, одновременно сдерживаясь. У Кая получалось лучше, Крису легко это удавалось только поначалу, но чем дольше они играли в эту игру, тем меньше оставалось сил.

Он попытался ещё раз поцеловать Кая и на сей раз проиграл. Тот поцелуй в день рождения Криса был тенью этого. Никто и никогда прежде не целовал Криса так требовательно и жёстко, подчиняюще, с ошеломляющей уверенностью в своём праве брать. Он задыхался от этого напора, дрожал и терялся в ощущениях. И отшатнулся, испугавшись... Он не знал, чего именно испугался, но те чувства, что вызвал в нём этот поцелуй, заставили его испытать страх.

Разобраться толком в себе он не успел, потому что кончил на живот и бёдра Кая. И свалился без сил на простыни. Повернув голову, разглядывал профиль Кая и пытался отдышаться. Кай выглядел спокойным и безмятежным.

— Тебе помочь? — хрипло пробормотал с трудом Крис.

— Нет.

— Но...

— Не волнуйся, я получил свою порцию удовольствия. — Кай явно восстанавливал дыхание быстрее и успешнее. — Просто не могу себе позволить полноценный оргазм. Если ты ещё помнишь, где и кем я работаю, конечно. К тому же...

— Что? — Крис смотрел на закушенную губу и думал о том, о чём думать не собирался. О поцелуе Кая.

— Этот способ не совсем тот, который мне нравится.

— Предпочитаешь, когда тебе отсасывают? — нарочито грубо уточнил Крис.

— Нет. Поцелуй часто лучше минета. Для меня. — Кай закинул руки за голову и потянулся. Тихий смешок Крис пропустил мимо ушей — зачарованно пялился на гибкое тело. Кай словно демонстрировал себя, позволял увидеть полностью, оценить и полюбоваться. Нет, конечно, его лицо выглядело по-детски довольным, чистым, и он просто потягивался — без скрытых целей и без желания соблазнить.

Но, чёрт возьми... Крис даже вспомнил какие-то молитвы, которым его учила в детстве бабушка. Оберегающие от греха и искушений. Они не работали как в детстве, так и сейчас.

— Говорят, мужчины думают о сексе каждые то ли четыре секунды, то ли семь... Мне кажется, в твоей компании я с лёгкостью внесу сумятицу в статистику.

@темы: ссылки, фанфики, EXO, OT12

---

EXO - фанфик

<div align="center"><a href="http://ierey.diary.ru/" target=_blank><img src="https://pp.vk.me/c622330/v622330763/203e7/jLrdnMMpRsw.jpg" title="Фан-соо Корейский Песец Шу" alt="Фан-соо Корейский Песец Шу" width="80%;"></a></div>

25.02.2015 в 06:44

Пишет  Корейский Песец Шу:

Восемь детей и бонус в нагрузку (КайЛу, СэТао, ЧанСу)

Название: Восемь детей и бонус в нагрузку
Автор: Корейский Песец/Шу-кун/Ie-rey
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лу Хань, СэТао/ТаоХун, Сухо, Сюмин, Чен, Бэкхён, Лэй, Крис и ЧанСу оттенками (ОТ12, короче)
Рейтинг: NC-17
Жанр: АУ, стёб/юмор, романс, сатира
Размер: миди
Коллаж/арт: Areum//Румба Каталана
Предупреждения: Ау-возраст героев 1) взрослых: Хань — 35, Кёнсу — 32, Чанёль — 30, Чонин — 25; 2) детей: Сэхун и Тао — 19, Крис — 14, Бэкхён — 13, Лэй и Чен — 11, Сухо и Сюмин — 3 года на двоих. Про кактус — правда (проверено на практике — не спрашивайте!)
Размещение: запрещено
Авторские примечания: Счастливого Рождества! Рожд.АУ. Не ищите — её нет. Я о логике. Это просто рождественская комедия... гм... абсурда.
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/2748082

Восемь детей и бонус в нагрузку

Срубая тернии, сшибая звёзды,
Роняя мозги в поисках логики,
Шагая мимо обоснуя,
В муках почившего...

☆

Сэхун устало сбросил кроссовки и сел прямо на пол у входной двери.

Наплевать. Хуже быть уже не могло.

В нос ударило хвойным ароматом. Наверное, Тао добыл-таки ёлку. Или пару веток от ёлки, что тоже неплохо. Ещё бы выпал снег — хоть немного. И тогда праздничное настроение стало бы таким отчётливым, что задавило бы собой горечь и обиду.

— Что случилось?

Сэхун неохотно посмотрел на Чонина — тот опустился перед ним на корточки и попытался поймать его взгляд.

— Опять накосячил?

— Если бы... — Сэхун поник, медленно вытянул из кармана смятую бумажку и отдал Чонину. Тот развернул бумажку и быстро прочёл всё, что там было написано.

— Серьёзно?

— На розыгрыш не похоже.

— Перед Рождеством? — Чонин уточнил всё ещё недоверчиво.

Сэхун шмыгнул носом, мужественно утёрся рукавом и кивнул.

Чонин уселся на полу, скрестив ноги, в руках скомкал бумажку и обречённо вздохнул.

— Придётся пересмотреть предложение Звонкого.

Сэхун вскинул голову и встревоженно оглядел Чонина. Звонкий предлагал ему подзаработать в праздники танцами. Только не обычными, как всегда, а в стриптиз-шоу. Чонин отказался неделю назад, а теперь, выходит, ему придётся согласиться, потому что денег нет и уже не будет, ведь Сэхуна сегодня уволили. На самом деле, уволили не только Сэхуна — распустили их отдел вовсе. По распоряжению владельца компании, некоего Лу Ханя.

Вот ведь гад... Перед Рождеством. Лучше времени не нашёл.

— Проблемы? — Кухонная дверь приоткрылась, и оттуда выглянул Тао. Он мгновенно всё понял по лицу Сэхуна.

— Уже нет, — отозвался Чонин. — Я поговорю со Звонким.

— Хён, но ты ведь...

— Уймись. Ничего не случится, если я на праздниках потанцую в клубе.

Тао подошёл к ним, тоже сел на пол и взял у Чонина смятую бумажку.

— Совсем сдурел этот... Лу Хань? Перед Рождеством целый отдел расформировать к чёрту. Куда это годится?

— Уже неважно... — Сэхун вытянулся на полу, уронив голову Тао на колени, и блаженно зажмурился, когда Тао принялся перебирать его волосы пальцами.

— Может быть, я возьму пару смен сверху в порту, хён? Чтобы тебе поменьше раздеваться перед всякими ублюдками, а?

— Не нужно, — Чонин слабо улыбнулся и положил ладонь Тао на голову, — танцевать — это не контейнеры разгружать. И мне нравится танцевать.

— Угу, только танец и стриптиз — это не одно и то же, хён. — Тао подумал, потом твёрдо заявил: — Мы с Сэхуном будем заходить за тобой. Чтобы ты вовремя возвращался.

У Чонина медленно поехала вверх бровь.

— Точно! — Сэхун уселся и уткнул палец в грудь Чонину. — Будем приходить каждый раз к концу рабочего дня. Чтобы ничего не случилось.

Чонин обречённо вздохнул.

— А кто будет смотреть за Мином и Мёном?

— Ну... — Тао и Сэхун переглянулись. — Фань? Или Бэкхён с Исином могли бы...

— А вы уже научили их менять мелким подгузники?

— Ну-у-у...

— Угу, ясно. Чёрта с два, — подытожил Чонин, поднявшись на ноги. — Будете смотреть за мелкими, а возвращаться из клуба я и сам могу. Кстати, кто-нибудь вообще видел Чанёля?

— Он уже вторую неделю пытается выследить социального работника. Ну того, помнишь? Который такой глазастый, приходит заниматься музыкой со средними.

— До Кёнсу?

— Угу.

— Зачем Чанёль пытается его выследить?

— Ну так влюбился же, забыл? — развёл руками Тао.

Чонин прижал ладонь ко лбу, помотал головой и продемонстрировал ребятам наставительно вскинутый указательный палец.

— Слышать эту чушь больше не желаю. Как только этот недоделанный Ромео вернётся, вяжите придурка и сразу ко мне.

— Хён, но он же тоже хён! Как можно вязать?

— Потому что я так сказал, — отрезал Чонин. — Сэхун, проверь, чтобы средние сделали домашнее задание. Тао, поменяешь памперсы мелким.

— Почему я? — возмутился Тао. — Вчера же им менял, пусть сегодня Сэхун меняет.

— Хорошо, Сэхун, меняешь памперсы и кормишь мелочь, Тао, проверяешь домашку у средних. Накосячите — прибью.

— Мы тоже тебя любим, хён, — уныло отозвались в два голоса Тао и Сэхун.

— А ведь и не скажешь, — ехидно фыркнул Чонин, сняв с крючка тёплую куртку и натянув её на плечи. Тао тут же подал ему шапку и шарф, а Сэхун вручил свои тёплые перчатки с вязаными отворотами.

— Прямо сейчас и пойдёшь к Звонкому?

— Времени в обрез, не тянуть же с этим. Хотя бы на праздничный ужин деньги нужны. Ну и на мелких — тоже. В общем, что делать, вы знаете. Я либо вернусь через час, либо начну работать уже сегодня, тогда закончу только в четыре утра, может, раньше. Ждать меня не надо.

— Угу...

Тао запер дверь за Чонином и невольно зажмурился, ощутив прикосновения рук Сэхуна. Правда, возмущённо зашипел от неожиданности — Сэхун засунул руки ему под свитер, а руки оказались ледяными.

На самом интересном — в разгар поцелуя — в коридор выскочил Бэкхён и ядовито сообщил нарочито громким голосом:

— Кто-то из мелких нагадил мимо горшка. Вонь стоит жуткая. Кто из вас сегодня мамочка? Хватит сосаться, идите и сделайте что-нибудь.

— А сам? — сердито поинтересовался Тао, не желавший выпускать Сэхуна из рук.

— А я ещё маленький. И вообще... Чонину расскажу, что вы разврат творите на глазах у детей.

— Слушай, ты...

— Спокойно! — Сэхун повис на Тао и тронул губами его щеку, гася раздражение. — Не поддавайся на провокации. Проверь у них домашку, а я пока займусь мелкими. Эй, Бэкхён, дашь противогаз в долг?

— Ещё чего! Держи карман пошире!

— Интересно, кто из мелких засранцев всё время не попадает в горшок?

— Найдёшь и убьёшь?

— Дай мне только выяснить, кто из них так над нами издевается...

— И Чонин тебя грохнет, потому что «нельзя обижать маленьких».

— Маленьких? Да это два чудовища, которые либо жрут, либо срут. А если они не жрут и не срут, то Мён постоянно орёт, а Мин постоянно спит.

— Мне вот по приколу: как Мин умудряется спать под вопли Мёна?

Со второго этажа немедленно долетел пронзительный вопль упомянутого недавно Мёна.

— Начинается... — Сэхун обречённо закатил глаза.

— Да ладно, два младенца — это лучше, чем четыре двинутых тинэйджера, — фыркнул Тао.

— Ну да, ну да, то-то ты так старательно от младенцев отбивался.

— Ну...

— Иди уже. — Сэхун легонько тронул губами щеку Тао и сунулся к стенному шкафу, чтобы достать упаковку с памперсами.

— Я оставил там яблочное пюре, чтобы мелких покормить, — напомнил Тао, ухватившись за свитер Сэхуна.

— Угу, хорошо. Да иди уже. Чем быстрее закончим, тем быстрее... — Сэхун многозначительно замолчал, но Тао всё равно не удержался от радостной улыбки.

— Понял. Сейчас всё будет!

☆

Чонин правильно опасался — Звонкий так обрадовался его согласию поработать в клубе, что сразу выгнал на сцену, заодно ещё объявил аукцион для дамочек. Пока Чонин танцевал и медленно сбрасывал с себя одежду, дамочки орали, визжали и трясли деньгами. Победительница могла рассчитывать на ужин с Чонином и на танец с ним. Только в итоге выиграл уже слегка нетрезвый холёный парень в дорогом костюме и с бриллиантом в левом ухе. Увидев эту серьгу с бриллиантом, Чонин тут же записал парня в геи и помрачнел, поскольку заранее предвидел неприятности.

Он приглашающе распахнул дверь перед клиентом и запустил в салон, где их уже ждал накрытый стол.

Парень с серьгой в ухе рухнул в кресло, окинул Чонина неприятным оценивающим взглядом и, чуть вскинув брови, уточнил:

— Надеюсь... ик!.. танец будет с раздеванием?

Чонин плотнее сжал губы, чтобы не отвечать, хотя ответить хотелось. Как-нибудь некрасиво, грубо и оскорбительно. Потому что для него каждый его танец был особенным и неповторимым. И совершенно неважно, сколько на нём было или не было одежды, или какой она была. И именно поэтому он не любил работать в клубах, потому что он и все прочие смотрели на танцы по-разному. Точнее, все прочие вовсе не на танцы смотрели.

Парень развалился в кресле, плеснул себе вина в бокал и жестом велел Чонину начинать. Он презрительно фыркнул в ответ, подошёл к музыкальному центру и поставил диск с подходящей композицией. Под фортепианные переборы и мягкий ритм он просто двигался: традиционные шаги, вращения, раскинутые руки, плавные повороты и взмахи со сдерживаемой силой и затаённой страстью. Вообще Чонин всегда любил танцевать с огнём, сгорать в музыке, пронизывая её собой, любил гореть и после становиться серым пеплом, мёртвой золой, на время переставать быть. Ведь если горишь в танце, то словно бы проживаешь яркую, насыщенную жизнь, умираешь и возрождаешься, как феникс, в новом танце.

Сейчас он тоже горел уже полторы минуты, хотя всего лишь двигался под музыку, а не танцевал по-настоящему. Парень в кресле не сводил с него глаз и налегал на вино. Когда Чонин прикоснулся пальцами к пуговице на рубашке, бутылка опустела почти на две трети, а взор холёного парня заволокло мутной дымкой. Чонин предполагал, что тот уже перестал вообще соображать, но ответственно дотанцевал до конца. Ему сунули в руки смятые банкноты, потянулись за бутылкой, свалили её со стола, пьяно поморгали и двинули к выходу.

Чонин проводил парня с дорогой серьгой в ухе озадаченным взглядом, вернулся в гримёрку, умылся, переоделся в свою одежду и зашёл в большой зал, чтобы уйти через дверь для персонала.

Чонин спустился по схваченным ледком ступеням, обогнул мусорные баки и повернул направо. Из тёмного угла впереди выскочили четыре тени и рванули прочь. Либо воришки, либо... Чонин остановился, сделав ещё два шага. Остановился, потому что впереди кто-то лежал на пыльном асфальте. Он торопливо приблизился и моргнул, опознав недавнего парня. Правда, теперь тот не мог похвастать серьгой с бриллиантом — её просто сдёрнули с него, разорвав мочку, — обычное дело для грабителей. Светлые волосы на затылке и у виска, слева, потемнели от крови и слиплись.

— Эй... — Чонин опустился на колено и потормошил парня. Тот что-то невнятно промычал, но не поднялся и глаза не открыл. Чонин пошарил по его карманам в поисках телефона. Нашёл только служебное удостоверение с фотографией. И там было написано «Лу Хань» и в графе «возраст» красовалось тридцать пять. Вот тебе и парень... А на вид ему и тридцати не дашь. Название компании мало что говорило Чонину, зато имя он знал. Всего минута потребовалась, чтобы понять, кто такой этот Лу Хань и почему ему следовало бы гореть в аду.

Телефона у Лу Ханя при себе не оказалось, что удивляло. Или, быть может, телефон унесли грабители? Кто-то приложил этому Лу Ханю тяжёлым по башке...

— Эй!

— Ты кто? — похлопав глазами, вопросил Лу Хань у Чонина, приподнявшись на миг на локте, потом брякнулся обратно и отключился.

— Чонин!

Он выпрямился и невольно нахмурился — к нему бежали по улице Сэхун и Тао. Всё-таки решили его встретить после работы, непоседы.

— Ой, что это?

— А ты не узнаёшь?

— Тьфу! Плюнь каку. То есть, давайте бросим его тут и пойдём домой? — предложил Сэхун.

— Почему? — Тао не понял причин столь странной и необычной для Сэхуна жестокости.

— Этот му... — промчавшийся по улице автомобиль заглушил часть слова в пояснении Чонина, — ...вон уволил Сэхуна к чёртовой матери перед Рождеством.

— Что? Именно этот мудо... — Мимо протарахтел грузовик, заглушив окончание фразы Тао.

— Да. Поэтому давайте сделаем вид, что мы его не заметили, — попросил Сэхун.

Чонин сунул руки в карманы, криво улыбнулся и подождал, пока мимо проедут две машины, потом заговорил:

— У меня есть идея получше.

— Какая? — Сэхун с подозрением уставился на Чонина и моргнул.

— А пускай он расплатится за содеянное.

— Например?

— Он напился, ничего не соображает. Заберём его к себе, привяжем к кровати голым, сделаем кучу компрометирующих снимков, а потом, когда он очухается, оттянемся по полной. Поглядим, как он запоёт, когда все эти снимки попадут в сеть.

— Хён, ты такой коварный, — с осуждением подытожил Тао, но тут же кивнул: — И мы заставим его взять Сэхуна обратно на работу!

— А мне нравится эта идея, — встрепенулся Сэхун. — С «оттянуться». Работать у этого типа я больше не желаю, а вот за моральную травму пусть заплатит. Тогда взяли и поволокли?

— Осторожнее, может, что-то подложить под голову и спину?

— Да ну нафиг. Набьёт синяков — так ему и надо. Этот козёл меня уволил! Взяли за ноги и потащили!

☆

В коридор выглянули из детской спальни помятые Исин и Бэкхён. Тао и Сэхун как раз тащили мимо двери «тело».

— Ух ты, труп будете разделывать? — прищурился Бэкхён.

— Именно. — Чонин погладил его по голове. — Спать идите, утром в школу.

— Мне ко второму занятию, — упёрся Бэкхён. — Папочка, а можно мне...

— Неа. Спать. — Чонин развернул Бэкхёна носом к двери и легонько втолкнул в спальню. Исин сонно моргнул и последовал за Бэкхёном сам. Чонин аккуратно прикрыл дверь и огляделся, прикидывая, чем же связывать упившегося вусмерть Лу Ханя. Вряд ли тот в ближайшее время проснётся, конечно, но на всякий случай...

Тао и Сэхун устроили Лу Ханя на широкой кровати в комнате Чонина на втором этаже. Он хотел возмутиться сначала, но потом махнул рукой. Чёрт с ним. Просто раздеть придурка, сделать несколько горячих снимков...

Кстати, о птичках... То есть, о снимках.

— А где Чанёль?

— А нафига? — озадаченно уточнил Тао.

— А снимки кто делать будет, дурья твоя башка?

— Точно!..

Все трое лихорадочно зашарили по карманам в поисках телефонов, чтобы позвонить Чанёлю.

☆

Чанёль печально потёр ноющий после недавнего полёта с дерева копчик, вздохнул и без особой надежды навёл на узкое окно объектив любимого фотоаппарата. Тот так и норовил выскользнуть из замёрзших пальцев. Чанёль оставил фотоаппарат висеть на ремне на шее, машинально поднёс руки ко рту, активно на них подышал, потёр друг о друга и снова подышал. Краем глаза уловив движение за окном, встрепенулся, едва не рухнув вниз с дерева, опять навёл объектив фотоаппарата на окно и растянул губы в довольной улыбке.

— А вот и ты, моя прелесть... Наконец-то покончил с делами и собрался вздремнуть?

«Прелесть» Чанёля выглядела как эффектный мужчина пусть и небольшого роста, зато деликатной комплекции, с изысканным сложением, запоминающимся лицом и выразительными глазами.

Вообще это был социальный работник — преподаватель из какой-то школы, добровольно помогавший сиротам. Звали его До Кёнсу, и он занимался с Бэкхёном, Исином, Фанем и Чондэ. Впервые он появился в доме Чанёля и Чонина около месяца назад. И именно тогда Чанёль понял, что пропал.

— Да просто пригласи его куда-нибудь, — посоветовал ему как-то Чонин.

— И так открыто признаться, что я гей? Да он сбежит от меня впереди собственного визга! — паниковал Чанёль который уже день.

— Не знал, что ты планируешь всю жизнь тщательно скрывать от всех, включая потенциальных партнёров, свою ориентацию. Что-то мне подсказывает, что с визгами бегать будет отнюдь не он. — Чонин всегда был заразой и себе на уме.

— Ненавижу тебя. Аж зла не хватает!

— Тогда копи зло. Как будет хватать, так и...

— Чонин!

— Ну что? Просто скажи ему, что он тебе нравится. Сразу узнаешь ответ и не будешь сам мучиться и мучить других. Либо он пустит тебя в постель, либо удавит ко всем чертям.

— Меня смущает наличие второго варианта.

— А без риска было бы скучно жить.

— Чонин!

☆

Слова Чонина Чанёль держал в голове, но толку от них было немного, ибо в присутствии Кёнсу он терялся, заикался и резко забывал все приличные слова. Помнил исключительно неприличные, пригодные только для того, чтобы восхищённо материться на закат. И что-то подсказывало Чанёлю, что Кёнсу вряд ли оценит мат в свой адрес. Даже восхищённый.

Целых две недели Чанёль выслеживал Кёнсу, благо ещё, что на работе в декабре событий обычно немного — основная нагрузка приходилась на Рождество и Новый Год. Хотя жаль, конечно, будь месяц более насыщенным, всем стало бы полегче, потому что Чанёль зарабатывал больше всех как фоторепортёр, но зарплата у него зависела от количества принесённого в редакцию материала. Нет материала — нет денежек.

Чонин зарабатывал тоже неплохо, но у Чонина мечта — своя студия танца. И пока что-то эта мечта не спешила заключить Чонина в свои объятия. Гораздо чаще получалось выступать в клубах — из-за денег, чтобы не голодать и не мёрзнуть хотя бы. Времени на собственные тренировки, программы и выступления почти не оставалось.

Да, есть Сэхун и Тао, но оба только начали учиться в колледже. Сэхун подрабатывал курьером в какой-то крупной компании, а Тао — в порту. У Сэхуна зарплата побольше, а Тао зато приносил иногда морскую живность к столу.

Мёна и Мина они нашли месяцев восемь назад совсем крохами, а остальных подбирали в течение трёх лет в разных местах. Поначалу Чанёль и Чонин по очереди ездили с детьми в социальную службу, заполняли тьму бланков, беседовали с полицейскими и специалистами, но каждый раз им приходилось снова наведываться в управление, чтобы о них вообще вспомнили, а дети всё это время оставались у них, конечно же, потому что их с Чонином неизменно оформляли как опекунов. Когда же они пытались объяснить, что у детей нет ни родных, ни опекунов, их в сотый раз отправляли в полицию. В итоге Чанёль и Чонин махнули рукой на эту бесполезную возню — у них было не так много свободного времени, чтобы тратить его впустую.

Хорошо ещё, что детишек приняли в школу при католическом монастыре и обучали бесплатно, так что Чанёль и Чонин могли уделить время работе. Ну и старшие — Сэхун и Тао — старались им помогать по мере сил и возможностей.

Помнится, когда Сэхун приволок откуда-то здоровенного китайца, заявив, что это его парень, и они теперь будут жить — и спать тоже — вместе, Чонин и Чанёль онемели и ощутили себя поседевшими родителями. У каждого из них рыльце тоже было в пушку, просто меньше всего они ожидали подобного от всегда спокойного и доброжелательного Сэхуна. Тот ведь ещё и постоянно прикалывался по поводу пассий что Чонина, что Чанёля, шутил на тему геев, а сам...

...а сам чуть ли не за благословением явился. К Чонину.

Чанёль страдал, оскорблённый в лучших чувствах. И едва не огрел Сэхуна скалкой по голове, когда тот попросил: «Мамочка, а с тебя шикарный ужин, чтоб отметить». Потом скалкой едва не получил по башке Чонин, которого скосил приступ совершенно неуместного — с точки зрения Чанёля — хохота.

☆

Чанёль отвлёкся от воспоминаний и вновь сосредоточился на окне и «своей прелести». Ненадолго, правда, потому что в кармане завибрировал телефон. Именно в тот самый миг, когда До Кёнсу начал стягивать с себя брюки.

Телефон истошно заходился в кармане, а Чанёль боялся не то что пошевелиться, но даже сделать вдох. Он мысленно пал на колени и вознёс горячую молитву небесам о ниспослании ему благодати в виде полностью обнажённого До Кёнсу. Это укрепило бы расцветающие в груди Чанёля чувства... Ну или что там быть должно с точки зрения романтичных барышень? Бабочки? Мурашки? Табуны мурашек? Или табуны бабочек?

Хотя табуны — это ж вроде кони...

Неважно!

— Ну-у!.. — с усилием выдавил из себя Чанёль, забыв об умолкшем телефоне.

До Кёнсу медленно повернулся к окну, выпрямил руки над головой и так сладко потянулся, что брюки ещё немножко сползли с него.

Чанёль задыхался, потому что уже почти минуту обходился без воздуха вовсе.

И тут телефон вновь забился в кармане. Одновременно с тем, как Кёнсу решительно сдёрнул с себя брюки. Вместе с трусами.

Чанёль непроизвольно махнул ногами, кувыркнулся спиной вниз с дерева и обрушился на землю, сшибая все встреченные в полёте ветки. Растянувшись на пожухлой траве и уставившись в затянутое сумрачной пеленой небо, он тихо выругался, нашарил телефон в кармане и приложил к уху.

— И?

— Ромео чёртов! Где тебя ночью-то носит?

— Ты только что обломал мне такой клёвый приход... Тебе стыдно? — обречённо вопросил Чанёль у Чонина.

— Ни капельки. Дуй домой. Срочно надо сделать снимки.

— Какие снимки? — не понял Чанёль.

— Такие, которые несовершеннолетним не покажешь.

— О... — Чанёль отвёл телефон от уха, задумчиво разглядывал полминуты дисплей, приложил к уху опять и неуверенно уточнил: — А позировать ты будешь?

— Если Тао не уломаю, придётся мне.

— Тао?

— Угу. Он не разрешает, орёт тут благим матом...

Чанёль снова уставился в небо и моргнул. Попытался понять, что вообще происходит, — не смог. Даже с пятой попытки — никак.

— Что Тао не разрешает? И с каких это пор он стал с тобой спорить?

— Он не спорит. Просто не разрешает Сэхуну, хотя Сэхун тоже упёрся рогом и ни в какую...

Чанёль ошеломлённо моргнул, когда различил на фоне голос Сэхуна:

— Да ни за что! Я с ним даже в одном сортире писать не стал бы! Ноги моей в этой кровати не будет!..

— Запомни эти слова, — а это уже Тао.

— Я не в том смысле, — запротестовал Сэхун. — Ноги ему тоже вязать?

— Всё вяжи, — деловито скомандовал Тао. — И ухо надо обработать, а то ещё больше раздерём случайно.

— Чонин, что они с тобой там делают? — с ужасом прошептал Чанёль.

— Со мной? Ничего.

— Уверен? Куда они тебя привязывают? И что у тебя с ухом?

— Привязывают не меня, а жертву. Художественно. На кровати... Эй, вы ж сначала одежду снимите, а потом уже прикручивайте его! И ухо... Чёрт!

Чанёль провёл ладонью по лицу и даже пожалел, что за весь день и кружки пива не опрокинул. А ведь не мешало бы.

— Постарайся не дать кому-нибудь погибнуть. Я сейчас приеду, — пообещал он Чонину. Разбираться с проблемами лучше на месте, получив полную картину. Пока что...

...пока что Чанёль и вообразить себе не мог размах грядущей катастрофы.

☆

Чанёль застукал всю детвору, исключая Мёна и Мина, под дверью комнаты Чонина. Они дружно прилипли к щели, пихались и тихо грызлись из-за лучших мест, потому что «не видно же, а там папочка футболку снял».

Чанёль ухватил за ухо Фаня.

— Ой! Мамочка?

— Чё сказал?

— Хён?

— Угу. Что это вы тут делаете?

— Ждём, когда начнут труп разделывать, но там пока только папочка раздевается.

Чанёль подумал немного, отпустил чужое ухо, ухватил сразу в охапку Фаня, Исина и Чондэ и отволок в детскую спальню. Бэкхёна оставил на сладкое, потому что эту заразу и в ступе не утолчёшь. Чанёль вернулся к чониновской двери и полюбовался на хорошо устроившегося Бэкхёна, потом закинул мальчишку на плечо и понёс к остальным под громкие вопли.

— А ну поставь меня обратно! Что за произвол?

На шум в коридор выскочил Тао.

— Запри где-нибудь его и давай к нам. Времени в обрез, хён.

— Что значит «запри где-нибудь»? — возмутился Бэкхён и принялся активнее выдираться из рук Чанёля.

— Отдай... — Бэкхёна у Чанёля отобрал выглянувший из комнаты Чонин. Из одежды на нём только брюки и остались. Чонин подхватил Бэкхёна и понёс тем курсом, что выбрал Чанёль — в детскую спальню. — Бэкхён, мы просто мстим за Сэхуна. Ничего интересного там не будет.

— Ну да, как же, — обиженно проворчал Бэкхён, ухватившись руками за шею Чонина и притихнув.

— Лучше готовься к тому, что завтра вечером мы тебя мыть будем.

— А может, не надо?

Чанёль вздохнул и покосился на Тао, торчавшего на пороге комнаты, тот беспомощно пожал плечами. Если с Бэкхёном кто-то и мог поладить, то только Чонин. Ведь Бэкхёна они нашли позже остальных, и пока только Чонину он доверял целиком и полностью. Как они мыли Бэкхёна в первый раз — отдельная песня, но Бэкхён до сих пор питал неприязнь к процессу помывки. Ну и мыть его в отсутствие Чонина вообще не имело смысла. Это грозило укусами, царапинами, синяками и погромом в ванной.

☆

Чонин вернулся через десять минут и прикрыл дверь в комнату.

Чанёль сидел в прострации и пялился на прикрученного к кровати голого Лу Ханя.

— Вы хоть знаете, кто он? — тихо поинтересовался Чанёль со слабой надеждой на отрицательный ответ, который мог бы извинить его друга и подопечных.

— Представь себе, — ядовито отозвался Чонин и принялся расстёгивать брюки.

— Ты что делаешь?

— Раздеваюсь, а что ещё, по-твоему?

— Зачем?

— Господи! — воззвал к небесам непривычно сердитый на вид Сэхун. — Ну хён! Ну включи ж ты мозги! Этот козёл меня уволил, домогался вот к хёну в клубе, потом его то ли ограбили, то ли ещё что, а мы нашли. Ну? Редкая же удача! Сейчас ты сделаешь компрометирующие снимки, и когда он очухается, тут мы его и прижмём к ногтю.

Чанёль моргнул и подумал, что либо у него с головой проблемы, либо сбрендили все вокруг.

— Ты серьёзно?

— Хён, давай ещё домашнее видео снимем? — предложил Тао. — Если дашь мне свою камеру, я сам и...

— Отличная идея! — поддержал Сэхун. — Хён, давай камеру!

— Уймись, мы просто сделаем снимки, — похлопал Чанёля по плечу Чонин. — Ничего больше.

— А жаль, — буркнул Сэхун.

Чанёль понял, что спорить бесполезно. Все были решительно настроены и полны энтузиазма. Не каждый же день случается такой праздник.

Пока он бегал за камерой и готовился к съёмке, заодно инструктируя Тао, Чонин и Сэхун красиво прикрывали путы на ногах и руках Лу Ханя.

— Так, берём крупным планом это тело, — скомандовал Чанёль и сфотографировал обнажённого Лу Ханя, красиво разложенного на простынях общими усилиями. Тао занял наиболее удобную для съёмки позицию и включил камеру.

— Отлично! Хён, твой выход.

— Ну спасибо, — мрачно отозвался Чонин, тем не менее, полез на кровать.

— Надо какую-нибудь такую позу, такую...

— Недвусмысленную? — лениво уточнил Чонин, устраиваясь меж раскинутых ног Лу Ханя.

— Угу. Ну вот чтобы сразу первая мысль про секс, — неуклюже объяснил Сэхун.

— Достаточно просто посмотреть на Чонина, — хихикнул Чанёль и сделал новый снимок, — первая мысль всегда будет про секс.

Чонин отмолчался, а ведь ему было что сказать, если судить по мрачным огонькам в глазах.

— Хён, если решишь сниматься в кино, побрей ноги, — проворчал Тао.

— Не решу, — успокоил его Чонин. — Да и зимой с мехом теплее, знаешь ли, а летом — не так жарко.

— Зря побрил, — уставившись на свои лодыжки, печально вздохнул Сэхун. — То-то стал мёрзнуть сильнее... Имей в виду, Тао, либо мы сегодня побреем твои ножки, либо в постель я тебя больше не пущу.

— Ну Сэхун... — Тао даже забыл о камере и часто заморгал с таким видом, будто вот-вот зарыдает.

— Даже не пытайся делать эгё — на Сэхуна это не действует, — по доброте душевной подсказал Чанёль.

— Давайте вы потом решите этот вопрос, — поторопил всех Чонин. — Снимки лучше сделать, пока этот кадр не дёргается.

— Точно! Тао, стань туда вот и снимай. Чонин, прижмись ты к нему как следует, а то между ним и тобой можно ещё кого-нибудь впихнуть. Там целый Сэхун поместится.

— Но-но! — возмутился Тао. — Сэхун там точно лишний.

— Интересно, мы когда-нибудь узнаем, кто из вас кого трахает? — без особого интереса пробормотал Чанёль, наводя объектив на парочку на кровати и настраивая фокус.

— Это никого не касается.

— Спроси у мелких — они точно знают, — посоветовал Чанёлю Чонин, кончиком пальца тронул подбородок Лу Ханя, запрокидывая ему голову, и склонился к гибкой шее, обладавшей удивительной изящностью.

— Не ключицы, а произведение искусства, — цокнул языком Чанёль и сделал вместо одного снимка четыре. — Теперь ноги ему разведи пошире. Надо снять типа сам процесс.

— Тогда на обоих надо водой побрызгать, — внёс рациональное предложение Сэхун. — Вроде как капельки пота.

— Тащи воду! — кивнул Чанёль.

— Ну здорово... — копошась на кровати, проворчал Чонин.

— Ты-то чем недоволен? Спокойно лапаешь такого умопомрачительного красавца, а тот даже не сопротивляется.

— Вот именно. Прости, но я же не некрофил, а именно некрофилией сейчас и попахивает. Он же как труп почти.

— Слушай, либо у меня что-то с глазами, либо у тебя стоит, — напомнил о своём существовании Тао.

Чанёль и Чонин синхронно уставились на собственные бёдра. До Чанёля дошло, что речь точно не о нём, а Чонин плотнее прижался к бесчувственному Лу Ханю, одновременно рыкнув:

— Что-то с глазами у тебя.

— Эй, а это ничего, что ты в него членом тычешь в натуре?

— Да не тычу я!

— Но я же видел!

— Что видел? — живо заинтересовался новостями вернувшийся с водой Сэхун.

— У папочки встало на этого твоего мудо... — Продолжение фразы Тао заглушил громкий детский вопль из соседней комнаты.

— Опять Мён проснулся и хочет мишку, — с тоской объявил Сэхун.

— Давайте тогда со снимками покончим прямо сейчас. Меньше чем за полчаса я его не успокою, — подытожил Чонин. — И лучше развязать ноги этому придурку, а то мне неудобно.

— Точно-точно! Закинь одну ногу себе на плечо, кстати...

Через две минуты ноги Лу Ханя отвязали от кроватных столбиков и продолжили съёмку под детские крики.

— Сильнее прижмись к нему, хён, — скомандовал Сэхун. — Как будто... ну...

— Что?

— Как будто на всю длину засадил, — добродушно подсказал Тао.

— Эти детишки меня пугают, — сделав ещё снимок, выдохнул Чанёль и отступил назад, прикидывая варианты.

Чонин завозился на кровати, отвёл одну ногу Лу Ханя чуть в сторону, потрогал вторую, затем придвинул поближе к себе.

— Вот будет супер, если он не гей, — хихикнул Тао.

— Не обольщайся, он гей, — отозвался Чонин, ухватился за обе ноги Лу Ханя и поднял повыше.

— Откуда такая уверенность?

— Просто поверь мне на слово, потому что Сэхун-и будет резко против, если ты захочешь пощупать его бывшего работодателя, — хмыкнул Чонин, дождался нового щелчка фотоаппарата и уточнил: — Достаточно?

— Угу, одних снимков нам хватит, чтобы шантажировать беднягу до конца жизни, а если ещё и видео довести до ума... у-у-у...

— Вот и займитесь этим с Тао. — Чонин торопливо одевался под завывания Мёна. — Сэхун, привяжи ноги своего начальника обратно к столбикам, укрой одеялом и потом дуй ко мне и Мёну. Чанёль, мне нужен к полудню хотя бы один снимок. Один, но убедительный. Чтобы показать этому умнику. Думаю, будет совсем хорошо, если снимок ему покажет Сэхун.

— С огромным удовольствием! — просиял Сэхун.

☆

В полдень почти все обитатели старого коттеджа собрались за столом в гостиной. Чондэ и Бэкхён носились кругами, норовя сбить кого-нибудь с ног. Исин спал, делая вид, что просто медленно моргает. Фань явно мечтал, чтобы Чондэ споткнулся, упал и расквасил себе нос. Даже осторожно пытался помочь, выставляя ступню, но Чондэ ловко через неё перепрыгивал.

Тао и Сэхун сидели рядом и точно держались за руки под прикрытием свисавшей со стола скатерти.

— Мамочка, что на завтрак? — не выдержал вечно голодный Тао.

— Без разницы, — Бэкхён даже перестал гоняться за Чондэ, — ещё папочка не спустился.

— Кстати, да... — кивнул Чанёль и поставил в центр стола большую кастрюлю с лапшой. — За «мамочку», к слову, ложкой в лоб. Все поняли?

— А почему вы с папочкой вместе не спите? Было бы сразу проблемой меньше, — флегматично высказался Исин и потянул носом аппетитный запах, исходивший от кастрюли.

— Потому что, — кусая губы и сдерживая смех, туманно пояснил Сэхун.

— Чтобы спать вместе, нужна любовь, — с печалью добавил Тао настолько внезапно, что Чанёль едва не выронил ложку.

— Ты не любишь папочку? — пришёл в ужас Исин, уставившись на Чанёля так, как умел один только он.

— Э... — Иногда Чанёль ненавидел детей. И вспоминал об этом в подобные мгновения. — Не то чтобы я его не любил...

— Мы просто дружим, но вообще он меня ненавидит, — пояснил появившийся на пороге комнаты Чонин, зевнул и потянулся. — И у нас проблема.

— Ненавидит? — повторил Исин.

— Какая проблема? — вопросили все остальные разом, заглушив вопрос Исина.

— Тот кадр, — Чонин выразительно ткнул пальцем в направлении потолка, подразумевая жертву на втором этаже, надёжно прикрученную к кровати. — Я его развязал, кстати. Так вот...

— Он хочет увидеть снимки? Не верит? — предположил Сэхун.

— Если бы. — Чонин выдвинул свой законный большой стул и упал на него. — Всё сложнее, чем мы думали.

— В смысле?

— Он ничего не помнит.

— Было бы странно, если б он помнил, как ты ему ноги раздвигал. Он же был в отключке.

— Фань, тебе не интересно? — потормошил Фаня Бэкхён.

— Нет. Здесь все психи, я уже привык. Только Исина жалко.

— Почему Исина?

— Потому что. Отстань, мурзилка.

— Кто мурзилка? Ну всё...

Стихийно возникшая за столом потасовка отвлекла всех от проблемы, а вернулись к проблеме уже после того, как разняли дерущихся и рассадили Фаня и Бэкхёна подальше друг от друга.

— Так что там про «не помнит»? — напомнил о важном Чанёль.

— Всё, — вздохнул Чонин. — Он вообще ничего не помнит, даже своего имени. Наверное, это из-за удара по голове. Говорят, в таких случаях иногда люди теряют память.

— Надолго?

— На пару дней и дольше. Иногда совсем. Не знаю, я же не доктор. Так-то он в порядке, вроде, хотя ему плохо, но это... гм... похмелье. Может, и из-за удара тошнота, если есть сотрясение. Неважно. Короче, он ничего не помнит. Поэтому... — Чонин едва заметно улыбнулся.

— Ненавижу, когда ты так делаешь! — указав на Чонина ложкой, заявил Чанёль.

— А я обожаю, — просиял Бэкхён. — Папочка придумал что-то коварное и очень весёлое, да?

— Папочка нашёл вам мамочку, правда, мамочка пока ещё не знает об этом.

— Я отказываюсь от такой мамочки, — гордо скрестив руки на груди, отрезал Сэхун. — Он дал мне пинка под зад перед Рождеством.

— А ты думаешь, быть мамочкой всей этой оравы — это синекура? — хитро прищурился Чонин. — В любом случае, мне надо снова в клуб. У Чанёля напряги на работе тоже вот-вот начнутся. У Тао смены по расписанию. Ты один свихнёшься тут просто. За детьми же смотреть надо хоть как-то. Пускай этим занимается... Как мы будем мамочку называть-то?

— А как зовут это счастье? — хмуро вопросил Фань.

— Лу Хань, — ответил ему Чанёль. — И мамочка — китаец. Как Тао.

— Будет Ханни, — подытожил вертевшийся на стуле Бэкхён.

— Отлично. Так вот, Ханни будет помогать Сэхуну. — Чонин поставил локти на стол и продолжил с улыбкой: — Итак, мы с Ханни вступили в брак год назад в Вегасе. Сэхун-и, ты старший его ребёнок и любимец.

— Почему это?

— Потому что вы чем-то похожи, — пояснил вместо Чонина Тао и выразительно поводил пальцем перед лицом, намекая на внешнее сходство.

— Точно, — подтвердил Чанёль. — Что-то эдакое есть.

— Чудесно, а нашего любимого Ханни не смутит моя фамилия? — прорычал Сэхун, не испытывавший ни малейшей радости от перспективы обзавестись мамочкой.

— У тебя фамилия по матери, ибо Ханни расстался с ней после твоего рождения. Для большего драматизма, скажем, она сбежала, бросив бедного Ханни с маленьким Сэхун-и на руках.

— Сейчас зарыдаю от жалости к самому себе, — мрачно пробурчал Сэхун. — Что дальше?

☆

Хань с опаской косился в сторону рослого смуглого парня, притащившего ему стопку аккуратно сложенной одежды. Брюки и свитер подошли вполне. Хань выпрямился и повернулся к незнакомцу. Тот — вопреки логике — казался одновременно и незнакомым, и смутно знакомым.

О том, что его самого зовут Лу Хань, Хань узнал именно от этого смуглого парня, когда только проснулся. К слову, проснулись они вместе в одной постели, но сам этот факт Ханя не шокировал. Впрочем, в тот миг он не думал об этом. Он вспоминал, то есть, пытался.

— Ты говорил, как тебя зовут, но я...

— Чонин, — не дослушав, назвал своё имя знакомый незнакомец и широко улыбнулся. Если за секунду до этого он казался Ханю мрачным и сердитым, то теперь...

— И кто же ты, Чонин?

Хань понимал, что ничего не помнит, более того, с помощью зеркал в ванной он сам рассмотрел след от удара на голове, да и Чонин сказал ему о нападении, но ответ Чонина всё равно Ханя ошарашил.

— Твой муж.

— Чего? — Хань слепо повёл рукой в воздухе.

— Водички?

— Нет, спасибо, мне бы стульчик...

Чонин сделал пару шагов, остановился перед Ханем, поймал его руки своими, осторожно усадил на край кровати и опустился на колено.

— Меня ты помнишь? Хоть что-нибудь?

— Ничего не помню. Совсем, — тихо отозвался Хань, пытливо вглядываясь в резкие черты Чонина. Парень не то чтобы не в его вкусе, но... Вот когда улыбался — другое дело, а так...

— Мы поженились в Вегасе год назад. Свадьбу-то помнишь?

Хань помотал головой. Вот чёрт, они, что же, в самом деле женаты?

— Ладно, ты можешь не помнить меня, но детей-то помнишь?

— Чьих детей? — пришёл в ужас Хань. Не могли же они всего за год брака... Хотя при чём тут это? У них физически не могли родиться дети! Выжившие познания Ханя в медицине утверждали, что для появления детей необходимы яйцеклетки, одних сперматозоидов для такого подвига маловато будет.

— Твоих детей. У тебя их восемь.

— Сколько? — Хань зажал рот ладонью, едва осознал, что практически кричит.

— Восемь, — тихо повторил Чонин и погладил Ханя горячей ладонью по щеке. А Хань был настолько оглушён и морально раздавлен количеством детей, что даже не подумал отстраниться. Лишь лениво отметил, что у Чонина кожа на руке шершавая, но прикосновение всё равно приятное. — Они очень волнуются и хотят тебя увидеть. Сможешь поздороваться с ними? Они уже знают, что ты, скорее всего, и их забыл. Пойдём? Поздороваешься с ними и познакомишься ещё раз. Или, может, вспомнишь даже.

Чонин заставил Ханя встать и потянул к двери. У порога Хань упёрся ногами в пол и помотал головой.

— Восемь? Правда?

— Правда. Твоих — семь. Восьмой приблудный, ты его усыновил.

— Я его... что? Но почему?

— Сейчас всё узнаешь. Идём.

В коридоре их ждала толпа. И, будто подкарауливая именно этот торжественный момент, Мён врубил звук. Хань чуть не подскочил до самого потолка, когда внезапно раздался пронзительный детский вопль в соседней комнате.

— Что это?

— Младшие, забудь. — Чонин подтащил его к высокому парню с голливудской улыбкой. — Это Чанёль.

— Угу... Тебе не кажется, что он несколько староват для ребёнка? — недобро прищурил глаза Хань.

— Кажется. Но он не ребёнок. Это мой кузен. Он просто с нами живёт в этом доме и помогает с детьми.

— О, вот как...

— Ханни, выглядишь хорошо. Голова не беспокоит, надеюсь? Дети жутко по тебе скучают, — зачастил Чанёль и постарался незаметно убить Чонина взглядом, но едва сам не погиб от ответного «выстрела» из-под длинных тёмных ресниц и выразительного жеста — ребром ладони по горлу.

— Теперь можно перейти к детишкам. Вот твой старший, Сэхун-и. Сэхун-и, улыбнись мамочке.

Высокий светловолосый парнишка растянул губы в улыбке, больше похожей на оскал, и неловко обнял Ханя. Хань же отстранился, осмотрел нескладного Сэхуна с головы до ног и уточнил:

— А сколько ему лет?

— Пятнадцать, — соврал Сэхун, не моргнув и глазом. И Чонин тут же показал ему украдкой оттопыренный большой палец.

— Только посмотри, как сильно на тебя похож. — И Чонин коротко изложил ту самую душещипательную историю о сбежавшей супруге и брошенных Хане и младенчике Сэхуне.

После Хань таращился на Тао. Тао на пятнадцать не тянул вообще никак, зато китайские корни в его роже просматривались прекрасно с любого ракурса. Это было так противоречиво, что Хань не знал, что ему думать.

— Это приблудный, я тебе говорил.

— А-а-а, — понимающе протянул Хань, хотя он ни черта не понимал.

— Понимаешь, Тао — парень Сэхуна, поскольку они всё равно вместе, ты решил его усыновить. Ну он ещё и китаец, кстати, а китайцев среди твоих детей мало, вот ты и...

Чанёль выразительно закатил глаза и повертел пальцем у виска. «Ты что несёшь?»

Чонин пожал плечами и чуть развёл руки в стороны. «Я импровизирую. Не мешай или сам ври дальше».

Хань уставился на Фаня и сглотнул.

— Это тоже мой...

— Да. От второй жены. Актриска из Гонконга. Или не из Гонконга, но китаянка. Это Фань. Видишь, он тоже в тебя пошёл. Фань, обними Ханни.

Фань послушно обнял Ханя и почти сразу удрал за спину Чанёля, оставив на растерзание Бэкхёна. Тот смотрел на Ханя исподлобья и заговорил раньше, чем Чонин успел что-то сказать.

— Нас с мамой ты сам бросил. И меня не забирал. После смерти мамы меня забрал папочка. И я по тебе не скучал!

Бэкхён вцепился в руку Чонина, всем видом подчёркивая, что он ребёнок не Ханя. Чонин с тихим смешком подхватил его и выпрямился, удерживая хрупкое тельце на руках.

— Это Бэкхён. Он очень самостоятельный. Думаю, того, что он сказал, достаточно. — Чонин кивнул в сторону красивого мальчика с задумчиво-печальными глазами. — Это Исин. От четвёртой жены. Она тоже была из Китая.

— Опять актриса? — обречённо уточнил Хань.

— Нет, певичка из кабаре, — пробурчал Сэхун.

— Он терпеть её не мог, детская ревность, — прошептал Ханю на ухо Чонин, согрев кожу горячим выдохом. Хань едва не шарахнулся в сторону от неожиданности и от смешанного впечатления.

— А это...

— Чондэ. От пятой жены. Она была кореянкой. Вы развелись с ней четыре года назад. Кстати, Фань, Бэкхён, Исин и Чондэ очень голосистые, даже занимаются музыкой. Они могут спеть для тебя, хочешь?

— После того, как закончит петь кто-то ещё, — поморщился Хань. Только тогда Чонин вспомнил об орущем Мёне и дрыхнущем Мине.

— А, да. Близняшки.

— Что? — опешили сразу все, потому что в планах Мён и Мин близняшками не были.

— Близняшки Мён и Мин. От твоей последней, шестой, жены. Она их родила и сиганула с моста.

— Почему? — вытаращил глаза Хань.

— Потому что узнала, что ты гей и больше не можешь спать с женщинами. Идём!

Чонин буквально втолкнул остолбеневшего «супруга» в спальню мелких, но его самого поймал за шиворот Чанёль и прошептал на ухо:

— Близняшки?

— Я забыл тот бред, что мы придумали про седьмую жену. Кроме того, они мелкие совсем, на рожах у них не написано, кому сколько лет, габариты одинаковые. Не паникуй, Ханни не похож на спеца по младенцам.

Тут к Чонину протолкался Чондэ:

— Папа, а у нас проблема.

— Какая?

— Учитель музыки.

— Твою...

— Чонин, а кто из них Мин, а кто Мён? — отвернулся от люльки с мелкими Хань. — Такие крохи...

— Сэхун, Тао, помогите мамочке, — велел Чонин. — Их как раз надо кормить. Ханни, мы сейчас!

И Чонин ловко захлопнул дверь, оставив в комнате Ханя под надзором «старших деток».

— Учитель музыки... Чёрт, он же не видел тут Ханя никогда. И если Хань спросит его...

— Хуже того, фото этого придурка мелькало в газетах. И по телевизору его ж показывали наверняка. Вдруг Кёнсу его узнает? — предположил Чанёль.

— Надо убирать учителя музыки, — решительно подытожил сидевший у Чонина на руках Бэкхён. — Если не убрать, весь спектакль псу под хвост...

— Что значит «убирать»? — заволновался Чанёль.

— Дать чем-нибудь по башке, завернуть в одеяло и затолкать в подвал или на чердак, — вдруг предложил Исин. Фань задумчиво пощупал его лоб ладонью.

— Вроде бы нет жара...

— Я хочу, чтобы у меня была мамочка, — грустно пробормотал Исин. — Если дело только в учителе музыки... нафиг учителя музыки тогда.

— Похвальная целеустремлённость, — признал Чонин. — Не надо давать учителю по башке. Надо что-то похитрее придумать... Кстати!

Бэкхён уставился на него в ожидании продолжения. Вместо продолжения Чонин с подозрением осмотрел Чанёля.

— Что? — заподозрил неладное тот.

— Ничего. Ромео, ты ещё Ромео? Или завяли помидоры?

— Он ещё Ромео, — сдал Чанёля Чондэ. — Он в ванной пялился на фото и делал что-то подозрительное. Что он там делал, я не рассмотрел, но на фото был учитель музыки. И когда учитель приходит, этот Ромео всегда за нами шпионит.

Чонин заинтересованно осмотрел Чанёля ещё раз. Тот постепенно приобретал чудный малиновый оттенок, начиная с торчащих ушей.

— Отлично. Когда Джульетта взойдёт на наше крыльцо...

— Уже почти, — выглянув в окно, прокомментировал Чондэ.

— Постучит в дверь, — невозмутимо продолжил Чонин, шагнув к лестнице. И все потопали следом. — Дверь Джульетте откроет Ромео. То есть, Чанёль. У нас цветы есть вообще?

— Только кактус возле компа Сэхуна. Но, кажется, он загнулся, — пробормотал с досадой Фань и добавил: — Не Сэхун. Кактус.

— Кактус не считается, надо с цветами. Чтобы красиво.

— Так красивый был кактус, — обиженно надул губы Фань. — Цвёл так, что закачаешься. Правда, с-с-сука, стебучий.

— Какой? — не понял Чонин.

— Ну если вот кончиком пальца хоть разок тронешь, то к концу дня чесаться будешь весь — с головы до ног. Где-то неделю эти крошечные иголочки расползаются по всему телу.

— Откуда ты знаешь?

— Потрогал. Потом спросил у учителя в школе, что это за ерунда такая, и проверил в сети. Неделю или даже полторы. И хорошо, что тот кактус загнулся. Знал бы заранее, помыл бы руки сразу после того, как потрогал. Но я же не знал, потрогал щеку — она стала чесаться, потрогал подбородок — и он зачесался.

— Не хочу знать, что ты не трогал, — перебил Фаня Бэкхён. — Что вручим Ромео, если цветов нет?

— Вкусняшку? — предложил Чондэ, сгонявший в гостиную и притащивший блюдо с пирожками. — Он же сам готовил. А учитель тоже, вроде бы, кулинарией увлекается.

— Точно! — подтвердил Бэкхён.

— Я боюсь этих деток, — обречённо простонал Чанёль, когда Чондэ впихнул ему в руки блюдо с пирожками.

— Уймись. Сейчас выйдешь, угостишь учителя и пригласишь на свидание...

— Что? — Чанёль в ужасе уставился на Чонина.

— Ничего. Уведи его куда-нибудь. Мне всё равно, куда. И мне всё равно, как ты это сделаешь, но через минуту его здесь быть не должно.

— Но у него же урок!

— А ты скажи, что детей скосила... скосила... — Чонин попытался вспомнить какую-нибудь детскую болезнь, не смог и подытожил: — Скажи, что детей скосило. Лежат с температурой, кашляют, уши заложены — заниматься музыкой никак не могут, короче.

— И как ты себе...

В дверь постучали, после чего Чонин немедленно повернул ручку и потянул на себя. Оставаясь под прикрытием двери, он выпустил ручку, ухватил Чанёля и толкнул вперёд, тот машинально сделал два шага и замер перед глазами учителя музыки, держа на вытянутых руках блюдо с пирожками.

«Моя прелесть...» — намертво засело в голове у Чанёля. Сердце бешено колотилось, словно пыталось выпрыгнуть из груди. Всё остальное у Чанёля окаменело.

Чонин покачал головой, отпустил Бэкхёна, сделал шаг к Чанёлю и, по-прежнему оставаясь под прикрытием двери, наподдал коленом под зад страдающему от немоты «Ромео», тот вылетел на крыльцо, едва не наступив Кёнсу на ногу.

— Простите... Извините... Вы не ушиблись? Я такой неловкий! — тут же зачастил Чанёль. И Чонин с довольной улыбкой запер дверь. Бэкхён проскочил мимо и прижался ухом к замочной скважине.

— Эй...

— Ну интересно же!

Чонин вздохнул, а через секунду сидел рядом с Бэкхёном и подслушивал.

— А с чем пирожки?

— О, сейчас я вам всё расскажу! — Восторженный голос Чанёля прекрасно было слышно даже внутри дома. — Обычно кладут какое-нибудь мясо, но это глупо. Чтобы было вкусно, надо брать в равных частях свинину, говядину, мясо птицы и рыбу.

— Рыбу?

— Да. Можно конину вместо рыбы, если есть.

— Конину?

— Да-да, это очень вкусно. Да вы пробуйте, не стесняйтесь. Мы можем сходить в один ресторан... Тут недалеко как раз. Сегодня у них мероприятие интересное. Они составили новое меню и поэкспериментировали с рецептами. Хотите?

— А дети? У нас ведь занятие...

— Детей скосило, они не могут сегодня заниматься.

— Что, прямо всех скосило?

— Поголовно.

— А врача вызвали? Это же эпидемия какая-то, наверное...

— Врач уже едет. Так вы пойдёте со мной в ресторан?

— Ну...

— Ну пожалуйста! Со мной никто не говорит о еде так, как вы!

— Кто ж так на жалость давит? Пф... — Бэкхён смешно наморщил носик. — Всему учить надо...

— Ну хорошо. Только вы так и пойдёте? С блюдом в руках и без куртки?

— Вот чёрт... — Чонин торопливо отпер дверь и шагнул назад, увлекая за собой Бэкхёна. Предусмотрительно, ибо Чанёль так радостно влетел в дом, что их могло запросто зашибить дверью насмерть. Он сунул блюдо в руки Чонину, едва не натянул куртку Тао, спохватился, взял свою, попытался одновременно надеть куртку и жестами объяснить, что всё прошло удачно, что Кёнсу «о-го-го!» и вообще...

— Да-да, иди уже, пока он тихо не улизнул, — брякнул Чонин с коварным умыслом.

Чанёль побледнел и кинулся на крыльцо в том виде, в каком был.

— Да не спешите так, у вас же куртка... А шарф? Повяжите обязательно, сегодня очень холодно...

Бэкхён наигранно смахнул пот со лба.

— Одной проблемой меньше. Интересно, мамочку ещё не прикончили орало и соня?

— Кстати, да, — Фань, всё это время сидевший на нижней ступеньке лестницы, вскинул голову. — Тихо как-то.

— Подозрительно. Жутко даже, — подтвердил выглянувший из гостиной Чондэ.

Исин молча смотрел на Чонина с таким несчастным видом, что оставалось только стучаться головой в стенку и каяться во всех смертных грехах.

— Ладно, идём к мамочке.

Всей толпой они вломились в спальню мелких и полюбовались на идиллию: Хань сидел в кресле, а по нему ползали мелкие засранцы. Молча ползали. И даже Мин ползал, а не спал, как обычно.

Чонин бочком придвинулся к Сэхуну и шёпотом уточнил:

— Что тут у вас было?

— Ничего. Ему просто захотелось взять одного на руки. Второй тоже попросился. Закончилось вот этим. Сам видишь.

Хань вскинул голову, уставился на Чонина со странным подозрением и вдруг спросил:

— Эти двое от какой по счёту жены?

Чонин мысленно быстро загнул пальцы.

— От шестой.

— Угу. Знаешь, я вот чего никак понять не могу... Если я гей и живу с парнем теперь, то на кой чёрт я шесть раз женился?

— Пять раз, — поправил Чонин, лихорадочно размышляя над ответом.

— Об этом мы как-то не подумали, — выразительно проартикулировал ему губами Тао, повернувшись спиной к Ханю.

— Но ты же сказал...

— На шестой ты не был женат. Официально — не был.

— А-а-а, мудро... Но тем не менее... Почему я связался с такой толпой женщин?

— Понимаешь... — Чонин подошёл к нему, аккуратно отобрал малышей и отправил в колыбельку, — я не думал, что ты забудешь вообще всё. Хотя о чём я, мне и в голову не приходило, что ты память потеряешь. Мы с тобой встретились два года назад. До этого ты встречался... с другим парнем.

— О? — Хань широко раскрыл глаза, узнав о себе так много нового.

— О! — с одобрением воскликнул Тао.

— Ого, — с непередаваемым выражением «а он не промах» протянул Сэхун.

— В пять обед, не мешает накрыть на стол и подготовиться, а мне надо поговорить с мамочкой. Брысь!

Дети мигом удалились и бесшумно прикрыли за собой дверь, хотя Чонин мог поспорить на что угодно — подслушивали сейчас все поголовно, кроме Чанёля.

— Так вот, — Чонин присел на подлокотник кресла и поймал ладонь Ханя, накрыл своей — горячей, — у тебя раньше был парень, который мечтал о большой семье.

— Э... а он сам не мог наделать себе детей?

Чонин в мыслях старательно пытался отлепить ладонь от собственного лица, а вслух же продолжал от души сочинять.

— Нет, не мог. То есть, он тебе подходил, у вас было всё хорошо, но его семя не давало потомства. Не знаю, почему, ты мне не рассказывал подробностей. Говорил лишь, что ты любил его, поэтому...

— Поэтому заводил детей налево и направо? Боюсь спросить...

— Десять.

— Что?

— Он хотел десять детей, но бросил тебя незадолго до рождения Мёна и Мина.

— О...

— Потом мы с тобой встретились.

— Ага... И тебя не отпугнул выводок в восемь штук? — недоверчиво уточнил Хань.

— Ну... ты не сразу мне сказал, что их восемь. А потом было уже поздно... — Чонин чуть нахмурился и провёл кончиком пальца по светлой коже на тыльной стороне ладони Ханя.

— Почему поздно? — тихим голосом уточнил Хань, завороженно глядя на смуглый палец, рисующий узоры на его ладони.

«Господи, как сказать-то? Нельзя же даже в таком врать...»

— Потому что... я уже не мог тебя отпустить. — Чонин с облегчением перевёл дух — выкрутился.

— Можно тебя попросить кое о чём? — неожиданно спросил Хань.

— О чём? — Чонин с удивлением посмотрел на него.

— Поцелуй меня...

Сначала раздался грохот, затем душераздирающий вопль Мёна, а после распахнулась дверь. Все уставились на сидящего на полу Чонина — он сердито растирал ушибленные при падении локоть и бедро.

— Ну что? Просто упал! Кто-нибудь, займитесь этой волынкой, — он кивнул на орущего Мёна, выдернул из кресла Ханя и поволок за собой в коридор. — Нам надо поговорить!

— Хён, но это наша с Тао комната! — возмутился Сэхун. Чонин и слушать не стал, вломился вместе с Ханем в комнату Сэхуна и Тао и захлопнул дверь. Отчётливо прозвучал скрежет замка в скважине.

— Теперь фиг подслушаем... — поскучнел Бэкхён.

— Почему? — удивился Исин.

— Потому что два этих умника переделали дверь. Она теперь толстая из-за всобаченного между планками матраса. Глушит все звуки. И если вытолкнуть чем-нибудь ключ, мы всё равно ничего не увидим — они там кусок кожи поверх скважины прибили.

Сэхун вперил в Бэкхёна мрачный взгляд.

— Ну а что? Легко же догадаться. Поначалу всё было отлично слышно по ночам. Да и видно временами...

Тао попытался отвесить Бэкхёну подзатыльник, но тот ловко увернулся и пощекотал бок Мёна, заставив его заорать ещё громче и интенсивнее.

☆

Хань невольно отшатнулся к столу у окна, когда Чонин запер дверь и повернулся к нему.

— Что... такое? — озадаченно спросил он.

— Ничего. — Чонин сделал пару шагов и остановился настолько близко, что Хань машинально нашарил рукой край стола и чуть отклонился, потому что отступать уже было некуда. — Ты... твоя просьба... Чёрт!..

Хань с изумлением смотрел, как Чонин проводил ладонью по лицу и в сомнении кусал губы.

— Просто... ты ведь ничего не помнишь, так? Я думал, что тебе нужно время, чтобы...

— По-моему, я куда быстрее вспомню, если буду жить в прежнем ритме, разве нет? — Хань недоумевал, поскольку такой расклад казался ему самому логичным. — Тем более, чувства существуют вне памяти. Кажется. Если ты меня поцелуешь, мне легче будет вспомнить.

У Чонина медленно поползли вверх брови.

— У тебя иная теория? — хмыкнул Хань, пытливо разглядывая каждую чёрточку на смуглом лице. Он медленно протянул руку и кончиком пальца повторил резкую линию от виска по скуле и щеке к подбородку, погладил мускульный дефект в виде косой бороздки на подбородке слева. Справа был такой же, но чуть менее заметный. Они вместе напоминали латинскую V на подбородке, если смотреть прямо в лицо Чонину. Мускульный дефект. И ещё один — в виде ямочки на подбородке.

— Недостаток развития соединительной ткани, — пробормотал Хань, обводя ямочку кончиком пальца.

— Что? — Чонин сжал его запястье, но Хань высвободил руку и вновь прикоснулся к твёрдому подбородку.

— Так считают медики. Они считают, что это, — Хань легонько надавил указательным пальцем на ямочку, — недостаток развития соединительной ткани. Как и это...

Он осторожно тронул косую бороздку справа, потом слева.

— И что из этого? — нахмурился Чонин, в его глазах застыло непонимание.

— В Китае считается, что человек с такой ямочкой на подбородке обладает сильной волей, решительностью, бурным темпераментом и любит действовать. А ещё такой человек чистый и всегда доброжелательный.

— Вот как?.. — Если Чонин и пытался скрыть растерянность, то ни черта у него не получалось.

— Чем заметнее ямочка, тем более целеустремлённый и настойчивый этот человек... Но иногда такая ямочка говорит о хитрости, упрямстве, двуличности, изворотливости и коварстве. — Хань выдержал паузу и кончиком пальца медленно провёл по подбородку Чонина. — О чём же она говорит в твоём случае?

Чонин выдержал его пристальный взгляд, потом левый уголок его рта немного приподнялся в кривой усмешке.

— Ты сам как думаешь?

Хань невольно облизнул губы, потому что Чонин уже пялился именно на них. Ну да, просьбу о поцелуе помнили оба. Хань ещё чуть отклонился назад и нашарил второй рукой край стола.

— Мне кажется...

— Да?

— Кажется... что пополам, — пробормотал Хань, поражаясь тому, как стремительно сокращается расстояние между их губами. — Упрямый, добрый, решительный, но очень...

— Очень?

Хань медленно закрыл глаза, ощутив тепло чужого дыхания на собственных губах. Он сам этого хотел, теперь глупо отбиваться и требовать неприкосновенности. И он надеялся всем сердцем, что сможет вспомнить хоть что-то о себе. Кроме того, мысль о поцелуе — и даже большем — с парнем не вызывала в нём ни отвращения, ни смущения. Значит...

— Очень... — прошептал Хань и вздрогнул от невесомого лёгкого прикосновения, но договорил: — ...хитрый.

Чонин поймал его нижнюю губу, мягко согрел, кончиком языка провёл по верхней за миг до того, как позволил себе сделать поцелуй глубже. И Хань не удержался от тихого стона, ощутив горячие пальцы, запутавшиеся в волосах у него на затылке. Чонин бросил другую руку ему на спину, притянул к себе за пояс и одновременно заставил сильнее отклониться назад. Ещё немного — и Хань улёгся бы на стол, как на кровать. Сначала он цеплялся за плечи, шею Чонина, грел ладони о твёрдые скулы, а потом пытался нашарить руками дополнительную опору за спиной.

Хань ничего не вспомнил, зато осознал, что целоваться с Чонином ему нравится. И нравится так сильно, что он не хотел останавливаться — не сейчас хотя бы. Однако...

— Ой... — Хань отдёрнул руку, наткнувшуюся на что-то мягкое и мохнатое.

— Что...

— Укололо... — Хань озадаченно осмотрел пальцы, не увидел никаких ранок и развернулся к столу. Компьютер, книги, маленький горшок с каким-то почти неживым растением, мохнатым. Хань зашипел от неожиданности, когда вдруг возникло такое ощущение, будто в пальцы вцепилась зубами сотня крошечных демонов и принялась яростно грызть кожу. — Что за...

Он не выдержал и почесал ладонь пальцами другой руки.

— Чёрт, как чешется-то...

Чонин озадаченно смотрел то на него, то на стол. Затем уставился на горшочек с мохнатым растением. Хань яростно почесал обе ладони, застонал и бросил их к губам, чтобы почесать зубами или просто покусать слегка, обычно это помогало, если что-то сильно чесалось.

— Нет, стой!

Чонин не успел, и через минуту Хань пытался почесать ногтями язык и губы.

— Это кактус... — Чонин испуганно пялился на собственную ладонь, которой ухватился за руку Ханя в попытке остановить. Ещё через минуту они чесались оба. — Необычный кактус.

— Хорошо, что мы не успели дойти до минета, — пробормотал Хань, яростно скребущий свитер на груди. — Получилось бы...

— Получится. Когда колючки туда доберутся, — «утешил» его Чонин. — Они сами расползаются по телу. Просто если дотронуться, это происходит быстрее. Сами они дольше.

— Откуда ты знаешь?

— Фань рассказал.

— А ему верить вообще можно?

— Ну... мне он не стал бы врать. Почеши под правой лопаткой, а?

— Тут? — Хань потыкал пальцем в спину Чонина.

— Уже можно и тут...

— Давай в душ, а? Вдруг поможет? Или колючки от воды могут корни пустить?

— Не думаю... Вряд ли бы тогда такие цветочки продавали в магазинах свободно.

Продолжение в комментариях

@темы: ссылки, EXO, KaiLu, OT12, TaoHun, ChanSoo, SeTao, реклама

---

Реклама

# Это фан-соо предназначено для дублирования из архивов работ автора Корейский Песец/Шу-кун/Ie-rey и чтения их на дайри.ру, поскольку сам автор бывает пока на дайри редко и не имеет возможности приносить сюда свои работы. О существовании этого соо автору известно, и он нас не запретил Даже благословил мудрыми словами "Делайте, что хотите, только не домогайтесь!"
# Работы будут дублироваться по фандому EXO

@темы: ссылки, EXO, реклама

---

EXO - фанфик. Первая книга Симпатики ♥

Первая книга Симпатики, полная версия + коллажи/иллюстрации

20.02.2015 в 06:38

Пишет  Корейский Песец Шу:

Симпатика (КайЛу) Мастер-пост

Название: Симпатика - 1. Книга Ханя и Кая
Автор: Корейский Песец/Шу-кун/Ie-rey
Пейринг/Персонаж: КайЛу, Бэкхён, Чондэ, Минсок, Сэхун/Тао, Сухо
Рейтинг: NC-17
Жанр: соц. НФ, биопанк, романс, драма, юмор, АУ
Размер: макси
Коллаж/арт: Areum//Румба Каталана
Предупреждения: Кай и Ким Чонин в этой истории... Нет, речь не идёт о раздвоении личности или близнецах, всё несколько сложнее, тем не менее, фактически тут два пейринга: Кай/Лу Хань и Чонин/Лу Хань.
Размещение: запрещено
Авторские примечания: Глава 1 Книги Бытия... Нет безупречного и верного кодекса поведения. Каждый поступок любого человека несёт в себе как положительные моменты, так и отрицательные. И вся наша жизнь ― это сумма положительных и отрицательных последствий всех наших поступков. Чего же было больше, зависит от того, насколько вы гордитесь проделанным путём или насколько вы его стыдитесь.
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/2290551

Пролог
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20

или по тэгу Симпатика

Ожидается Симпатика - 2. Книга Чонина и Ханя

---

EXO+SHINee - фанфик + коллаж

18.02.2015 в 06:30

Пишет  Корейский Песец Шу:

Долька лимона (КайТэ)

Название: Долька лимона
Автор: Корейский Песец/Шу-кун/Ie-rey
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Тэмин
Рейтинг: 13+
Жанр: романс, мистика, ангст, АУ
Размер: мини
Коллаж/арт: Areum/паблик Румба Каталана
Предупреждения:
Размещение: запрещено
Авторские примечания: по заявке: любая комбинация пейрингов. Персонаж 1 знает, что у персонажа 2 ядовитый поцелуй, но тем не менее очень хочется его поцеловать
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/1391721/3995218#part_conten...

Долька лимона

В стакане с коктейлем "Сладкие чары" плавала долька лимона.

Оккультизм или прочие подобные штучки, призванные впечатлять нежные натуры, никогда не интересовали Тэмина. Когда кто-нибудь из знакомых или друзей шикал на него и вслушивался в зачитываемый по радио гороскоп, он презрительно фыркал и отворачивался.

А потом он неудачно сломал ногу: осложнения, туманные прогнозы, незавидная участь ― полный набор, способный сломать любую жизнь. И ему стало вдруг всё равно, только потому и позволил отволочь себя к знахарю. Тот ничего не резал, не ломал заново, просто посмотрел, порисовал узоры водой на коже, а на следующий день... Да, вот прямо так ― за один день. И не верить в это стало сложно. С того дня нога ещё ни разу его не подвела: никаких напоминаний о травме, не ныла перед дождём ― вообще ничего, как новенькая. И он перестал насмехаться над суеверными людьми и теми, кто верил во всякую мистическую чушь.

Одно знакомство, другое, пятое ― так он и оказался в месте, где подавали коктейль "Сладкие чары". Один глоток ― и ночь превращалась в сказку, что завершалась на рассвете. Сказку, сотканную из истинных желаний человека, счастливую и опасную одновременно.

Тэмин всегда удивлялся плавающему в стакане ломтику лимона. Потом ― перестал. Наверное, это был его персональный лимон. Лимон как сказка, а сказка как лимон ― кислая до горечи, но всё равно никак не устоять ― обязательно надо попробовать на вкус, даже зная, что будет горько.

И Тэмин одним глотком осушил стакан, чтобы поймать губами дольку лимона и прикрыть глаза в предвкушении.

И когда он глаза открыл, то увидел вновь... Кая. Тот стоял у стола с рулеткой и негромко переговаривался с почтенной дамой в вызывающем розовом наряде. Взгляды всех сейчас были прикованы к Каю, Тэмин точно это знал, ощущал кожей. Год назад он даже не подозревал, что в его представлении идеал выглядел именно так: высокий, грациозный, смуглый, наполненный страстью и стеснительностью ― точно поровну, с лицом, выточенным изо льда, и глазами, в которых горел огонь. Весь облик Кая будто бы говорил: "Я бесконечно далёк от тебя", а глаза шептали: "Иди ко мне". Сотканный из противоречий образ, изысканное совершенство, отравленное ядом.

Тэмин легко бы пережил любой изъян в нём, закрыл бы глаза на любой недостаток, лишь бы изменить то, что изменить не мог. Насмешка судьбы ― узнать собственные желания и не иметь возможности к ним прикоснуться. Кай воплощал его истинные желания, был его мечтой, реальной в эту ночь, но недостижимой ни сейчас, ни завтра, ни послезавтра ― никогда. Тэмин знал, что заплатить за эту мечту придётся жизнью. Всего один поцелуй ― этого достаточно, чтобы лишиться и Кая, и жизни.

Тэмин уже год приходил в этот бар, уже год заказывал "Сладкие чары", чтобы попробовать на вкус свой персональный лимон: посмотреть на Кая из тени, услышать его голос и громкий смех, помечтать о вкусе его губ и большем, гораздо большем, представить на время, что они знакомы, что они могли бы...

Могли бы. Если бы цена была иной.

Но они не могли, поэтому Тэмин только смотрел из теней, не решаясь подойти и заговорить с Каем, и тот по-прежнему не знал о его существовании, не знал о чувствах, что буквально разрывали Тэмина на части.

Но так хотелось... И так жестоко приходилось себя удерживать от опрометчивого шага. Тэмин знал, что стоит дать себе малейшее послабление, подойти, заговорить... и противиться искушению будет невозможно, он обязательно сломается ― потом или сейчас, неважно, когда именно, но сломается и поддастся чарам, наплевав на цену.

Тэмин терпел, сидел в тенях и смаковал свою дольку лимона, чтобы уйти на рассвете совершенно разбитым и растоптанным, склеить за день осколки сердца, и ночью вновь подставить его под удар. Когда-то это казалось ему безумием, он пытался забыть дорогу сюда, пытался жить, как все живут, но не смог. Визиты в сказку стали единственным "изощрённым" спасением. Если нельзя никогда, то хотя бы быть рядом и смотреть ― это лучше, чем ничего.

И Тэмин знал, что завтра придёт сюда опять, будет смотреть, желать, грешить в мыслях и без слёз рыдать от этой невыносимой боли. От боли, которую он величал счастьем, как вконец спятивший безумец.

Он не любил думать, на какой срок его хватит, просто знал, что страдать вечно нельзя. Однажды точку поставить придётся ― это неизбежно.

Когда смотреть стало невыносимо больно, Тэмин ушёл в туалет. Склонившись над раковиной, яростно плескал в лицо холодной водой, будто надеялся так погасить пламя, выжигающее его изнутри. Конечно же, это не помогало и помочь не могло, но он хотя бы взял себя в руки и криво улыбнулся собственному отражению в зеркале.

Он толкнул дверь и врезался в собственную мечту, едва не упал, потому что колени подогнулись сами по себе от внезапно накатившей слабости ― никогда прежде он не видел Кая так близко.

― С вами всё в порядке? ― Участие в низком голосе, на губах проблеском робкая улыбка.

Тэмин точно знал, что поставить точку всё равно придётся ― рано или поздно. И кто знает, каким он будет "поздно". Возможно, напрочь лишится рассудка. Тогда, быть может, лучше раньше, чем позже?

Кай молча смотрел на него, и Тэмину чудился всё тот же шёпот: "Иди ко мне". Бросить ладонь на затылок, запустить пальцы в тёмные пряди и притянуть к себе вышло проще, чем он думал. А после мягкого лёгкого поцелуя стало сладко. Так сладко, что одного раза показалось ничтожно мало. Пятый или десятый поцелуй ― какая разница, если Тэмин заплатил жизнью всего за один? Куда важнее было то, что его не оттолкнули, не прогнали, а ему ответили, сжали в объятиях, словно ребёнка.

Что ж, со страстью он точно не промахнулся, поэтому спокойно закрыл глаза и позволил затянуть себя в пламя.

Умирать оказалось совсем не так страшно, как говорили. Тэмин согласился бы так умирать каждый день.



Очнулся он почему-то не в раю, а в собственной постели, слабым и разбитым, полдня ходил, как пришибленный, по квартире и пытался понять, что это было. Пересчитал наличность, осмотрел обувь и одежду ― всё указывало на то, что накануне он совершал вылазку за очередной порцией "Сладких чар". Но если совершил вылазку и позволил себе ядовитый поцелуй, то какого чёрта?..

К вечеру он собрался, вызвал такси и отправился по знакомому адресу, чтобы выяснить, что же произошло.

Он вылез из салона под дождь и промчался под аркой, выскочил с другой стороны и озадаченно осмотрелся. Там, где только вчера сияла всеми цветами радуги нарядная вывеска, болталась кривая табличка "Сдаётся". Пышное и чистое крыльцо внезапно стало затрапезным, с оббитыми ступенями. Резная дверь исчезла, уступив место глухой железной. Тэмин просто не узнавал этот дворик, зато почувствовал, как из него словно бы выпустили весь воздух. Он, пошатываясь, шагнул к крыльцу и опустился на ступеньку, закрыл ладонью глаза, потёр, огляделся опять, но ничего не изменилось. Бара со "Сладкими чарами" больше не существовало. Это мог бы быть сон, но разве сон длится год? А если не сон, то почему он здесь и всё ещё дышит?

― С вами всё в порядке? ― Тэмин с тоской уставился на появившиеся в поле зрения ярко-жёлтые кроссовки.

― Эй, ты чего прицепился к парню?

― Кажется, ему плохо... Вы меня слышите? ― Кто-то опустился на корточки и заглянул ему в лицо.

До боли знакомая робкая улыбка, не слишком удачная стрижка и кое-как залепленная пластырем ссадина на скуле. Но всё те же изысканные черты в каких-то двадцати сантиметрах от глаз Тэмина.

― Вам чем-нибудь помочь?

Этот Кай казался намного более реальным, но не менее желанным, чем тот, что был рождён магией "Сладких чар".

― Вам помочь добраться домой? Или, может, лучше вызвать...

― Буду признателен, ― выпалил Тэмин. Ему совершенно точно не требовалась скорая, зато живая мечта рядом ― очень даже. И плевать, если цена столь же высока.

― Чонин... ― растерянно позвали какие-то ребята от арки.

― Да всё нормально, я просто провожу его и вернусь, ― отмахнулся "Кай" и протянул ладонь Тэмину. Потом они молча шли по улицам, и Тэмин не замечал моросящий дождик, просто смотрел на профиль Кая и не отпускал его руку. До двери нужной квартиры они добрались как-то слишком уж быстро. Но когда Кай ― или Чонин ― отвесил неловкий поклон и вознамерился уйти, Тэмин поймал горячую ладонь обеими своими и удержал.

― Чашечку кофе? ― брякнул он первое, что пришло на ум.

"Сладкие чары" могли быть сном или ещё какой чертовщиной, но, по крайней мере, они кое-чему научили Тэмина: человек счастлив тогда лишь, когда готов платить любую цену за свои мечты и не отпускать их.

А долька лимона просто оттеняет сладость и позволяет сделать выбор.

@темы: ссылки, кроссовер, фанфики, EXO, KaiTae, SHINee

---

EXO - фанфик + коллажи

19.02.2015 в 11:22

Пишет  Корейский Песец Шу:

Хикиваки (КайЛу) Мастер-пост

Название: Хикиваки (мастер-пост)
Автор: Корейский Песец/Шу-кун/Ie-rey
Пейринг/Персонаж: КайЛу, Бён Бэкхён, Пак Чанёль и фоном другие
Рейтинг: NC-17
Жанр: псевдобэнд/бэндАУ, романс
Размер: миди
Коллаж/арт: Areum/Румба Каталана
Предупреждения: псевдо-бэндфик или бэнд-АУ, кинки
Размещение: запрещено
Авторские примечания: история о жизни айдолов, о соперничестве и о светлых пятнах даже на обратной стороне солнца.
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/2293401

Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10

или смотреть по тэгу Хикиваки

Коллажи от РК делают мне хо-ро-шо-о-о

Коллажи к фику "Хикиваки" + 3 штуки

@темы: ссылки, коллажи, EXO, KaiLu, мишколени, fanfiction